Жена Болотного царя - Огинская Купава - Страница 47
- Предыдущая
- 47/61
- Следующая
Щупальце упрямо и очень уверенно, подтаскивало меня к огромному, раздувшемуся шару, бледно сияющему синими, пульсирующими сосудами, а посередине этого шара зияла круглая, полная зубов пасть. Дружелюбно открытая по случаю скорого обеда.
Еще два рывка я просто тупо пялилась на острые, треугольные зубы, несколькими рядами уходящие в глотку.
Не сразу удалось вспомнить, что обед сегодня как раз таки я, и если в моих планах на завтра не значилось медленное и ленивое переваривание в этом раздутом монстре, то нужно что-то делать.
У меня хорошо получалось визжать, но еще лучше вышло освободиться. С коротким всхлипом согнувшись, на пару секунд прекратив орать, я попыталась отодрать от своей ноги эту жуть, или хотя бы чуть ослабить хватку, чтобы просто снять сапог. Лучше я буду босиком тут бегать, чем вообще уже никогда не буду бегать. Ладонь прострелило острой болью, но я почти не обратила на нее внимания, занятая попытками спасти свою жизнь.
Приятной неожиданностью стало странное шипение, непередаваемое, не похожее ни на что. Так во всяких фильмах ужасов озвучивают смерть какого-нибудь мерзкого чудища. С визгом, бульканьем, нечеловеческими подвываниями.
Кольцо, которым я коснулась щупальца, оставило на нем маленькую подпалину. Недостаточную, чтобы чудище меня выпустило, но вселяющую надежду на спасение.
Вцепившись в щупальце, я крепко его сжала, борясь с гадливостью. Скользкая, холодная плоть дрожала и извивалась в руках.
Земля, если эту черную, твердую как камень субстанцию вокруг, можно было назвать землей, задрожала вокруг шара с зубами.
Вслед за первым, ухватившим меня, на свет моего кольца ринулось второе щупальце, только выкопавшееся, оно опоздало буквально на секунду.
Первое, основательно прожаренное, не смогло и дальше терпеть такие издевательства, и, выпустив меня, метнулось под защиту зубастого мешка.
Увернувшись от второго я успела подняться и отбежать на несколько шагов, выйдя из опасной зоны.
Кольцо светило лучше фонарика, позволяя мне рассмотреть ровную черноту земли под ногами. Тропинки видно не было. Меня с нее стащили, я понятия не имела куда теперь нужно идти, и что будет дальше. А еще на меня ворчливо ругалась лишившаяся еды мерзость за спиной. Она скрипуче стонала и булькала под ритмичные удары щупальцами.
Бредя в непроглядной темноте вперед, единственное, на что я надеялась, было мстительное предвкушение того, как вожак вот прямо сейчас нашел Рашиса и медленно, со вкусом, разделывает его на маленьких, несчастный и во всем раскаявшихся рашисиков.
О том, что Ксэнар может остаться меня на тропе разыскивать, я как-то не подумала. Просто, так застращал он меня в первый раз моего здесь пребывания, что я искренне считала, будто вытащить меня отсюда невозможно.
Сложно сказать, почему сама продолжала куда-то идти. Наверное, все же, верила в чудо. Хоть и понимала какой-то маленькой, рациональной и очень гадкой частью своего сознания, что я заблудилась и рано или поздно здесь умру. От истощения, от чужих зубов или когтей, или еще чего-нибудь пострашнее (никто ж не знает, что тут водится).
Но колечко пока светило, оберегая меня от недовольного копошения в темноте, и я могла идти вперед.
В месте, где не существует времени, трудно определить, как долго ты идешь.
Я не чувствовала усталости, нервы были на пределе, тело, под завязочку накаченное адреналином, переоценивало свои возможности, но почувствовать голод я была в состоянии. И я его чувствовала. А значить это могло только одно: брожу я здесь уже давненько.
— Если выберусь отсюда, найду Рашиса и съем его печень, — я говорила громко, но звук моего голоса был очень слабым, едва слышным, словно я шепчу. Тьма вокруг надежно поглощала все звуки.
И чем дальше я шла, тем тише становилось. В один прекрасный миг, осознав, что уже просто не слышу своего дыхание, испугалась достаточно сильно, что бы повернуть назад. И даже умудрилась немного пробежаться, что бы поскорее выбраться из этой неправильной тишины.
Это было самое умное, что я вообще умудрилась совершить в этом мире.
Белый волк выскочил на свет неожиданно, чуть не доведя меня до сердечного приступа.
Глухо рыкнув, он пролетел мимо, резко затормозил, отчего его смешно занесло — нервный смешок помимо воли вырвался из груди, но мне за него было совсем не стыдно, не плачу – и то хорошо; и встал, низко опустив голову.
Ксэнар тяжело дышал, лапы дрожали и разъезжались, левый, потемневший от крови, бок был глубоко вспорот, на задней лапе виднелась в проплешинах покрасневшая, воспалившаяся кожа, словно кто-то присосками вцепился в нее, и отодрался уже только с мехом. Правое ухо было порвано, а морда вся перепачкана чем-то черным и отвратительным на вид. У Ксэнара, в отличие от меня, не было чудо-кольца, его нечему было защитить от того, что живет в этой недружелюбной темноте.
Припадая на заднюю лапу, он приблизился ко мне и первое, что сделал — обнюхал. Основательно, ответственно, сунувшись носом даже мне в лицо.
От него самого пахло просто ужасно, и я не могла даже представить, что он надеется унюхать, все перебивала эта резкая, едкая вонь, исходящая от черной гадости на его морде.
Но я все равно смирно стояла на месте, позволяя ему делать все, что вздумается. Пусть нюхает, сколько влезет, может даже на вкус попробовать, я не против, лишь бы он забрал меня отсюда.
Я не знала, чтобы со мной было не появись здесь Ксэнар, но он здесь, теперь я чувствовала себя в безопасности и уже почти любила его за это.
***
Когда мы выбравшись из темноты, сошли с тропы, возвращаясь в реальный мир, живой, полный запахов и красок, рядом с которым тропа казалась стерильной подделкой, там уже царствовал рассвет. Жутко было даже представить, сколько мы бродили в темноте. Ксэнар, едва передвигал лапами, и я, из последних сил цеплялась за мех на его холке.
И еще страшнее было осознать, что путь наш был незавершен.
Вынырнули мы почти в десяти километрах от деревни по колено в снегу.
— Рашис вернется, — уверенно прошептала я, ощущая, как мороз пощипывает щеки, и шалея от этого чувства, — обязательно вернется в деревню за своими товарищами. И я его придушу.
Ксэнар согласно фыркнул, и мы медленно поковыляли вперед.
Я была совершенно измотана, морально опустошена и отупело равнодушно, хотя чувствовала, что должна собой гордиться.
Выбраться с волчьей тропы целой и невредимой – многим ли это по плечу?
Только Князю Волков, которого, по умолчанию, ни одна гадость не возьмет, и бешенной Огневице, которую если какая гадость и попробует взять, то в лучшем случае просто подавится.
ГЛАВА XIX. Замуж
Ночь выдалась изматывающей и сложной, и утро, чтобы окончательно меня добить, не иначе, решило начаться со смущающей случайности.
Я совсем не ожидала, что столкнусь с Сэнаром, выходя из спальни царя. Он такого тоже не ожидал.
— О… — Эва смерил меня взглядом, не поленившись отметить общий бледный вид, залитую кровью сорочку и потухший взгляд. Помятый царь за моей спиной дополнял унылую картину. — Что ж, вижу, поздравлять вас с хорошо проведенной ночью нет никакого смысла. Но могу я хотя бы узнать, надежно ли вы спрятали труп?
— Нет никакого трупа, — угрюмо призналась я, снова вспомнив Пламенеющего.
— Меня пугает сожаление в твоем голосе, — признался Сэнар, поднял взгляд на царя и спросил: — Мне стоит что-то знать?
— Нет.
Ответ ему не понравился, но эва не настаивал, уловив опасные нотки в голосе брата.
— Хотя бы помочь чем-нибудь я могу? — поинтересовался Сэнар. И услышал ожидаемое:
— Нет.
Подтолкнув меня вперед, Ксэнар строго сообщил уже мне:
— У тебя есть пять минут.
Одарив Сэна несчастным взглядом, я поспешила в свою комнату. Нужно было привести себя в порядок, чтобы впервые за прошедшие дни выйти на улицу в приличном виде… хотя бы отдаленно приличном.
Сменить испорченную сорочку на шерстяное платье с длинными рукавами и высоким воротом я успела, умыться или хотя бы расчесать волосы — нет. Ксэнар был не в том настроении, чтобы ждать, а я была не в том положении, чтобы что-то требовать.
- Предыдущая
- 47/61
- Следующая