Своя Игра (СИ) - Пешкова Наталья - Страница 86

"Так усыпил бы его, какие проблемы".

"Вот именно, что проблемы, — так тяжко вздохнул нархан, что захотелось его обнять и угостить чем-то вкусненьким. — Вкусненькое давай, — тут же среагировал котяра. — А обниматься вон… с Мейром иди. Я только с дамами обнимаюсь"

Обнимать и угощать резко расхотелось. Напротив, возникло желание разыскать Оппозицию и настучать, что нет над ним никакой Императорской власти.

"Может, и нет, — хмыкнул нархан. — А может, и есть. Я вот возьму и Святому на него нажалуюсь"

"И что он тебе сделает? Насколько я помню, Ирррра вовсе не Айверин разбудил".

"Да мало ли кто его там будил. Заклятие-то изначально одно было. Коровейна поганого. Всех, сволочь такая, усыпил. Даже для Императора исключения не сделал. Хорошо, что Связной это заклятие порушил".

"Так что, — заинтересовался Сэм, — теперь все нарханы в мире проснуться могут?"

"Неа, уже не могут. Я Айверина заставил одно корректирующее заклинание произнести. Жаль, что поздно сообразил. Гадкая Оппозиция уже проснуться успела. Но я ему сразу сказал, кто в доме хозяин. Будет выеживаться, я уж нашепчу Айверину для него колыбельную"

"Думаешь, сработает?"

"Ха. Главное, что Ирррр думает"

Закончить столь занимательную беседу им не дали. Лестница и коридор нижнего этажа закончились, выведя группу к металлической двери с мощным запором и узеньким закрывающимся на щеколду окошечком. А еще через две двери виднелся еще один пролет лестницы, уводящий в густую темноту.

И вот кто-то еще будет говорить Сэму, что здесь пытки не практикуются?

И Мейр, гад, зубки скалит и ухмыляется.

И ничего Сэм не боится. Просто не любит. Темноту, в смысле. Не Мейра. Его, впрочем, тоже не особо…

Стражники с ужасным скрипом, отвлекающим от грустных мыслей, отодвинули засов и распахнули темную проржавленную дверь. Из темной коморки пахнуло гнилым промозглым воздухом и отборной площадной бранью.

— Пэр Ченти, — обратился секретарь герцога к Джинхору, — мы пригласили вас сюда, потому что данная особа утверждает, что она ваша родственница.

— Арлисия? — барон радостно рванул вперед и застыл прямо на пороге. — Матушка?

— Значит, вы подтверждаете, что сия особа — баронесса Ченти? — приподняв бровь, уточнил высокий хмурый мужчина с колючими черными глазами.

Эти агенты все сплошь такие — мрачные и жуткие. Не хотелось бы Сэму сюда по иному поводу попадать.

Отвечать Джинхор не спешил, не в силах отвести взгляд от сидящей на жесткой лавке женщины. Через его плечо Сэму было видно далеко не все, немного поработав плечами, мальчику удалось расширить угол обзора. Камера была не столь ужасна, как ему представлялось изначально. Какой-никакой опыт у парня имелся, и Сэм в полной мере оценил такие элементы уюта, как одеяло и подушка (практически идеально чистые) на кровати; крышка, закрывающая дыру в полу, играющую роль местной канализации; оплывшие свечи в жестяных банках на столе и в изголовье лавки-кровати; деревянный стул с частично разломанной спинкой. Даже полудохлый цветок на узком подоконнике под самым потолком.

Да и узница не выглядела жутким чучелом, которые обычно в таких подземельях водятся. Хорошо уложенные волосы (пусть и слегка растрепавшиеся), красивое платье, сейчас изрядно измятое, почти целые чулки. А в дополнение к этому брезгливо поджатые губы и гневно-возмущенный взгляд.

— Да как вы посмели? Меня? В эту камеру? — привычно возмутилась она, прихлопнув сложенным веером что-то, ползущее по одеялу.

— Предпочитаете другую камеру? — привычно огрызнулся агент. — Могу предложить апартаменты-люкс этажом ниже.

— Наглец, — дама плюнула в его сторону и, вскочив на ноги, сделала несколько шагов навстречу сыну. — Джинхор. Прикажи этим мужланам немедленно меня отпустить.

— Так вы подтверждаете, что сия особа — баронесса Ченти? — повторил свой вопрос агент.

Пэр Ченти пробурчал себе под нос что-то глубоко нецензурное (наверняка, усвоенное в банде Джура) и отрицательно мотнул головой:

— Нет, не подтверждаю. Добровольно покинув моего отца, она оставила бумагу о разводе и сбежала в Белую зону.

— Сынок? — всплеснула руками узница. — Да как ты можешь? Когда я столько сил и ласки в тебя вложила?

— О да, — усмехнулся Джинхор, демонстративно поклонившись матушке, — до сих пор помню мокрое полотенце на своей спине и нежные пожелания перед сном. Как ты там говорила? Когда же ты сдохнешь, грязный ублюдок?

— Уже сдох, согласно показаниям этой дамы, — ответил ему агент.

— Не понял, — недоуменно тряхнул головой живой мертвец.

— Что ж, — протянул агент, выталкивая всех в коридор, — думаю, аудиенция закончена.

Узница рванулась к выходу, но агент оказался быстрее, захлопнув перед ее носом дверь. Но Сэм успел заметить нечто странное. Женщина, до того казавшаяся красавицей и почти ровесницей собственного сына, вдруг резко постарела: обросла морщинами и будто бы усохла, а яркие зеленые глаза помутнели, наполнившись яростью и злобой.

Хм, оказывается, у Сэма не такая уж плохая семейка. Его отец хотя бы грязным ублюдком не называл. Подзатыльники, правда, отвешивал время от времени. Ну так он отец. А тут мать. И такое…

Стоп. А мать ли? Вроде бы старый барон рассказывал, что во второй раз женился и…

Так это же мать Каракатицы. А Джинхору мачеха. Тогда все сходится.

— Подождите, — пэр Ченти положил руку на плечо шагавшего впереди агента. — Объясните, что все это значит? Как я могу быть мертв?

— Ну, это и я могу объяснить, — усмехнулся Тир. — Сия вдовица уже несколько дней вокруг нашего герцога вьется. Рассказывает, какой нежной матерью она может стать для Юнсоля. Как скучает по собственным деткам, которых сгубила страшная лихоманка. Тогда в их замок иноземные купцы приехали. Вот они-то и привезли заразу. Сама баронесса в те дни как раз в монастырь отлучалась, за деток помолиться. А как вернулась, пролила по родным горькие слезы да снова в монастырь подалась. А потом вылезла из этого монастыря на нашу голову, пиявка богобоязненная, да к герцогу присосалась.

— Надо же, — вздохнул Джинхор, — и на родного сына не побоялась такую судьбу накликать. Нет, не на меня, — ответил он на заинтересованный взгляд агента. — Сонмина — моя мачеха. Мне семь лет было, когда умерла моя мать, и через несколько дней отец женился на этой стерве. В замке болтали, что она черным колдовством балуется. Недолго, правда, болтали. Отец такие разговоры сразу пресекал. А вскоре все, кто хотя бы косо взглянул на молодую баронессу, куда-то исчезли. Я тогда слишком мал был, чтобы правильно оценивать происходящее. А когда в вещах пропавшей Арлисии нашел такой же черный корень, перевязанный тремя нитками, что и в спальне моей мамы, понял, что дело нечисто. Только поздно было.

— А вот про корни и колдовство прошу поподробнее, — поторопил его пэр Лосэйм.

— Да это, собственно, все, что я знаю, — пожал плечами барон. — Не понял только, как корень попал к моей невесте. Ведь к тому моменту Сонмина уже давно не жила в замке.

— Пэр Лангар получил способности к колдовству от матери? — предположил агент.

— Вот уж точно нет, — фыркнул Джинхор. — По-моему, у моего брата способности только к хвастовству и разгильдяйству. Хотя попросить помощи у матери он вполне мог.

— Н-да, маловато его Святой наказал, — хитро сощурился Мейр. — Надо бы за ним проследить, чтобы тщательнее дорогу в Счастливый город расчищал. Император, скомандуй.

— Не переживайте, — кивнул его коллега, — Лангаром займутся. В свое время. Сейчас надо решить проблему с герцогом.

— А что с ним?

— Предположительно, корень, — криво улыбнулся агент. — Мы обыскали весь дом, но ничего не нашли. Вообще никаких признаков использования черного колдовства. А эта дрянь молчит.

— И времени у нас мало осталось, — вздохнул Тир. — Герцог велел организовать ужин в ее честь. А без виновницы торжества его проводить как-то странно.