Василиса Премудрая. Нежная жуть в Кощеевом царстве (СИ) - Огинская Купава - Страница 19

Про Полоза я бы тоже хотела послушать, его-то я еще не видела, мнение о нем испортить не успела, но Аспид говорить отказался. Обмолвился только, что младшенький совсем дурной, по стопам отца пошел и девке какой-то сосватанной в Тридесятом царстве, глазки строит, да за околицу ее шепотом выманивает.

Расстались мы почти довольные друг другом. Я узнала, что Тугарин в несмышленом детстве пугался и плакать начинал, когда ноги у него срастались в длинный черный хвост, а Горыныч в наморднике ходил из выделанной, зачарованной кожи, пока учился пламя свое контролировать. И только Полоз был умничкой…пока человеческой девицей не увлекся.

Казалось, что Аспид просто пришел выговориться, будто не с кем ему было о наболевшем поговорить. И ощущение это лишь усилилось, когда по завершении разговора он все исписанные мною листки с собой унес.

Просто подумал немного, сказал «Рано людям еще о таком знать» и забрал всю свою правду с собой.

Бежана, все это время скромно в уголочке просидевшая, и Мыш, из-под шкафа за всем этим наблюдавший (мышыная его природа советовала избегать всех тех, кто на половину или больше состоит из хвоста), лишь согласно покивали в след уползающему Змею.

А я пусть и осталась без истории, зато с приятным ощущением, будто мне сказку рассказали. Странную и не совсем уж добрую, но очень хорошую.

Такие в моем нелегком деле писца были редкостью. Ко мне ж все приходили с нудными жалобами или скучными историями. Никто не влюблялся в человеческих женщин, никто не переживал за своих детей, никто их не ругал и не хвалил. И никто не открывал забавной, но подчас стыдной правды.

Следующая наша встреча с Аспидом случилась очень скоро — вечером, за ужином.

Кощей, по обыкновению своему был неразговорчив, вроде как не голоден и мрачен, будто и не он днём мой пирожок с аппетитом ел, а потом ещё и благодарил. Змеи тушевались, смущенные присутствием отца. Я тоже ничуть расслабленности не чувствовала и ровняясь на Бессмертного к еде почти не притронулась.

Ужин проходил как-то совсем бестолково.

— Что же ты, царевна, не ешь не пьешь? — провокационно полюбопытствовав Аспид.

Сидели три Змея-заговорщика, переглядывались, перемигивались, бесили меня очень своими взглядами. Интриганы чешуйчатые…

И я решила играть по их правилам. Наглой и самодовольной я тоже умела быть. Княжна я, в конце концов, али не княжна?

— Думы меня грустные терзают. — проговорила скромно опустив глаза.

— И какие же? — благосклонно спросил Аспид, охотно вступая в игру. Ну вот и сам виноват. Дал возможность выговориться, теперь пускай слушать. Все они пускай слушают.

И ему, и сыновьям его и даже Кощею, который пусть сам меня во все это не втягивал, но благосклонно наблюдал за тем, как втягивали другие. Вроде как не сильно стремился во мне спасения искать, но на что-то надеялся…

— Да вот понять все пытаюсь, какой же это сложной работой меня ваши сыновья озадачили. Насколько все у вас тут не просто и не погибну ли я, чужую волю выполняя. Все ж таки, проклятие это, видимо, совсем хитромудрое какое-то и не всякая нечисть хочет, чтобы царь их был от беды своей избавлен. Совсем все сложно, а я ничего не знаю. Опасности не представляю и рискую на пустом месте помереть какой-нибудь страшной смертью. А не хотелось бы жизнь свою в самом рассвете губить…

Чистосердечное мое признание было встречено гробовым молчанием, в котором особенно громко прозвучал странный треск — Тугарин, сильнее других прочувствовавший все мои переживания, слишком крепко сжал зубы и раздробил куриную косточку, с которой с аппетитом сгрызал мясо.

А я сидела, разглядывала скатерть и просто радовалась, что с нами нет Мыша. Такие потрясения не для его слабого мышиного сердца.

— И чего ты желаешь? — спросил Кощей. И ничего не выдавало в этом, вечернем Кощее того мирного, вполне располагающего к себе дяденьки, что повстречался мне днем в саду. И взгляд — снисходительный, ленивый, безразличный даже, и гордо расправленные плечи и выражение смертельной скуки на скуластом лице…это был Кощей Бессмертный во всей своей злодейской красе. — Домой вернуться?

— Да хоть бы правду узнать попервой. — отмахнулась я от его предположения, лишь чудом защитный знак в воздухе не начертав. Сейчас, расхрабрившаяся, укравшая откуда-то смелость, чтобы прямо обо всем заговорить, я совсем не хотела возвертаться под батюшкино крыло. К неизбежным розгам, крикам, да свадебке.

— Говорят же тебе старшие, не ко времени это знание. — недовольно сказал Тугарин, отплевавшись осколками куриных костей.

— Почему бы ей не рассказать? — вдруг задумчиво спросил Кощей и Тугарин чуть зубы свои в порошок не стер. — Пусть знает и сама решает, сможет ли мне помочь или лучше прямо сейчас к жениху возвращаться.

— Кош, — с укором протянул Аспид.

— А я согласна! Хорошая идея, давайте мне все расскажем.

Смотрели на меня Змеи как на мелкую вредительницу. Вроде и прибить хочется, потому что зараза, а с другой стороны — жалко, потому что зараза маленькая.

И правды мне ожидаемо не открыли.

Как ни странно, от затеи этой «дурацкой» Кощея отговорил Горыныч. Напомнил, про какой-то уже истраченный шанс, про то, что их осталось всего два и что он не желает видеть, во что его государь под действием проклятия превратится.

Моего же мнения слышать не желали, но я не обиделась. Я-то знала, где можно застать Кощей в гордом одиночестве, вне надзора Змеинова семейства. Главное дождаться, когда ему еще немного жизни захочется и он в сад вернется.

А ждать я умела…вроде как.

Галерея, что тянулась вдоль дикого сада, теперь стала моим самым любимым местом для прогулок. Я могла бродить по ней часами, иногда выходя в сад, кружа по тенистым, заросшим аллеям, пробираясь сквозь кусты или воюя с травой упрямо поджидая свою недокормленную жертву.

Каждую свободную минуту я спешила сюда. На встречах с нечистью сделалась рассеянной и резкой. Часто раздражительной и истории мне рассказываемые, записывала без охоты.

Чем-то даже на Мыша походить стала.

Ходила мрачная, бормотала себе что-то под нос, причем часто и сама не понимала, что бормочу…кажется, возможные проклятия на Кощея примеряла, пытаясь понять, чем его подкосило.

Так запуталась в своей бредовой идее, что однажды, встретив в парке Горыныча, растерялась. Даже чуть не расплакалась, так все плохо было. Я ж другую нечисть искала, а не этого чешуйчатого.

— Ты что это здесь? — спросила его, старательно скрывая разочарование. Ну не виноват же Змей в том, что я тут не его поджидала.

— Тебя разыскиваю. — он ловко скинул с плеча один лук, легко поймав его в падении. — Отец сказал, ты пострелять не против. Пойдем, я наконец лук под тебя отыскал.

— Вообще-то я занята.

— Чем?

Это был плохой вопрос, просто ужасный, потому что ответить на него честно я не могла, а правдоподобной лжи придумать не успела. Пришлось брать задний ход:

— Пошли из лука стрелять, только не жалуйся, когда я тебя уделаю.

Горыныч оскалился, он не верил, что такое возможно.

Но это были уже его проблемы…

Повел меня Змей не на стрельбища, чтобы там на глазах у волков в меткости соревноваться, а в лес, на поляну, где самодельные мишени были навешаны на деревья, а разметки для лучников сделаны из прямо здесь же наломанных березовых веток.

— Надеюсь, ты не попробуешь от меня сбежать. — серьезно ответил он на мой удивленный взгляд. Горыныч привел меня в лес полные низшей нечисти, с которой даже Кощей не договорится. Они уважают лишь силу и не приемлют слов, какими бы правильными те не были.

— Дура я от тебя сбегать что ли? Знаю, между прочим, что может в лесах водиться, чай не всю жизнь в горнице просидела, — проворчала я, протянув руку за луком. — Дай сюда.

Горыныч подчинился, мой лук мне отдал, свой с плеч сбросил и колчан из-за спины потащил.