Дротнинг (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 19

И Болли снова прогнулся в поясе. Выставил растопыренную пятерню…

В Йорингарде было на удивление тихо. Безлюдно.

Болли вслед за Локи ступил на берег у самого конца крепостной стены, что выходила к фьорду. И шагнул на этот раз заметно уверенней. Локи, не оборачиваясь, бросил:

— Ждите.

А потом исчез. Через пару мгновений великий йотун снова возник на полоске берега, шагах в пяти от Болли. Вместе с ним появился Кейлев, державший на плече связку из двух тюков.

Следом Локи опять растворился в воздухе — и вернулся, держа за руку Неждану, обвешанную узлами. Тут же исчез, не проронив ни слова.

Наверно, боится, как бы еще о чем не попросили, подумала Забава, глядя туда, где только что стоял дед Харальда.

— Ты все правильно решила, дочь, — объявил тем временем Кейлев, сбрасывая тюки с плеча на каменистый берег. — Твое место в крепости конунга. Здесь твой дом. Рабы, наверно, разбежались… или их увели. Да и Хель с ними! Только надо послать весточку в соседние селенья. Пусть по округе пройдет слух о том, что дротнинг Ёрмунгардсона вернулась в Йорингард. После этого сюда никто не сунется. Да и коз надо прикупить.

Скотины в крепости не осталось. У меня есть браслет…

— Мы ничего не будем покупать, — чуть сбивчиво сказала Забава.

И подавила вздох. Жалко было разочаровывать Кейлева, который слишком явно надеялся на то, что дротнинг с конунгом помирятся.

Но договорила она уже ровно, бестрепетно:

— Я поживу здесь, пока не встану на ноги. Думаю, через два-три дня поднимусь. А потом я уйду в свой дом. В Хааленсваге.

Над ухом у Забавы недовольно хмыкнул Болли. Кейлев чуть резко спросил:

— Что ж мы сразу туда не отправились? Ты изранена, в тягости — а до Хааленсваге почти два дня пути по морю. Надеешься сбить конунга со следа? Он все равно узнает, где ты!

— Не надеюсь, — устало ответила Забава. — Просто здесь стоит ложе конунга. Утварь в Хааленсваге принадлежит мне, не ему… и все ложа там мои. Ты сам сказал, отец — я перестану быть женой конунга, если при свидетелях трижды пройдусь от мужнего ложа до порога. Это надо сделать здесь. И при свидетелях. Вы это увидите, а потом я уйду из Йорингарда. Но уйду уже свободной женщиной.

Кейлев глянул ошарашено, Неждана, внимательно смотревшая на Забаву, чуть приподняла брови, однако промолчала. Зато Кейлев заявил:

— Это не остановит конунга, когда он придет за тобой в Хааленсваге…

— Пусть сначала придет, — перебила его Забава. — Вдруг по дороге ему опять встретиться какая-нибудь Труди? Но если уж Ёрмунгардсон сумеет добраться до Хааленсваге, то я приму его достойно. Как положено принимать такого доблестного конунга!

— Ты что-то задумала, — проворчал Кейлев, глядя на нее. — Что?

Забава внезапно улыбнулась, блеснув зубами. И сама подивилась тому, насколько широкой — да недоброй — вышла эта улыбка. Словно дверка какая-то приоткрылась внутри, и ее снова омыло злостью, поутихшей после того, как дитя в животе шевельнулось.

Будь что будет, яро подумала Забава, глядя Кейлеву в лицо. От Харальда все равно не сбежать, но и прощать то, что было, нет сил.

А следом она объявила, произнося слова подчеркнуто спокойно:

— Все будет, как положено, отец. Вот увидишь.

— А мастер Йорген в Хааленсваге, наверно, уже достроил драккар, — неожиданно бухнул Болли, молчавший до сих пор. — Помнишь, отец, корабль, который конунг Харальд заказал Йоргену еще осенью? Киль из цельной сосны, шпангоуты из дуба. Раз Сванхильд все равно был обещан драккар, а тот мы оставили в Упсале…

В стороне, чуть выше по пологому берегу, прямо из воздуха вдруг выпрыгнул черный пес. Залаял радостно и побежал к ним.

Кейлев шевельнул бровями, глядя на то, как Крысеныш прыгает вокруг Болли — а дочь, тут же перестав нехорошо улыбаться, протягивает псу руку, выпростав ее из-под плаща. И смотрит на пса взглядом прежней Сванхильд. Точно дитенок, получивший в подарок ленточку.

Вот и ладно, мелькнуло у старика. Пусть пройдет время. Сванхильд успокоится, а потом придет конунг Харальд. А уж он ему подсобит…

— Пусть будет по-твоему, дочь, — громко сказал Кейлев. — Постойте пока тут. Я пройдусь по крепости, гляну, остались ли рабы. Затем вернусь за вами.

Он развернулся и зашагал вверх по пологому склону, торопясь к домам Йорингарда.

Уйдя от догоравшего кострища, Харальд сначала переговорил с хирдманами. Расспросил их о войске, о драккарах, велел разослать дозоры по округе. А следом пошел к тележному сараю, где сидела Асвейг.

Стражники, охранявшие ведьму, стояли в десятке шагов от запертых дверей сарая — как им было велено. Одного из парней Харальд тут же отправил за едой и питьем, второго послал за тряпьем из воинских сундуков, что остались в мужских домах. Еще паре стражников приказал принести чурбаки поровней. И постоял у сарая, дожидаясь их возвращения.

А затем, уже отпирая замок на дверях, Харальд угрюмо подумал — если бы не Сванхильд, не стал бы нянчиться с этой тварью. Но девчонка, высказав все, что у нее на уме, обязательно спросит, как там Асвейг. Чтобы она, да о таком нужном деле позабыла…

Широкие двери тележного сарая скрипнули, распахиваясь. Стражники быстро закатили в дверной проем тяжелые чурбаки, бросили рядом охапку одежды и еду. Тут же поспешно отступили назад. А Харальд, подхватив один из чурбаков, начал по очереди подсовывать обрубки стволов под углы клетки.

Пол из стальных клинков, пока он занимался этим, перекашивался то в одну, то в другую сторону. Асвейг судорожно переступала с ноги на ногу, пытаясь устоять. Но ступни в сапогах из тонкой кожи скользили по железным полосам, и Асвейг время от времени повисала на обруче ошейника, задыхаясь и дергаясь в нем, как в петле.

Харальд на ведьму не смотрел. Приподняв клетку над земляным полом, он отпер дверцу — и швырнул внутрь принесенную одежду. Потом вошел, бросил поверх тряпья ковригу хлеба и заткнутую баклагу с элем. Тут же полоснул ножом по веревке, освобождая Асвейг рот. И взялся за скобу, скреплявшую дужки ошейника.

— Спасибо, — сипло выдохнула ведьма.

Харальд в ответ промолчал, разгибая на совесть скрученные концы скобы из железного прута.

— Я знаю, что ты со мной сделаешь, конунг Харальд, — просипела Асвейг. — Просто так не отпустишь, верно? Я не видела ту повариху, которой ты посмотрел в глаза. Исгерд со Свалой убили ее прежде, чем я пришла в крепость. Но они рассказали мне о ней. Она уже не была человеком…

— Ты тоже не человек, — равнодушно уронил Харальд.

И разомкнул ошейник. Асвейг быстро повернулась к нему. Сказала, косясь в сторону, чтобы не встретиться с ним взглядом:

— Это верно, я воргамор. Но в здешних горах есть и другие волчьи ведьмы. Превратив меня в тварь со змеиными глазами, ты избавишься только от одной. А если отпустишь меня такой, как сейчас, я исчезну в далеких краях и переманю к себе всех воргамор… пошлю им весточку и призову к себе, пообещав жизнь и спасение! Все равно на Севере волчьих ведьм теперь ждет смерть. Люди уже знают, кто мы, что мы делаем. И нас поубивают одну за другой, не твои воины, так другие… когда слухи разойдутся, после каждого пропавшего люди будут присматриваться к бабам в округе. Но в новых краях мы заживем спокойно, среди тех, кто о нас ничего не знает. Я единственная, чьи родичи погибли по твоей воле. Последняя из трех сестер, падчерица и наследница Исгерд. У Свалы мать уже умерла, детей у нее не было… стало быть, только у меня есть право мстить. И я клянусь тебе, что никогда не принесу беду в твой дом, никогда не вспомню о мести. Клянусь тебе жизнью моих нерожденных дочерей… и жизнью Гейрульфа!

— Он мертв, — бесстрастно бросил Харальд.

Потом помолчал, глядя на ведьму. Добавил холодно:

— Гейрульф умер как раз перед тем, как я пришел сюда. Так что твоя жизнь опять принадлежит мне. И я хочу посмотреть, что мой взгляд может сделать с одной из воргамор. Вдруг мне пригодится ведьма-прислужница?

Лицо Асвейг, окаменевшее при первых словах Харальда, исказилось. Некрасиво растянулся рот, напряглись жилы на шее — словно ведьма рыдала, не издавая ни звука, не проливая слез. Потом Асвейг, хрипло вздохнув, закрыла глаза. Снова открыла, сказала осипшим голосом: