Днк, или Верни моего ребёнка! (СИ) - Михаль Татьяна - Страница 35

Шум вернул меня из темноты — в темноту. Моего лица коснулся холодный воздух. Думаю, похитители открыли багажник, потому что я услышала их перешёптывания.

Сволочи! Проклятые сволочи!

Мало того, что похитили, так ещё ударили, что я потеряла сознание и вдобавок ко всему запихнули в багажник!

Что они будут со мной делать?

Неужели убьют?

Страх сковывал мой воспалённый мозг. Я не могла думать и мыслить адекватно.

Всё, что приходило в голову – это кровавые картины, как будут меня пытать и убивать.

Единственный разумный просвет был в моём сознании – это понимание, что похищение организовал тот самый враг Димы.

Павел Петрович Рогозин.

«Господи… А Филипп?! Димы не было рядом, пока я провожала брата и маму на самолёт! А что если… Что если он похитил не только меня, но и моего сына?!»

Ужас волной прошёлся по моему скованному телу.

«Борись!» — приказала себе. — «Верни себе свободу! Любой ценой! Ты должна! Нет, ты просто обязана выбраться! Пинайся! Вгрызайся зубами! Бей кулаками! Но не лежи безвольной куклой!»

Но это легко сказать кому-то, даже себе, а вот исполнить…

Я не могла взять себя в руки. Моя голова раскалывалась от боли. Удар кулаком шрамированного пришёлся в место рядом с виском и это настоящее чудо, что я осталась жива. Но судя по тому, как болит, он врезал мне достаточно сильно.

Скорее всего, у меня сотрясение.

Меня как будто окутывал плотный туман, и единственное, что мне сейчас хотелось, — чтобы прошла эта ужасная боль, и чтобы меня вырвало, так как тошнота буквально сдавила моё горло.

Я, свернувшись, лежала в багажнике и тихо стонала.

Двое гадов, что похитили меня, переговаривались, и я никак не могла понять, что они говорили, как не прислушивалась.

Но потом, один из них спокойно сказал мне:

— Я развяжу верёвки на руках и ногах, чтобы возобновить кровоток. Но если начнёшь сопротивляться или снова выкинешь какой-то трюк, то я тебя убью. Поняла?

— Да… Я поняла… — просипела сдавленно.

Хотелось пить. Язык буквально прилип к нёбу.

Я почувствовала, как у моего тела задвигались мужские руки. Похититель развязывал верёвки.

«Ударь его!» — возникла в голове мысль. Но тело моё было ослабленным. Плюс ко всему, мужчин было двое. Стоит мне только сделать неправильное движение и меня действительно могут убить.

Чёрт!

Похититель освободил мне руки и похлопал по ним.

Предплечье пронзила острая боль, онемевшие, обескровленные пальцы с трудом возвращались к жизни.

Я прижала к себе кисти и потрясла, вскоре они начали повиноваться мне.

Потом он приступил к ногам. Освободил от тугой верёвки.

Затем с меня сорвали повязку и помогли выбраться из багажника.

Я осмотрелась и поняла, что не узнаю данную местность.

Темно. Идёт снег. Холодно. Конечно же, безлюдно.

И ведут меня к жуткому огромному заброшенному ангару.

Что здесь было раньше? Завод? Какой-то цех?

Уже неважно.

Важно то, что это место внушает мне первобытный страх, и я понимаю, что Диме меня будет трудно найти. Если не сказать больше – невозможно.

Сглотнула и не своим голосом спросила:

— Где мы? Что вы со мной будете делать и зачем похитили?

— Шагай молча, — дал мне ответ тот, кто был похож на моего водителя.

Шрамированный шагал рядом и выглядел так, будто он уже родился преступником. Такого, если встретить, сразу станет понятно, что он уголовник.

Мы вошли внутрь, и я поёжилась от холода и страха.

А ещё, меня волновала моя голова. Точнее, то место, куда пришёлся удар от кулака шрамированного. Голова сильно болела и, находясь в вертикальном положении, я ощутила, что у меня там рана и сейчас она кровит.

Тёплая и липкая влага стекала по моей шее.

Голова начала кружиться, тошнота усиливалась, но я понимала, что должна держаться.

Мне нельзя становиться слабой. Нельзя терять сознание.

Я обязана бороться – с собой. С похитителями. Я обязана помочь Диме вытащить меня отсюда.

И ещё я должна узнать о своём сыне. Узнать, что он в безопасности, рядом с моим мужем, а не в руках этих чудовищ.

Меня провели на третий этаж.

Мне бы попытаться сбежать, ведь руки и ноги свободны, но…

Но боюсь, что тело меня подведёт.

И боюсь, что эти люди убьют. На самом деле убьют.

Меня ввели в небольшую комнату, которую сложно было оценить, какое назначением она представляла.

Пыль, мусор, стены расписаны граффити, по потолку сиротливо провели провод с мерцающей лампочкой.

По центру стоит стул. На первый взгляд шаткий, несомненно, древний и очень грязный.

А рядом стоит мужчина в окружении двух человек – вооружённой охраны.

Павел Петрович.

Собственной персоной.

Дима мне про него говорил. Да и видела я его на том самом благотворительном балу.

Это был тот самый человек, который хотел управлять Северским по своему усмотрению. Направлять судебным процессом в своих личных интересах и чтобы Дима прикрывал его делишки оправдательными приговорами.

— Добрый вечер, Светлана Михайловна, — улыбнулся толстяк. — Уж простите за неудобства, но по-другому, как вы понимаете, не могло произойти.

— Нет, я не понимаю, — сказала холодно. — Вы похитили меня. Вы совершили преступление. И должны понимать, что это вам с рук не сойдёт.

Он хмыкнул, заложил руки за спину и сделал круг вокруг меня.

— Как сказать, как сказать… — произнёс он с улыбкой.

Потом остановился напротив меня и, осмотрев мою фигуру снизу вверх, снова хмыкнул и голосом добренького дяденьки, проговорил:

— Что ж, раньше начнём, раньше закончим.

Потом он кивнул моим похитителям и те толкнули меня в спину.

Усадили меня на стул.

Один из охранников встал напротив и вытащил из кармана планшет.

— Я запишу вас на видео, Светлана Михайловна, — пояснил Павел Петрович. — Будешь говорить то, что я скажу. Слово в слово. Если не будете упрямиться — получите воды.

Другой охранник потряс запечатанной бутылкой с водой.

Я сглотнула. Пить хотелось невыносимо.

— Но если начнёте вести себя не правильно — мои люди вас убьют. Понятно?

Я кивнула.

— Значит так, говорите следующее…

Он дважды продиктовал мне текст.

Стиснула зубы и сжала руки в кулаки.

Страх сменился гневом.

— Теперь повторяйте текст, слово в слово, Светлана Михайловна. И советую добавить в свою речь трагизма и пустите слезу, а то у вас сейчас такое выражение лица, будто вы готовы вскочить и убить на всех, — усмехаясь, проговорил толстяк. — Всё-таки, Северский должен проникнуться вашим положением. Как-никак, вы его супруга.

Промолчала, хотя на языке вертелись подходящие для этого чудовища слова.

— Ну что ж, начинаем, — скомандовал Павел Петрович.

Сглотнула и посмотрела на планшет, на который меня снимал человек этого гада.

Язык словно завязался узлом и, наверное, я бы молчала дальше, но похититель сказал следующее:

— Будете молчать и пострадаете не вы одна, Светлана Михайловна. Не вынуждайте меня к радикальным поступкам. Я не думаю, что вы станете рисковать своим ребёнком. Я ведь не ошибаюсь?

И снова его добренькая улыбка. Да только глаза… Холодные, злые и пустые.

Глаза пропащего человека. Прогнившего душой и телом.

Такой не поймёт ни слов, ни мольбы. Ничего.

— Хорошо… — сказала, похолодев от ужаса. — Только скажите мне… Мой сын, где он?

Павел Петрович гадливо усмехнулся и сказал:

— Отвечу, когда вы скажете всё то, что от вас требуется.

Урод!

Посмотрела на планшет и заговорила.

— Дима. Меня похитил Рогозин Павел Петрович. Ты должен выполнить следующие условия…

Сглотнула и сжала задрожавшие пальцы.

Вздохнула и шумно выдохнула.

Из глаз действительно потекли слёзы.

Это было унизительно. Это было мерзко. Я ощущала себя не просто раздавленной, а втоптанной в вонючую грязь.

— Ты должен вынести положительное решение по делу, которое сейчас ведёшь в отношении компании Рогозина. После этого, ты должен согласиться на сделку, которую тебе уже предлагал Павел Петрович. Если ты всё выполнишь, то они отпустят меня живой и невредимой. Если нет…