Никогда не кончится июнь (СИ) - Кроткова Изабелла - Страница 8

— Нет! — взвизгнула я не своим голосом.

— Тут еще валерьянка есть… — деловито сказал парень, перебирая пузырьки.

Я вскочила.

— Мне ничего не надо… — и голос резко сорвался, будто рухнул с обрыва.

— Ладно, ладно, — махнул рукой племянник, — как хочешь… Тогда на вот, водички попей.

«Бабочки… — подумала я, — бабочки приносят голос Бориса Тимофеевича…»

И почувствовала, что схожу с ума.

— А ты что, действительно умеешь играть на гитаре? — неожиданно спросил Степа, держа у моего рта стакан с теплой водой.

Я медленно, по глотку, выпила всю воду, прежде чем ответить:

— Ну да, я музыкальное училище заканчиваю по классу гитары.

И почему-то никак не могу закончить…

— Ниче себе! — Степа отбросил со лба челку и восхищенно посмотрел на меня. Я увидела россыпь веснушек на его круглом лице. — А может, тогда правда поиграешь те дядь Борины ноты? Давай, тащи гитару!

Парень заметно воодушевился, предвкушая вечер классической музыки.

Но настроение у меня резко упало, надо мной все еще витал обрывок улетевшего голоса, опускаясь на дно памяти тяжелым осадком, и я почувствовала, что все больше запутываюсь в какой-то невидимой паутине.

А тут еще эти ноты, которые сами собой пишутся по ночам, как какой-то чертов «Реквием»…

— Не буду я их играть, — грубо сказала я, ставя на стол пустой стакан. И твердо добавила: — Ни за что!

Степа помолчал, потом убрал стакан на полку и расстроенно промолвил:

— Ну ладно…

Незаметно на город опустился теплый летний вечер, и неумолимое приближение ночи почему-то вызвало болезненную, щемящую тоску.

Видя, как сгущается за окном темнота, я внезапно испытала острый прилив отчаянья и, сама того не осознавая, вдруг вцепилась в Степин локоть, безумно боясь его отпустить. Словно в это мгновение только его рука держала меня на земле, а выпустив ее, я, как шар, наполненный гелием, взлечу в темное небо, и назад мне уже не вернуться…

В полумраке комнаты я повернулась к рыжему мальчишке и уставила на него умоляющие глаза.

— Будь рядом! Всегда! Понял?

И сама поразилась своей интонации.

Он, кажется, ничего не понял, но ухмыльнулся и сказал:

— Понял, принцесса!

Я, по-прежнему не отпуская, держала его руку в своей.

Что ж, мне достаточно и этого обещания.

На этот раз сон смежил веки, стоило мне только забраться под тонкое одеяло и пожелать Степе спокойной ночи. Не знаю, сколько времени я проспала, как убитая, но через какое-то время покров сна стал истончаться, словно его подтачивала какая-то внешняя сила. Наконец, он стал легким, как клочок прозрачной ткани, и эта неведомая сила сдула его с моих ресниц.

Я открыла глаза и повела ими вокруг, оглядывая темную комнату — белеющее в ногах одеяло, пятно ковра на стене, очертания Степиной неподвижной фигуры в кресле рядом…

И светящую в окно огромную луну.

Из-за чего это я вдруг проснулась среди ночи?..

У меня возникло необъяснимое ощущение, будто кто-то меня позвал.

Но не голосом, а как-то иначе.

Глаза постепенно привыкли к темноте, и я вновь ощупала взглядом просторную спальню. И вдруг из глубины груди вырвался тихий возглас.

Я увидела прямо перед собой сидящую на спинке кровати, уцепившись лапками за французскую шишечку, большую бабочку с темными крыльями.

От моего непроизвольного крика Степа вздрогнул, пробормотал что-то невнятное и перевернулся на другой бок.

Бабочка посмотрела на меня — казалось, она пронзила насквозь мои черные зрачки — потом медленно поднялась, взмахнула крыльями, как опахалами, и подлетела к раскрытой форточке.

Я села на постели и остолбенело уставилась на нее.

Оказавшись снаружи, существо не улетело, а продолжало виться вокруг бледных оконных рам, будто плясало в прозрачном лунном сиянии.

И этот удивительный танец неудержимо притягивал и влек меня к себе.

Словно невидимым магнитом прикованная к этому зрелищу, я вылезла из-под одеяла и, ступая неслышно, как тень, подошла к высокому окну.

Странная бабочка как будто одобрила мое приближение, взмахнула крылом, точно маня за собой, и начала медленно опускаться вниз.

Не ведая, что творю, я, как была, босая и в белой рубашке до пят, бросилась к двери, распахнула ее и по освещаемым откуда-то снизу ступеням стремительно побежала вниз.

И ничуть не удивилась тому, что она встретила меня там своим бесшумным полетом и, продолжая указывать путь, устремилась вперед по ночной улице.

Я побежала за ней, слыша, как со свистом цепляется воздух за широкий подол рубахи.

Наконец, когда счет времени был уже давно потерян, и силы начали иссякать, а от мелькания маленькой летящей тени зрение стало терять окружающие очертания, я замедлила бег и увидела, как сужается незнакомая темная улица и вдали из мрака вырастает вытянутый, как башня, ярко освещенный дом.

Подлетев к его входу, бабочка широко махнула крыльями и исчезла внутри.

Я подошла вслед за ней и сощурилась от неожиданно яркого света окон четырех этажей и одного высокого фонаря, стоящего возле распахнутой входной двери, которая вела в кромешную темноту.

В окнах мелькали цветные силуэты, раздавались возбужденные выкрики и вульгарный женский смех.

Бросив краткий взгляд вокруг дома, я удивилась одной необъяснимой странности. Он стоял словно сам по себе — пространства около него будто не существовало вовсе.

…Не препятствуй ничему, что покажется невероятным…

Поколебавшись всего одно мгновение, я вошла в мрачный дверной проем и сразу провалилась в глухую тьму. Бабочки, как путеводной звезды, больше не было надо мною, и я, натыкаясь на какие-то углы, на ощупь пошла по внезапно ставшей холодной и какой-то странно рыхлой, напоминающей песок, земле.

«Я ничего не вижу, это опасно…» — подумала я, и в то же мгновение рыхлая земля под ногами оборвалась, и, не успев уцепиться хоть за что-нибудь, я ощутила необыкновенный полет и приземление в ворох чего-то мягкого, похожего на гору старых тряпок.

Выпутавшись из-под подола рубахи, я подняла глаза и увидела, что метрах в пяти от того места, куда я упала, из щели в полу льется узкая полоска света.

Слыша бешеный стук собственного сердца, я осторожно приблизилась к ней и прислушалась к тому, что происходило за дверью.

— Ну ты будешь бить или нет?! — послышался из-за двери грубый мужской голос.

— Сейчас… сейчас… — ответил другой, послабее и потоньше.

— Похоже, не фартит тебе сегодня!

— Похоже, так…

Придвинувшись вплотную и замирая от страха, я приблизила глаз к узкой щелке неплотно притворенной двери, и взору моему предстала, как на ладони, картина: в маленькой комнате за квадратным столом играли в карты двое мужчин, а вокруг них толпились еще несколько человек, заинтересованно следя за ходом партии.

Один из играющих, невысокий мужичок, растерянно почесал в затылке. Я подумала, что именно ему сегодня не везет.

— Давай, давай!.. — грубым басом поторопил его напарник — волосатый мужлан в тельняшке, и тот, другой, наконец, сжав до белизны тонкие губы, дрогнувшей рукой положил на стол карты.

— Да нечем мне… — раздался робкий голос.

Наблюдатели безмолвно ахнули и переместили взоры на второго.

Под низким потолком прогремел его жуткий, леденящий душу, смех, и, похожий на циркового борца, огромный волосатый человек в тельняшке рубанул по столу рукой, держащей карты.

И они горой высыпались на его неровную поверхность.

— Ха! — рявкнул он довольным голосом так громко, что чуть было не выплеснул пиво из стоящей на углу стола высокой стеклянной кружки.