Дротнинг (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 24

Складно говорит, отчужденно подумала Забава. Но врет по-прежнему — лучше тебя, дескать, никого нет…

А потом она ровно ответила:

— Поместье и впрямь хорошее. Сразу видно, что строил его умелый хозяин. И я благодарю тебя за такой щедрый дар. Но что касается хозяйки — так ведь ты, конунг Харальд, удачлив не только в бою. С женами тебе тоже везет. Одну зачаровали, и сразу другая нашлась…

Забава осеклась, слишком поздно сообразив, что в словах ее звучит неприкрытая ревность.

Харальд на ходу спрятал улыбку. Подумал довольно — она ревнует. Значит, рана по- прежнему болит, и Сванхильд все еще думает о нем.

А подброшу-ка я дров, решил Харальд. И громко объявил:

— Тут ты не права, Кейлевсдоттир. Когда дело доходит до баб, удача мне изменяет.

Одна жена сбежала. Вторая оказалась ведьмой, пожелавшей отправить меня в бездну Гиннунгагап…

Сванхильд, как раз в это мгновенье дошагавшая до хозяйского стола, резко остановилась.

И Харальд тоже замер на полушаге. Ожидал, что девчонка бросит на него жалостливый взгляд, но она продолжала смотреть вперед, на громадный очаг по ту сторону стола. Даже губами чуть шевельнула, словно проговаривала что-то про себя. То ли подбирала слова, то ли ругалась беззвучно.

А у Харальда, пока он глядел на нее, пересохло горло. Губы у Сванхильд обветрились, их обвели густо-розовые тени — и на нижней губе, как раз посередке, залегла маленькая трещинка. До тяжести внутри, до спертого дыхания ему вдруг захотелось пройтись по ней языком…

Но в следующий миг Сванхильд молча развернулась. Потом зашагала вокруг стола, так и не взглянув на него. А Харальд, резко выдохнув, швырнул ей в спину:

— Поэтому мне пришлось убить ведьму, Кейлевсдоттир! И теперь я снова холост. Снова один, без жены!

Сванхильд, обойдя дальний торец стола, бросила на него оттуда колючий взгляд. Даже прищурилась яростно — непривычно, но, похоже, искренне.

И Харальд, чуть не расхохотавшись, заткнул за пояс секиру. Затем оперся о хозяйский стол одной рукой и перемахнул через столешницу. Встал на ноги рядом с большим хозяйским стулом, к которому спешила Сванхильд…

Она не остановилась, не сказала ни слова. Только снова глянула со злостью.

И посмотрела ему в глаза, что для него теперь было редкостью.

— Вот потому я и приплыл сюда, Кейлевсдоттир, — заявил Харальд на весь зал.

Свальд, Кейлев и Болли уже стояли перед хозяйским столом. Смотрели спокойно, безучастно.

За их спинами в зал входили воины. Торопливо, не говоря ни слова, рассаживались по лавкам. На лицах тех, кто успел занять место поближе к конунгу, было деланное равнодушие. Но ближе к дверям мужики не прятали ухмылок. Все знали — на пирах, где бывает конунг Харальд, не соскучишься. А здесь ожидался не просто пир. Конунг приплыл, чтобы вернуть свою беглую жену…

Харальд тем временем уронил:

— Дошли до меня слухи, что у Кейлева, который прежде служил мне верой и правдой, опять появилась незамужняя дочь. А я нынче живу без хозяйки. Некому мне эль сварить, постель постелить…

— Да и согреть! — рявкнул кто-то от дверей зала.

Харальд широко улыбнулся. Змей над плечом изогнулся крюком. В зале послышались смешки.

Девчонка в ответ глянула еще злей.

Понятно, что сейчас будет, яростно подумала Забава. Но сватовство по любым обычаям — не оскорбление. Этим Харальд свое слово не нарушит…

Забава вдруг обрадовалась тому, что несколько мгновений назад решила не сажать Кейлева на лучшее место за хозяйским столом. Хотя здесь, в Хааленсваге, она так поступала каждый день. По старшинству полагалось во главу стола сажать отца — по родному, по ладожскому обычаю, который она чтила…

Да и самой не хотелось сидеть там, где прежде пировал Харальд.

Но теперь все изменилось. Харальд все-таки появился. А раз она сама пошла к хозяйскому месту, стало быть — все здесь решает ее воля. С нее и спрос. Что бы ни случилось, что бы она не сказала…

Забава наконец дошагала до разлапистого хозяйского сиденья, по ту сторону которого стоял Харальд. Но стоило ей остановиться, как он обернулся к залу. И рявкнул:

— Кейлев! Отдашь мне свою дочь в жены? Знай, что на выкуп я не поскуплюсь. И утренний дар ей назначу щедрый! Один утренний дар я твоей дочери уже отдал, так что теперь ты знаешь — не обману!

Мужики захохотали. Забава ухватилась за резную спинку стула — чтобы хоть так руки занять, а не сжимать кулаки от злости. И резко сказала:

— Не того спрашиваешь, конунг Харальд.

Хохот в зале почти мгновенно стих — но воины продолжали улыбаться.

— Я не выйду за тебя замуж, — сказала Забава, пригибая голову.

Движенье вышло каким-то волчьим. И она внезапно ощутила, как давит на кожу мешочек, спрятанный на груди под одеждой. Затем добавила, возвысив голос:

— Не годится орлу с безродной лесной сойкой одно гнездо вить. Ищи себе пару под стать, конунг Харальд. И по полету, и по перу!

Он медленно кивнул, не сводя с нее взгляда. Широкая улыбка вдруг обернулась кривой ухмылкой — странной, сожалеющей. А следом Харальд заявил:

— Слова мудрые… но не торопись, Кейлевсдоттир. Сначала о таком спрашивают отцов. Твой черед придет потом.

Он снова отвернулся от нее. Бросил спокойно, даже как-то равнодушно:

— Что скажешь, Кейлев?

— Я-то согласен, — объявил старик. Затем сказал, посмотрев на Забаву: — Но мою дочь тоже следует спросить. Она хозяйка Хааленсваге. Та, при виде которой чары с тебя спали, конунг…

— Вот теперь говори, Сванхильд, — разрешил Харальд, поворачивая голову.

Забава стиснула резные завитушки так, что пальцы побелели. Выдохнула со злостью:

— Боюсь, я непочтительная дочь…

А в следующий миг ладонь Харальда накрыла ее руку, лежавшую на спинке стула. Сжала крепко, но боли не принесла.

— Так стань почтительной, — тихо уронил Харальд, глядя Забаве в глаза. — Или ты не знаешь, что у нас за непочтительность бабы к ответу могут призвать ее родичей? Тебя я не трону, а вот их…

Забава резко выдохнула. Потом сказала медленно, пытаясь выровнять дыханье:

— Это я знаю, конунг Харальд. Только иногда за своих родичей бабы мстят…

Тепло руки, накрывшей ее ладонь, путало мысли. Пальцы Харальда дотягивались до кожи повыше запястья, уже под рукавом. Пока Забава говорила, он успел погладить ей предплечье — коротко, быстро. Кожу царапнули мозоли, по руке потек жар…

И даже колючая боль от того, что смотрела ему в глаза, показалась вдруг не такой острой.

Зачем он так, горестно подумала Забава. Руку гладит, а словами грозит. И ведь не ей — тем, за кого она в ответе, кто в трудную пору пошел за ней. Угрожает другим, чтобы смирить ее. Все как прежде…

Только укорять Харальда нет смысла, тут же пролетело у нее в уме. Да и местью пугать глупо. Харальд лишь посмеется над такими речами. Он силен, он конунг — и говорить с ним надо как с конунгом.

Забава заставила себя улыбнуться. Растянула губы почти также широко, как недавно Харальд. Затем громко объявила:

— Но бывает и по-другому, конунг Харальд. Жена, что идет замуж, испугавшись за родичей, потом варит мужу горький эль. И постель ему греет одним боком, а не спиной!

Мужики в зале радостно загоготали. Неждана, только сейчас забежавшая в зал, подумала с изумлением — ох и разошлась Забава Твердятишна! Чтобы она, да такие слова говорила?

А потом Неждана зашагала к хозяйскому столу, на ходу прикидывая, сдержат ли гости слово, данное во фьорде. И не поможет ли Свальд успокоить конунга, если тот разозлится после слов Забавы…

Харальд, метнув быстрый взгляд на своих людей, снова посмотрел на Сванхильд. Губы у него изогнулись в усмешке — на этот раз теплой, от души.

А ты кое-чему научилась, дротнинг, мелькнуло у Харальда. И он придавил мелкую ладонь Сванхильд еще сильнее — но так, чтобы не до боли. Опять прошелся кончиками пальцев повыше хрупкого запястья. Следом застыл, борясь с желанием дотянуться до локтя. Дотянуться, погладить тонкую руку всей ладонью, задрав рукав грубой шерстяной рубахи, скрывавшей кожу — нежно-прохладную, как прежде. И плевать, что люди смотрят…