Приказано - спасти... (СИ) - Мохов Игорь - Страница 6

Эмалированная кружка с отваром, по забывчивости не донесенная до губ, приятно грела руку. Тихий голос Фиры нарушил задумчивость Семена.

— А почему вы кружку как блюдечко держите? Как будто мой дедушка, чтобы на чай дуть?

Семен посмотрел на свою руку: действительно он держал посудину за донышко, а не за ручку, как обычно. Наверное, действительно сработала память Лексеича.

— А у нас в деревне все так чай пьют — вывернулся он. И снова за столом стало тихо. Каждый думал о своем. Первым поднялся Сиваков: — Анастасия Ивановна, Фира — ложитесь спать. Сегодняшнюю ночь буду дежурить я. И вы, молодой человек, ложитесь. С утра посмотрим как состояние вашего друга. Может быть, он сможет уйти с вами. А сейчас — отдыхайте.

Семен отказался ночевать в душном бараке и ушел спать в кузов ЗиСа. Большой брезент лежавший в кузове позволил сделать приемлемое ложе. Но уснуть толком не удалось. Сон накатывал краткими приступами забытья, после которых красноармеец подолгу лежал, глядя в ночное небо. Можно было бы объяснить это обычной старческой бессонницей, но Чекунов понимал, что это не так. Тело восемнадцатилетнего Семки настоятельно требовало отдыха. Мозг, же, растревоженный знаниями старика Лексеича, продолжал напряженно работать, пытаясь найти выход из тупиковой ситуации.

Старшине Чекунову было ясно, что у остающихся очень мало шансов выжить. Через несколько дней лес будут прочесывать немецкие войска, в том числе и подразделения СС. Нужны ли солдатам вермахта такие пленные, которых необходимо обеспечивать лекарствами и продовольствием? Пара гранат да несколько выстрелов решат проблему гораздо проще.

Знают ли это Сиваков и Анастасия Ивановна? Скорее всего, они понимают все. Но не считают для себя возможным оставить беспомощных раненых. Семен знал таких людей. Фира, же, еще слишком молода и потому полностью доверяет старшим, считая, что они вытащат из беды и ее и остальных.

Но вот что делать ему, Семену Чекунову? Уйти как в прошлый раз? Тогда он не знал, что были оставлены раненые. Да если бы и знал… наверное, он все равно бы подчинился приказу. Если уйти сейчас, гибель этих людей останется вечной занозой в его памяти. Так, как резала душу смерть Женьки. А может и хуже. И сможет ли он жить с такой болью?

Командование, приказавшее оставить тяжелораненых, сделало это понуждаемое тяжкой военной необходимостью. Окруженные войска уходили на прорыв в неизвестность. Ослабленные голодом, без продуктов и с недостаточным количеством патронов. Бросив всю технику и снаряжение. Любой лишний груз мог стать той последней соломинкой, что ломает спину верблюда. А впереди лежала дорога по болотам и лесам. Путь до отдаляющейся с каждым днем линией фронта, который нужно было пройти, чтобы выжить и выйти к своим. И не мог старшина Чекунов винить этих красноармейцев и командиров. Он сам прошел с ними этот путь и знал, как он будет труден и тяжел.

Все дело в том, что они не знали… А Семен, теперь, ЗНАЛ…

Многия знания порождают многия печали…

Не выдержав, красноармеец откинул брезент, перелез борт грузовика и спустился на землю. Зашнуровал ботинки, перемотал потуже обмотки, набросил шинель. Застегнул ремень с подсумками. Проверил наличие патрона в стволе карабина. И размеренным шагом двинулся по узкой дороге ведущей в сторону реки.

Шагая в предутренних сумерках, Семен полной грудью вдыхал зябкий воздух. Ботинки путались в высокой траве проросшей между тележными колеями. Обмотки и полы шинели быстро отсырели, напитавшись росой. Да и темновато было еще, и красноармеец частенько спотыкался на неровностях дороги. Но Чекунов даже не замечал все эти мелкие неудобства. Ощущения молодого здорового тела кружили голову Семену. Он уже давно забыл — каково это, свободно идти по дороге, не опираясь на палку. Легко перепрыгивать ямы и стволы упавших деревьев. Резко нагибаясь, проныривать под нависающими ветвями деревьев. Это было счастье жизни. И каждый вдох был как глоток хорошего вина.

Постепенно рассветало. Шагать стало легче. Иногда на дороге попадались брошенные части солдатского снаряжения: каски, противогазы, гранаты без детонаторов. Нашелся даже бинокль в футляре. Покачав головой, красноармеец повесил его на ветку. Подумал. Снял бинокль с ветки и перевесил себе на шею: "Груз небольшой, а бросать жаль. Вещь в военном хозяйстве полезная. Глядишь — и пригодится".

Уже стали хорошо различимы отдельные ветки, нависающие над дорогой, когда за деревьями впереди стало просматриваться открытое пространство. Близость к реке выдали клочья тумана наплывающего от воды. Семен свернул с дороги в лес и остановился, не выходя на чистое место.

Необходимо было унять дыхание, избавившись от излишнего возбуждения. В своей армейской жизни старшина Чекунов не был подготовленным разведчиком. Но за четыре года война заставила научиться хотя бы основам. Отдышавшись, красноармеец осторожно двинулся вперед, не забывая оглядываться по сторонам.

Добравшись до прибрежных кустов и уперев карабин прикладом в землю, Семен присел и постарался максимально вслушаться и вглядеться в окружающее пространство. Опыт старшины предупреждал о возможности немецкой засады. Тут очень кстати оказалась недавняя находка. Сжимая в руках холодный корпус бинокля, Чекунов медленно водил окулярами по противоположному берегу.

Молочная пелена тумана стелилась над неширокой рекой. На противоположном берегу выделялась светлая проплешина намытого песка за урезом воды. Темный силуэт коряги торчал из реки ниже по течению. Был слышен плеск бурунчиков вокруг черных сучьев. От песчаного пятачка по склону вверх подымалась полоса примятой травы. С одной стороны это было хорошо: значит, здесь есть брод. И брод удобный — спуск к воде с этой стороны плавный, а на той стороне, чуть ниже, виделось что-то похожее на старую тележную колею. Никаких посторонних звуков не слышно. И никаких видимых признаков опасности.

С другой стороны — накатанная дорога к реке наверняка привлечет внимание немцев. И тогда вероятность засады сильно возрастает. Особенно там, где проселок пересечется с дорогой на Преображенское. И все же Семен решил рискнуть. Необходимо было убедиться, что брод проходим для ЗиСа.

Да, именно для ЗиСа. Оставить раненых на верную гибель Семен не мог. Против этого протестовала личность восемнадцатилетнего Семки, уверенного, что Красная Армия своих бойцов не бросает. И старшина Чекунов, считал, что эти люди, пусть и формально не считающиеся его подразделением, имеют право на жизнь. А Лексеич… Что Лексеич? Он просто помнил обезлюдевшие деревни своего времени. И, может, если с фронта вернется хотя бы на несколько человек больше…

Но и чтобы просто вынести на себе раненых, людей явно не хватало. Можно было бы поискать в лесу еще не ушедших окруженцев — но где гарантия, что они послушают совсем молодого бойца и пойдут на нарушение приказа о выходе из окружения? Чекунов надеялся, что, используя свою трехтонку, ему удастся форсировать реку и уйти в леса за Преображенским. А уж в те болота немцы не сунутся еще долго. И может там удастся найти помощь? Ведь на этой стороне реки деревень нет.

Раздевшись в кустах до исподнего, Семен вошел в зябкую осеннюю воду, надев шинель с увязанной одеждой и обувью хомутом на шею и подняв карабин на вытянутых руках. Сильное течение ощутимо давило на медленно переступающего по песчаному дну красноармейца. Требовалось аккуратно ставить ноги, чтобы не споткнуться о кое-где попадающиеся под водой камни, и не упасть. Холодная вода ощутимо студила, и Семен чувствовал, как под нательной рубахой тело покрывается гусиной кожей. К счастью, вода поднялась только чуть выше пояса, а дальше стало мельче. Выбравшись на берег Семен в первую очередь внимательно осмотрелся. Затем, быстренько отжав белье, оделся и двинулся наверх, держа карабин наготове.

Наверху, вдоль берега реки шли колеи проселочной дороги. Другие, гораздо менее наезженные, уходили на просеку и дальше, вглубь леса. Подумав, Семен двинулся в ту же сторону, идя по лесу параллельно просеке.