Любовь без финиша (СИ) - Баскакова Нина - Страница 12

— Главное, что обошлось, — ответила я. — Только как ты не боишься водить, после случившегося?

— Так я же не за рулём был, а пассажиром, — усмехнулся Артём. — Когда сам за рулём, то это придаёт уверенности. К тому же не думаю, что надо потакать страхам. С ними нужно бороться всеми возможными способами. Когда даёшь волю страху, то упускаешь много интересного и важного. Смелость же открывает дверь в мир. Лучше жить в мире, чем смотреть на него в щелку. Согласна?

— Согласна, хотя это всё сложно.

— Так в жизнь всё ценное приходит через сложности. Легко даются лишь пустяки, — ответил Артём. Мы как раз въехали в деревню.

Дома в деревне были простые. Старые. На всю деревню только два новых дома. Остальные пугали серыми брёвнами или местами облупленной краской. Окна некоторых домов были забиты. Несколько домов были после пожара. Один выгорел полностью. Другой стоял с провалившейся крышей и чёрными следами копоти над окнами. Высокая трава и заросшие сады были через один дом. Хотя попадались и обрабатываемые участки, но из-за осени и общей удручающей картины они выглядели мрачно.

— Грустное место, — сказала я.

— Из-за осени. Весной здесь райское местечко. Цветут яблони и сливы. Прилетают птицы. Соловьи здесь заливаются.

— Не люблю соловьёв.

— Почему?

— Они меня раздражают.

— Соловьи красиво поют. Считается, что одни из самых мелодичных птиц. Часто ассоциируются с любовью. Или ты поэтому их не любишь? — спросил Артём.

— Когда в больнице лежала, то ночью уснуть не могла. Так слушала этих соловьёв, которые никак не могли уняться, — ответила я. — Всё болит. Есть понимание, что когда я выйду из больницы, то окажусь в долговой яме. Мечты останутся мечтами. Что будет такая жизнь, какая она сейчас. А соловьи пели и радовались. Это раздражало.

— Понятно. Но когда плохо на душе тебе, то это не означает, что должно быть плохо другим, — ответил Артём.

— Я знаю. Ещё говорят, что надо всё воспринимать со смирением. Трудности даются только для того, чтоб сделать нас сильнее. Никто при этом не задумывается нужна ли нам эта сила. Мы же не металл, чтоб нас закалять.

— Это так кажется, что не металл. Человек крепче металла. В тех условиях, что металл ломается, то человек продолжает жить. Живёт. Радуется жизни и старается не унывать, — ответил Артём. — Птички же ни при чём. У них самих жизнь непростая. Полна опасности и трудностей. Но они живут и не теряют способности любить и радоваться каждому прожитому дню. Нам надо у них этому учиться.

— Но пока не хочется, — ответила я.

— Всему своё время, — ответил Артём. — Не всегда какие-то знания могут усвоиться здесь и сейчас. Иногда на это нужно время, если не вся жизнь. Как тебе домик?

— Неплохой, — ответила я.

Домик отличался от других домов. Под окнами клумбы с цветами. Не грядки, а именно клумбы. Грядки аккуратные. Ровне. Между ними дорожки из травы. Деревья со следами побелённых стволов. С улицы была беседка, оплетённая повителью, а сейчас сверкающая яркими красными листьями. Сарай и баня на дальнем конце участка. Сам же дом был серенький, но с белыми наличниками. Крыша новая. Железная. Из трубы шёл дым. А на улице слышны были голоса. Прямо перед домом был гараж. Трава перед домом и в округе была скошена. Было видно, что домом занимаются.

Артём оставил машину перед домом. В гараж загонять он её не стал. Деревянная калитка. Забор до груди. Поздние астры и синие осенние ромашки на клумбе. К дому вели деревянные мостки, на которых лежала красно-жёлтая листва с ближайшей яблони. Вход в дом был через терраску и был он со двора, а не с улицы. Дворик перед домом был окружён плетённым декоративном забором. Под навесом стоял стол с лавочками. В стороне была летняя кухня с мангалом. Колодец был под «домиком» с резными столбиками. В глаза бросались декоративные элементы, расставленные в самых неожиданных местах. Какие-то домики с гномами, резные собаки и кошки, птички, скворечники, грибочки — мне показалось, что я попала в парк, где были установлены декоративные скульптуры, только они были небольшого размера.

— Почему нельзя заниматься своей ерундой на улице? — из терраски донёсся недовольный женский голос.

— Там ветер холодный. А тут тепло.

— Так убрал хотя бы ковёр. Мне потом опилки как выбивать?

— Сам выбью.

— Это с твоей спиной? — женщина рассмеялась. — Я на это посмотрю!

— Всё бы тебе только развлекаться, — ответил мужчина. Если у женщины голос был высокий и звонкий, то у мужчины был глухой бас, как из бочки. Артём только усмехнулся и постучал по открытой двери.

— Гостей не ждали, а мы приехали, — сказал он.

— Ну так заходи, — ответила женщина. — Чего стучаться?

— Ты чего там делаешь? — спросил Артём. Женщина сидела на коленях и перебирала мусор, сваленный в кучку. Что-то подносила к глазам, но потом недовольно выкидывала в ведро.

— Старый дурень мне вчера серёжку куда-то закинул. Я её полдня ищу, — после этого она повысила голос. — Если не найду, то кто-то мне купит новые!

— Так тебе вчера они не нравились. Сама же сказала, что…

— Мало ли я чего говорила, — остановила его женщина. — Не надо слушать всё, что я там говорю.

— Ты непоследовательна. То обвиняешь меня в том, что я не делаю так, как ты хочешь, то наоборот, — из дома вышел мужчина. — О, оказывается, у нас и, правда, гости!

— Так чего вы молчите? — оторвавшись от мусора, сказала женщина. Быстро поднялась с колен. — Надо же предупреждать!

— Я же вам вчера звонил, — напомнил Артём.

— Так это было вчера! — резонно заметила женщина, близоруко щурясь в мою сторону.

Родители Артёма были высокие. Отец был где-то под два метра. Широкоплечий, с седыми волосами и добрым лицом. Мама Артёма уступала немного в росте мужу, но не критично. Короткие, выкрашенные в блонд волосы, макияж, что не делал её лицо похожей на куклу — она мне чем-то напомнила актрису, которая недавно сошла с красной дорожки. Жесты и мимика у неё была соответствующая. Какая-то постановочная. Немного надменное выражение лица, чопорность резко сменялась открытостью и душевностью. Было сложно понять, что она думает на самом деле, а уж предугадать её реакцию на самые простые вещи было нереально.

Анна Григорьевна и Тимур Тарасович не скрывали удивления при моём появлении. В отличие от Артёма, который не видел ничего такого, что он пригласил меня в гости. Я сразу почувствовала себя не в своей тарелки.

— Давайте Лору только смущать не будем. Все расспросы потом. Никуда от них не сбежим. Пока же погода хорошая, надо делами заняться. А уж потом и поговорим. Вы, кстати, домой собираетесь? Или так и дальше здесь будете за грибами охотиться? — спросил Артём.

— Если бы кто-то не подвернул ногу и не изображал из себя больного, то мы и дальше бы за грибами ходили. Но кто-то считает, что лучше у печки сидеть и ножиком играться! — возмутилась Анна Григорьевна. Похоже Тимур Тарасович увлекался резьбой по дереву.

— Значит домой? — спросил Артём.

— Завтра поедем. Сегодня вы ведь переночуете, а завтра поедем, — сказал Тимур Тарасович. К ночёвке в деревне я не готовилась.

— Мне завтра на работу, — напомнила я Артёму.

— Успеем, — ответил Артём. — Пойдём комнату покажу.

Подталкивая меня в спину, Артём повёл меня вглубь дома. Всего в доме было две комнаты и терраска. Большая комната служила одновременно и кухней. Небольшая комната оказалась личным царством Артёма. Здесь везде были книги по фантастике, рисунки на стенах, карандаши, краски лежали в художественном беспорядке. Диски с музыкой, тетрадки с записями, какие-то сушёные букетики на стенах.

— А это зачем? — спросила я, указывая на сухие стебли.

— Добавки в чай. Полезно и приятный аромат, — ответил Артём, доставая из шкафа спортивный костюм.

— Комната в квартире не похожа на эту.

— Здесь интереснее, чем там. Да и ехать недалеко.

— Обои мрачные.

— Не замечал. Мне они казались волшебным лесом. Ночью луна заглядывает в окно. Тени рисуют узоры. Интересно за этим наблюдать.