Тьма века сего (СИ) - Попова Надежда Александровна "QwRtSgFz" - Страница 56

— Что Папа — антихрист?

— Вообще говоря, я разумел ту часть вашего изречения, которая про Империю и дом, но да, и про Папу тоже, — согласился Бруно небрежно. — Если б вы продолжили нести прежнюю чушь про защиту своего доброго имени пред ликом наместника Господня и про надежды на оправдание, я бы решил, что вы скорбны рассудком, что для человека в возрасте сорока шести лет, согласитесь, было бы весьма преждевременно и до крайности печально.

— Стало быть, сейчас вы по сути заявили мне откровенно и неприкрыто, что слушать меня не станут и в любом случае осудят?

— Да я твержу вам это с тех пор, как вы пребываете в стенах этого дома, святой отец, и меня несколько удивляет, что вы осознали это только сейчас. Вы серьезно? Вы решили переть против Коссы и всей его церкви в одиночку, со своими народническими идеями и при поддержке богемских националистов — и ожидаете, что в ответ на ваши слова вам покивают, а потом братски обнимут и восплачут? Знаете, я начинаю всерьез возвращаться к своим подозрениям касательно вашего рассудка.

— Ваше презрение к народу Богемии, — со вновь проснувшейся злостью выговорил Гус, — свидетельствует о том, что я на верном пути, и мне стоило делать то, что я делал, и говорить, что говорил.

— Народ Богемии, как вы сами заметили, часть Империи. Как служитель Конгрегации, положившей столько сил на укрепление этой Империи, я не могу испытывать презрения к одной из его частей.

— Однако эту часть почитаете второстепенной, этаким придатком, должным подчиняться и все более растворяться в тех, кто поставлен в Империи главными — в немцах. Вы уважаете богемцев? В самом деле? А знаете ли вы язык столь уважаемой вами части Империи?

— Samosebou, ne budu trvat na tom, ze znam cestinu, ale pár vety dovedu dat dohromady, — безмятежно кивнул Бруно. — Ale vidim, ze znate muj jazyk mnohem lepe, nez ja — vash. Tak proc bych trapil svuj jazyk a vas sluch?[92]

Гость на несколько мгновений смятенно застыл с явной растерянностью и, наконец, встряхнул головой, нахмурясь.

— Положим, это так. Вы что-то выучили, отец Бруно, потому что вам это требуется по долгу службы. Но…

— Послушайте, майстер Гус, — снова оборвал он, — ну к чему это все? Богемские короли управляют Империей вот уже которое поколение, а скоро (вы это знаете, я это знаю, все это понимают) к управлению перейдет и Его Высочество, и богемская задница будет попирать имперский трон и впредь. Скажете, что на месте Люксембургской династии могла оказаться любая другая? Могла. Но оказалась эта. Вам бы гордиться, но нет, вы и в собственном короле выискиваете неправильные капли крови — тут у него немецкая, тут французская… Конгрегацию основал человек, в котором этой самой богемской крови было больше, чем во многих из вашей богемской знати. Что вы сделали? Растрезвонили об этом повсюду, всякому встречному-поперечному тыча этим в лицо, чтобы все в мире знали, какие люди выходят из вашей земли и чего добиваются в жизни? Не-ет, вам и в отце Бенедикте было слишком много немецкого.

— Не в крови дело.

— Неужели? Отчего же тогда вы и ваши единомышленники при поддержке этого ничтожества, по недоразумению именовавшегося архиепископом Праги, чье мнение в вопросах веры было столь же непрочно, как положение кучки конского навоза во влтавской проруби, пытались подсунуть Императору договор, по которому все небогемские землячества в университете теряли право пропорционального голоса в управлении? Оттого, что их представители имели несчастье не говорить по-чешски? От убеждения, что в Империи права богемцев и немцев равны, но богемцев в Богемии непременно равнее?.. А может просто оттого, что вы хотели ублажить тех, кто выдвинул вас, так и не ставшего доктором теологии, в ректоры?

Гус поперхнулся, его пухлые щеки побелели и пошли красными пятнами, в горле булькнуло, и он беззвучно шевельнул губами, так и не сумев породить в ответ хоть что-то членораздельное.

— Что — не так? — уточнил Бруно и беспечно пожал плечами: — Ну, быть может, и не так… Но отчего же пойти на единение с собратьями-христианами немецкого разлива вам претит, а вот якшаться с язычниками, но зато богемцами — нет? Что за удивленный взгляд, майстер Гус, откуда это возмущение? Вы не знали, что ваши последователи вовсю заключают союзы с последователями Каспара Леманна? Вы помните, кто такой Каспар Леманн? Помните? — переспросил он, не услышав ответа, и гость нехотя буркнул:

— Прекрасно помню.

— Еще бы… И как я вижу, сейчас вы мне возражать не рветесь; стало быть, об этом маленьком грешке ваших единомышленников вы хорошо осведомлены. И, к слову, их отчего-то не смущает, что новое дыхание в «народное богемское сознание» вложил вполне немецкий язычник. А теперь представьте, что услышали все это не от меня, а от кого-то из кардиналов или епископов на Соборе.

— Я никогда не призывал нарушать заветы Церкви, — с расстановкой произнес Гус.

— А ваш ученик Иероним, иконоборец и поборник… как он там говорил?.. «наисвятейшего богемского народа» — призывал. И не просто призывал, а пытался искать союзников против Церкви у восточных схизматиков, и что еще хуже — подбивал на войну против Империи ее врагов. Жаль, казнен он был раньше, чем я успел спросить, как в его голове уживались идеи богемского патриотизма и союзничество с литовским королем.

— Возможно, я плохо его учил, — хмуро сказал Гус, и Бруно кивнул, подчеркнуто мягко согласившись:

— Возможно. Однако заметьте, святой отец, и ученик ваш, казненный пять лет назад, и еще живые последователи — все они отличаются удручающей склонностью к нехорошим союзам. С чего бы так?

— Я никогда не проповедовал отказ от Христа. Никогда не звал вступать в союз с язычниками, поэтому если какие-то люди, называющие себя моими последователями, так поступают…

— …это логичное продолжение начатой вами национальной войны.

— Я не начинал никакой войны!

— Начали, начали, — благодушно кивнул Бруно. — Ну вот что вам не нравится? Пройдемся по основным пунктам. Чрезмерное увлечение земными богатствами со стороны духовных лиц? Повторю ваши слова, святой отец: чтобы убедиться в вашей правоте, довольно пройтись по улицам Констанца, посему даже и не думаю с вами спорить. Но что дальше? Вам не по душе развращенность духовных сановников? Чтобы понять, насколько вы правы, достаточно пройтись по тем же улицам вечером. Не вы первый о том говорите и, как бы мы ни надеялись на скорое исправление ситуации, не вы последний. А вот дальше — дальше и начинается ваша война. Против чего еще вы там читали свои пламенные речи — против индульгенций?

— Отец Бруно, я не вынесу еще одной проповеди о благе этого предприятия, да еще и от конгрегата.

— Даже не собираюсь, — пожал плечами он, — ибо согласен с вами и здесь: затея это была дурная. Но чего вы требовали? Повторите?

— Гнать торговцев индульгенциями с земель Империи, — твердо вымолвил Гус; Бруно кивнул:

— Хорошо. А теперь, святой отец, давайте мы с вами рассмотрим одну реальную ситуацию и одну гипотетическую. Вот вам реальная: три-четыре года назад, после восшествия Бальтазара Коссы на папский престол, торговцы индульгенциями на территории Империи часто начали становиться жертвами грабителей. Вы ведь слышали об этих досадных событиях? Не могли не слышать. Что было дальше — напомнить или скажете сами?

— Они обращались к властям с требованиями расследовать нападения, наказать виновных и возместить утраченные суммы, — нехотя отозвался гость, и Бруно поторопил, когда он умолк:

— И?..

— Ни разу не добились своего, и папские посланники стали обходить большую часть имперских земель стороной. Но это не по-христиански! Разбойничьи методы в борьбе с развращенностью духовных служителей, многоуважаемый ректор академии святого Макария, это не то, что одобрил бы Господь Иисус!

— Это Он вам лично сказал? — с интересом осведомился Бруно. — То есть, вот так пришел однажды и сказал: «Ох, Ян, не одобряю Я конгрегатских методов»?.. Хорошо, теперь рассмотрим ситуацию гипотетическую — такую, какой ее видели вы в своих грезах о чистоте Церкви. Что, по-вашему, надо было сделать?