Где простирается тьма (ЛП) - Джуэл Белла - Страница 13

― Хочешь со мной трахнуться?

― Ч-ч-что? ― давлюсь я воздухом и быстро мотаю головой.

― Это простой вопрос.

У меня отвисает челюсть.

― Я ― твоя пленница. Хотя знаю, что есть болезнь, формирующая любовь между пленницей и похитителем.

Он наклоняет голову набок, изучая меня.

― Стокгольмский синдром, но у тебя его нет.

― Откуда ты знаешь? ― говорю я, скрестив руки на груди.

Он бросает на меня невыразительный, почти скучающий взгляд.

― Твое возбуждение вполне реально.

Я открыла рот и придала лицу выражение полного отвращения.

― Что?

― Ты слышала меня: я почти чувствую запах. Всего-то нужно одно касание моего языка к этой сладкой киске, и ты станешь на колени. А теперь ответь на мой вопрос.

Я качаю головой.

― Вот уж нет, придурок. И что заставляет тебя думать, что у меня сладкая киска? Я вообще могу быть мужчиной.

Он фыркает.

― Это не так.

― Могу, ― шепчу я, когда он подходит ближе, слишком близко, чтобы было комфортно.

― Это не так.

― Это вполне реально.

― Не-а.

― Ладно, даже если это не так... ― начинаю я, с трудом переводя дыхание, когда он смотрит на мои губы. ― Ты все равно не можешь знать, что у меня сладкая киска.

― У тебя сладкая киска.

― Ты не можешь этого знать!

Уголки его рта приподнимаются, и я едва не падаю на колени.

― У. Тебя. Сладкая. Киска.

― Ты такой засранец, надеюсь, ты это понимаешь.

Он наклоняет голову и смотрит на мою шею, будто хочет наброситься на нее и поставить засос.

― Я знаю, ― бормочет он.

― Отойди, ― приказываю я дрожащим голосом.

― Ответь на вопрос.

― К-какой вопрос?

Он снова делает шаг вперед и наклоняется так близко, что я чувствую запах духов Малибу. Фу.

― Ты. Придешь. Трахаться. Со. Мной?

― Мечтай дальше, ― шепчу я, не в силах овладеть своим голосом.

Он ухмыляется. Черт бы его побрал! До этого я наблюдала только жесткое выражение на его лице, так что видеть его улыбку ― все равно, что увидеть солнечный свет. Я смотрю на его губы, такие полные и мужественные. И когда он улыбается, я вижу ямочку. Только одну. Удивительный мужчина.

― Значит, мое единственное правило не будет иметь для тебя значения, не так ли?

Я нервно ерзаю.

― Полагаю, что нет.

― Увидим.

― Теперь я могу принять душ?

Он отступает назад, махнув рукой в сторону двери.

― Конечно.

Я бросаюсь к двери и хватаюсь за ручку. Добравшись до нее, я поворачиваюсь и открываю рот, прежде чем обдумываю это.

― У тебя у самого какой-нибудь… синдром?

Он поднимает брови.

― Я имею в виду, что в одну минуту ты ведешь себя так, а в следующую ― совершенно по-другому. Я подумала, может быть...

― Может, мне просто нравятся сложные задачи.

Я изучаю его лицо. Он серьезно. Он считает меня сложной задачей. Какого рода? Чтобы уложить в постель? Он пытается залезть ко мне в трусики, потому что я с тараканами? Я каменею, и он замечает это. Все его тело напрягается, он прищуривается.

― Не беспокойся, ― зло цежу я. ― Ты никогда не займешься со мной сексом, уж поверь.

― Не скажешь, почему?

Я смотрю ему прямо в глаза.

― Полагаю, по той же причине, по которой ты никому не позволяешь прикасаться к себе.

Я закрываю дверь, но успеваю заметить выражение его лица.

Полный шок.

Да, приятель. Я же сказала, что совсем не та, какой ты меня представляешь.

~ * ГЛАВА 11 * ~

Димитрий

По той же причине, что и я.

По той же причине, что и я.

Нет, это невозможно. Она неправильно все поняла. Она понятия не имеет, почему я не люблю, когда ко мне прикасаются. Она не может знать. Никто не знает. Ни одна душа не понимает, что значит быть мной. Просто она попыталась собрать воедино историю о том, почему я такой, какой есть.

Я к этому привык.

Многие в моей жизни пытались понять меня. Бесчисленные психологи разговаривали со мной, пытаясь добраться до истоков моей личности. Но никто и никогда не зарывался достаточно глубоко — я не позволял. Для всех я ― вот эта внешняя оболочка, и я хочу, чтобы так оно и оставалось. Какая-то пиратская шлюха не стоит того, чтобы все менять.

Мне не следовало уделять ей ни минуты, ни одной гребаной минуты.

Теперь она тоже думает, что знает меня. И попытается сыграть на этом. Нет, этого не будет. Я не позволю! Я жил одиночкой слишком долго. У меня есть женщины, они уважают мои границы. Ну, в основном. У меня есть люди и свои задачи. И есть единственная цель в жизни, та, ради которой я продолжаю дышать, — месть. Ничто этому не помешает.

И все же это произошло. На секунду я забыл, чего так сильно хочу.

Но это не повторится.

Джесс

Еще через неделю…

Это, должно быть, шутка. Ни за что. Ни за что. Почему именно сейчас? Серьезно. Я сажусь на кровать, смотрю на дверь, потом на свои руки. Я не могу сказать Димитрию. Он теперь даже не смотрит на меня, не говоря уже о том, чтобы помочь мне, когда мне это нужно. С той ночи, когда я застукала его с Малибу, он едва замечает меня.

Он даже позволяет мне шататься по кораблю.

Живот сводит, и я возвращаюсь к действительности. Она здесь — тетя Фло, известная также как «Красное море», «Судный день», «тетя Черри», «Серфинг на алой волне», «Красный Дракон», «Неделя акул» или для тех из нас, кто более простодушен…

Да, у меня месячные.

Я закрываю лицо руками и стону. Две девушки, которые, действительно, поднялись на корабль вместе с нами, противные и грубые, и они здесь только для того, чтобы услужить Димитрию. Они мне не помогут. Лучшее, что они могут для меня сделать, ― это бросить за борт, чтобы оправдать название «Неделя акул». Единственное, что я могу сделать, это пойти к Люку или Димитрию. У меня нет ничего с собой, ведь меня захватили и увезли против воли. Так что я вынуждена обратиться с просьбой к кому-нибудь.

Люк посмеется надо мной: он такой злой.

Остается Димитрий. Я никого не знаю из остальных двадцати человек на этом корабле, а им даны строгие инструкции не знакомиться со мной. Хотя один из них улыбается мне так, что мне очень, очень хочется подойти и поболтать с ним: он привлекательный и у него самое доброе лицо, которое я когда-либо видела.

Впрочем, ближе к делу.

Я должна подойти к Димитрию. И плюс, я должна попросить у него тампоны или прокладки. Я стону вслух и потираю щеки, чувствуя ужас от того, что докатилась до такого. Может быть, мне следует броситься за борт: этот конец станет гораздо интереснее, чем просить мужчину, который презирает меня, о женских штучках.

Но это необходимо.

Я встаю на ноги и неловко переминаюсь, пока в животе снова не возникает тупая боль. Сделав глубокий успокаивающий вдох, я выхожу из каюты и направляюсь к большой столовой. Димитрий проводит там много времени, плетя заговоры против Хендрикса. Меня больше не расспрашивают, что удивительно, учитывая, для чего меня захватили. Хотя полагаю, что в сложившейся ситуации ему больше ничего от меня не нужно, чтобы сделать это. Одного моего присутствия здесь достаточно, чтобы выманить Хендрикса из укрытия.

Мне требуется целых пять минут, чтобы убедить себя войти в столовую. Когда я вхожу, все пялятся на меня. Да, я стою в открытом дверном проеме. Я рассматриваю мужчин, пока не замечаю Димитрия, сидящего в конце длинного стола. Малибу сидит у него на коленях, и то, что я не вижу его рук, а она корчит странные рожи, говорит мне, что он не просто разговаривает с ней. Отлично. Просто отлично.

Я опускаю голову и иду, ненавидя себя за то, что вынуждена это делать. Я откашливаюсь, подойдя к нему, и он медленно поднимает взгляд, пока не встречается со мной глазами.

― Что? ― невнятно бормочет он.