Кольцо Анахиты (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 14

«Астерикс, астерикс… Астерикс и Обеликс», — бормотала я, увеличивая фрагмент картины, пока он не начал расплываться.

Нет, Обеликс нам ни к чему. А вот астерикс… Мама дорогая, это каких же денег должно стоить такое колечко! Я погуглила стоимость лиловых сапфиров со звездой. Ничего так, до пяти тысяч долларов за карат — это если премиум-класса, большой и без изъянов. А сколько карат может быть в камне леди Маргарет?

Конечно, картина — это не фотография. Но художник — Гольбейн или нет, неважно — был настоящим мастером мельчайших деталей. Я не поленилась сходить на галерею, где сделала телефоном несколько снимков отдельных фрагментов в самом большом разрешении. Вернувшись обратно, скинула фотографии в ноутбук и снова увеличила.

Слабое освещение в галерее не позволяло увидеть, что необычная переливчатость платья создавалась мельчайшим серебристым узором. Так же тщательно прорисованы были и другие детали. Поэтому и камень — я была уверена в этом если не на сто процентов, то на девяносто девять точно — не мог быть просто каким-то непонятным лиловым самоцветом. И размер его по соотношению с оправой и пропорциями руки можно было определить довольно точно.

Рассматривая фотографии всевозможных колец с кабошонами, надетых на пальцы, и сравнивая их с перстнем на портрете, я прикинула, что в астериксе могло быть от сорока до пятидесяти карат. Перстень вместе с оправой целиком закрывал нижнюю фалангу. Сейчас такое кольцо смотрелось бы довольно вульгарно, но по тем временам это было нормально.

Странным образом перстень отодвинул леди Маргарет на второй план, хотя что-то подсказывало мне: он связан с нею очень крепко. Вообще-то, я более чем равнодушно отношусь к драгоценностям. От мамы мне достались достаточно дорогие и оригинальные украшения, да и Федька дарил регулярно, но я почти ничего не носила — только если ситуация категорически настаивала. Камни мне были интересны чисто теоретически, а не в прикладном смысле. Но это кольцо мгновенно заполнило все мои мысли. Нет, я ни в коем случае не хотела бы его себе. Просто с ним была связана какая-то тайна — я в этом не сомневалась.

Интересно, сохранилось ли оно? Такое дорогое украшение должно было быть частью фамильных драгоценностей, которые переходят от матери к жене старшего сына после свадьбы. Хотя… леди Маргарет была всего лишь дочерью графа и своими личными украшениями могла распорядиться по собственному усмотрению — подарить, завещать. Надо будет спросить у Люськи, когда позвонит. Она говорила, что сокровища Скайвортов, которые попроще, хранятся у Питера в сейфе, а самые дорогие — в Лондоне, в банковской ячейке.

Я закрыла разрядившийся ноутбук и посмотрела на часы. До ланча оставалось чуть больше часа. Пожалуй, стоит вернуться в свою комнату — надо думать, ее уже убрали. Поставлю ноут заряжаться, а потом еще раз внимательно рассмотрю портрет леди Маргарет. Ну, и другие заодно. А после ланча надену дождевик и ботинки и все-таки немного погуляю.

Утром я по привычке застелила постель покрывалом, но теперь она была заправлена уже по-другому. Так, как, видимо, считали правильным Энни или Салли. Ну и ладно. Больше не буду сама убирать.

В комнате было просто до отвращения чисто и аккуратно. Ни пылинки, ни соринки. Даже косметику, которую я побросала кое-как, разложили на туалетном столике в идеальном порядке. На полотенцесушителе висели три чистых полотенца — большое, маленькое и еще меньше. Ванна, раковина и унитаз сверкали — почти как зеркало. В воздухе висел какой-то сложный, но приятный запах.

Я поставила ноутбук на зарядку и вышла на галерею — эдакий аналог современных семейных фотоальбомов. С моей стороны на стене тоже были портреты, но, судя по одежде, более поздних времен, чем те, которые интересовали меня. Бросив лишь беглый взгляд на леди Маргарет, я прошла в самый конец левого коридора. В торце, рядом с дверью в кабинет Питера, висел всего один портрет. Разумеется, это был лорд Хьюго, кто же еще. На портрете ему было около шестидесяти лет, стало быть, написали его приблизительно в то же время, что и портрет дочери.

Надо сказать, это был довольно неприятный субъект. Похоже, рисовал его все тот же художник с фотографическим вниманием к деталям, который не ставил себе задачу польстить оригиналу. Набрякшие мешки под маленькими, близко посаженными глазами, тяжелые носогубные складки, придающие лицу сварливое, если не сказать, злобное, выражение, оплывший овал, едва прикрытый редкой пегой бородкой. Мне показалось, что граф непременно должен был быть лысым, но убедиться в этом мешал плоский черный берет с пером, расшитый золотом.

Любопытно, что одежда лорда, который уже давно не появлялся в свете, была нарочито парадно-придворной. Нечто похожее я видела на одном из портретов Генриха VIII: расшитый камнями и жемчугом парчовый джеркин[31] с высоким воротом и складчатой баской, широченный гаун[32] на меховой подкладке, массивная цепь с огромным медальоном. Похоже, предок Питера действительно был изрядным завистником и пытался — в меру возможностей, конечно, копировать все роскошное. Хэмптон-корт, например. Или, хм, новое платье короля. Но получалось как-то жидковато.

Портрета леди Джоанны рядом с графом не наблюдалось. Впрочем, ничего удивительного. Она умерла еще до того, как сэр Хьюго стал пэром Хьюго. Несмотря на то, что ее семья была знатной и богатой и наверняка дала за невестой хорошее приданое, парадные портреты при ее замужней жизни были непозволительной роскошью.

Зато я смогла полюбоваться на портрет лорда Роджера, виконта Флиткорта. В возрасте около тридцати он был недозрелой копией своего папаши — такой же обрюзгший и всем не довольный. Казалось, он ненавидит и презирает весь окружающий мир. Особенно неприятное впечатление производил круглый мягкий подбородок и жидкие сальные пряди волос, свисающие из-под бесформенной бархатной шапочки. В общем, виконт выглядел совершенным неудачником, безвольным и озлобленным. По всей видимости, он и на самом деле был лузером — являться наследником и умереть, так и не став графом… Ну что тут скажешь?

На ком был женат виконт, я не знала, потому что эту информацию не искала. На портрете, обозначенном табличкой «Myrtle, Viscountess Fleatcourt[33]», была изображена довольно милая молодая женщина с пухлощеким младенцем на руках, одетым в чепчик и белое платьице. И угораздило ведь ее выйти замуж за такого персонажа. Одна надежда, что потом ей повезло больше — если, конечно, она не осталась вдовствующей виконтессой. Но молодые аристократки, особенно красивые и состоятельные, в те времена редко засиживались во вдовах.

Наряд леди Флиткорт меня не особо заинтересовал, к тому же художник — явно уже другой, совсем не та манера письма — уделил ему не слишком много внимания. Единственное, что я рассмотрела внимательно, — это руки. На ее пальцах было несколько едва намеченных кистью колец, а вдруг невестка оставила свои украшения ей? Но кольца были самые обычные, небольшие, и ни одного с синим или лиловым камнем.

Интересно, кого из сыновей виконтесса держит на руках — Эдварда или Томаса? Видимо, придется расспрашивать дворецкого. Хотя, если подумать, — оно мне надо? А с другой стороны — почему бы и нет? Чем тут заниматься? Смотреть многочисленные телевизоры? Как знать, может, к возвращению графьев с континента я буду знать историю Скайвортов лучше их самих.

Второй граф Скайворт был представлен в галерее в двух видах — подростковом (нескладный, как жеребенок, с испуганным выражением лица — или запуганным?) и вполне взрослом. Взрослый граф выглядел более уверенным в себе и даже улыбался. К счастью, лицом он пошел в мать. Далее следовал портрет его жены, ничем не примечательной графини Джейн (без кольца!), и групповое изображение детей — виконта Эдвина, леди Сары и достопочтенного Генри. Последним в ряду был портрет леди Маргарет, и я удивилась подобному расположению. Если следовать хронологии, он должен был висеть рядом с портретом Роджера. Я сделала себе еще одну мысленную пометку — если уж наберусь наглости доставать расспросами мистера Джонсона, то выясню все сразу.