Где простирается тьма (ЛП) - Джуэл Белла - Страница 29

Закончив, я отворачиваюсь и кулаком смахиваю со щеки слезу. Я как раз собиралась выйти из душа, когда рука Димитрия взметнулась, и он дернул меня назад. Я оборачиваюсь и смотрю на него, едва видя его сквозь слезы. Он пальцем стирает их с моей щеки. Затем берет мое лицо в ладони. Он никогда не прикасался ко мне так нежно, никогда не смотрел на меня так… страстно. Медленно, будто мир перестал вращаться, и в нем остались только мы вдвоем, он наклоняется и прижимается губами к моим губам.

И целует меня.

Он целует не так, как раньше. Он целует меня так, будто я ― его последний вздох. Целует так, будто я единственная причина, по которой он просыпается каждый день. Целует так, будто я что-то значу. Его руки двигаются по моим щекам и вниз по шее, вызывая легкую дрожь. Когда руки опускаются на плечи, он притягивает меня к себе.

Я чувствую его, готового для меня.

Я хочу его, но не здесь. Сейчас же просто хочу, чтобы это было только для него. Чтобы он знал, что все, что меня волнует в этот момент, ― это он. Я протягиваю руку, мягко упираюсь ему в плечо и отталкиваю от себя. Он выглядит смущенным, когда я снова медленно разворачиваю его лицом к стене. Подхожу ближе, прижимаясь грудью к спине. Он вздрагивает. Я вытягиваю руку и кладу ладони ему на живот, поглаживая пальцами вверх и вниз.

― Дело не во мне, Дими, ― тихо говорю я. ― А в тебе. Позволь мне прикоснуться к тебе. Знай, что я никогда, никогда не причиню тебе боль.

Он ничего не говорит, но и не двигается. Он позволяет провести вниз по его прессу, скользя кончиками пальцев по твердым мускулам. Добравшись до таза, я колеблюсь. Я хочу прикоснуться к нему, но как только это сделаю, пути назад не будет. Так я свяжу себя с ним, а с таким, как он, легко не будет. Он обожжен, мрачен и абсолютно потерян.

Но еще он красивый, любящий и добрый.

В каком-то смысле, если начистоту, он такой же, как и я.

Так что ничего не имею против.

И я продолжаю. Я опускаю руки, пока не касаюсь его члена. Тут же меня охватывает смятение, но я продолжаю говорить себе, что это то, чего я хочу. Это не принуждение. Это мой выбор. Мы оба хотим и нуждаемся в этом. Я обхватываю пальцами член, чувствуя, как толстая твердая длина пульсирует в моей хватке.

У меня ноги подкашиваются.

Я закрываю глаза и прижимаюсь щекой к его спине, начиная нежно поглаживать вверх и вниз. Чувствую, как рокот удовольствия разливается под моей щекой. Меня пробирает мелкая дрожь, и я усиливаю хватку, чувствуя, как он напрягается, когда сжимаю, а затем отпускаю его через несколько секунд. Затем большим пальцем провожу по кончику. Кожа здесь мягкая и гладкая. Никогда бы не подумала, что смогу найти в этом… красоту.

― Господи, ― хрипит он.

― Шшш, ― успокаиваю я, мягко ускоряя движения.

Моя рука пробегает вверх и вниз по его длине, иногда останавливаясь, чтобы сосредоточиться на головке. Все его тело окаменело, и он тяжело вздыхает с каждым моим движением. Димитрий издает тихие звуки и время от времени шепчет мое имя. Я слышу, как он говорит «детка», перед тем, как член набухает в моей руке. Через несколько секунд чувствую, как горячие всплески возбуждения ударяют по моей руке и смываются водой.

Он продолжает стонать, и его голова откидывается назад, щекоча мои щеки длинными густыми волосами. Димитрий ударяет руками о стену с еще одним сдавленным рычанием, и его член сильнее пульсирует в моей руке. Все мое тело наливается от желания. Он мне нужен. Я хочу впустить его. Хочу почувствовать, каково принадлежать такому мужчине, как Димитрий.

Мне это нужно как воздух.

Наконец-то пришло время.

Время, чтобы отпустить себя.

~ * ГЛАВА 20 * ~

Димитрий

Она так чертовски красива. Я хочу ее больше воздуха. Должен был ненавидеть, должен был чувствовать ярость, прожигающую грудь, но единственное, что во мне вспыхнуло, ― это жажда попробовать ее на вкус, быть внутри нее, чувствовать ее плоть вокруг своей. Особенно, когда она смотрит на меня своими большими зелеными глазами. Я знаю, что она чувствует вину, и отчасти думаю, что и должна ее чувствовать. Но большая часть меня, та самая, которую я снова приоткрываю, говорит, что она ― лучшее, что может когда-либо случиться со мной.

Голова кружится от наплыва новых эмоций. Я не привык чувствовать ничего, кроме душераздирающей жажды мести. А услышав, как она говорит правду, меня будто разорвало на куски. Не знаю, сказала ли она то, что я хочу, по ее мнению, услышать, но что-то во мне шевельнулось. И в моей стене образовалась трещина. Теперь я не знаю, что делать. Как отказаться от единственной вещи, что, кажется, делает меня стабильным и спокойным?

― Иди сюда, ― тихо говорю, возвращаясь к кровати.

Не знаю, каков мой следующий шаг, но сегодня, здесь, с ней, я точно знаю, что мне нужно. И судя по выражению ее лица, она нуждается в этом не меньше. Я не отвожу взгляда, когда она делает нервный шаг ко мне. Протягиваю руку, и она робко кладет мне в ладонь свою. Джесс всегда такая решительная и веселая, но сейчас выглядит так, будто ее вот-вот вырвет. Я знаю, как ей страшно. Я помню, как сам впервые бросился головой в омут и доверился другому человеку.

― О чем ты думаешь? ― спрашивает она, изучая мое лицо.

― О том, как впервые занялся сексом после… ― я замолкаю. Ненавижу это слово. До потери пульса ненавижу.

Взгляд Джесс становится мягче.

― Расскажи мне.

Она садится на кровать, и я опускаюсь рядом с ней.

― Не уверен, что это так уж придаст тебе уверенности, детка, ― тихо произношу, рисуя кончиком пальца на ее ладони крошечные круги.

― Я все равно хочу знать.

Рассказывая, я сосредотачиваюсь на ее руке. Никогда и никому не выкладывал эту историю, и, конечно, не собираюсь делиться ею ни с кем, кроме нее. Это не то, чем я горжусь.

― Мне было семнадцать. Я вел себя как абсолютный псих.

Она улыбается, когда я использую ее слово, и не могу не улыбнуться в ответ.

― Однажды вечером я встретил девушку в клубе. Она была блондинкой, хорошенькой, готовой потрахаться. Я еще был несовершеннолетним, но она не знала об этом. Тинейджеры часто умудряются проникнуть в клуб. Я был здоровым для своего возраста, выглядел не на семнадцать. Ну, не важно. Я танцевал с ней, выпивал и как-то оказался в ее гостиничном номере. Я был так пьян, что не думал, что это серьезно. Я думал, что ничего не вспомню. Мы начали возиться, и, казалось, все было неплохо, поэтому пошли дальше. На полпути она оседлала меня, и тогда я понял, что же происходит на самом деле. Воспоминания начали вспыхивать в моей голове, и я испугался. Казалось, будто на меня затмение нашло, и я забыл, где и с кем. Когда более-менее пришел в себя, увидел, что трясу ее. Я вцепился руками ей в плечи и вытряхивал из нее душу. Все было испорчено. После этого потребовалось много времени, чтобы заняться этим снова. Я никому не доверял, но потом…

― Что потом? ― прерывает она меня.

― Потом я встретил Мэйси.

Я вижу, как вспыхивает ее лицо. Она ревнует.

― Кто такая Мэйси?

― Я встречался с ней около двух лет. С девятнадцати до двадцати одного. Она была первой, кто прорвался через мой барьер. Она научила меня тому, как… ― я смотрю на нее, замечая, как порозовели щеки, поэтому тщательно подбираю слова, ― быть с женщиной.

― Она была важна для тебя, ― говорит она. Не вопрос, а утверждение.

― Помню, как в первый раз, когда она положила на меня руки, я взбесился, ― говорю я, вздыхая. ― Я был настолько психованным, что не мог вынести даже мысли о том, что кто-то прикоснется ко мне. Ей понадобился целый год, чтобы провести рукой мне по лицу.

― Должно быть, это было тяжело.

Я киваю.

― Но я благодарен ей. Она помогла мне пройти через все это. Я до сих пор не могу мириться с тем, что меня трогают, но уже не выхожу из себя, как раньше. Видит Бог, она была сильной девушкой, раз терпела меня.