Пути-дороги (СИ) - Борисов-Назимов Константин - Страница 12

– Где мои вещи? – не оглядываясь спросил, а сам руку на лоб ребенка положил.

– Иван, их Гюнтер несет, – ответил Карл.

– Мне необходимо помыть руки, узнать, как и чем ребенка лечили, – коротко сказал, пощупав пульс девочки.

Не нужно иметь образования, чтобы понять состояние больной, оно плохое. Меня волнует хриплое дыхание и горячка. Температура высоченная, и, как говорил Карл, почти не сбивается.

Дед девочки о чем-то коротко с сестрой милосердия поспорил (по интонации слышу), а потом тронул меня за плечо и указал на дверь:

– Там ванна.

Ничего уточнять у него не стал, пусть с прислугой и своими родными сам разбирается. Умылся и вымыл руки, после чего вышел в комнату. Отсутствовал не более трех минут, а народа прибавилось. У двери стоит священник, а Карл орет на молодого человека. Н-да, немецкая сдержанность куда-то исчезла, наблюдаю разгневанного деда, способного за внучку горло перегрызть. Рядом со священнослужителем стоит молоденькая немка, ей на вид лет семнадцать, лицо заплаканное, волосы светлые и вьются как у Анни. Хм, мама красива, по моим меркам, ребенок вырастет не хуже, а если переймет кое-какие черты отца, то и вовсе от женихов отбоя не будет.

– Господин Иван, – окликнул меня помощник Карла. – Ваши вещи.

– Ой, спасибо Гюнтер, я тебя не сразу заметил, – ответил я и подошел к окну, у которого тот стоит.

Распахнув свой чемодан, прямо на пол вывалил часть своих вещей. Мне необходимы лекарства и стетоскоп, улучшенный и для меня привычный. Таких пока всего с десяток сделали, но результат порадовал и уже разместил заказ на одном из заводов Кёлера. Первую партию в количестве тысячи штук он обязался поставить через пару месяцев, плату не берет, но двадцать процентов просит взять себе. Ох мы и торговались, а когда еще выложил чертеж шприца и тонометра, то господин промышленник за голову схватился. У него подобных мощностей под мои запросы нет, обещал что-нибудь придумать.

Карл, толи спорит, толи отчитывает своего сына, но я присел на кровать и стал прослушивать легкие ребенка. Воспаление легких не подтвердилось, хотя и имелись подозрения на пневмонию. А вот воспаленные лимфоузлы, шелушение кожи и сыпь... Скарлатина, в тяжелой форме и сопровождаемая ангиной. Мля, ребенок-то уже болеет не первый день.

– Мне нужна чистая ложка, – не оборачиваясь говорю, а сам понимаю, что даже если и подтвержу свой диагноз, но кроме портейницелита Анни ничего не поможет. Нет, имелся вариант, что у ребенка туберкулез в тяжелой форме и тогда уже пришлось бы колоть второй антибиотик Портейга. Но профессор еще сомневается с дозировкой и боится ставить эксперименты на детях. Полностью с ним согласен, да и еще ни одного малыша в больницу с тяжелой формой данной губительной болезни к нам не поступало. Посмотрел бы я на Семена Ивановича чтобы он делать и какие стал разговоры вести, когда перед ним ребенок умирает. Быстро бы прикинул дозировку и стал на свой страх и риск лечить, надеясь и молясь, что сумеет помочь больному.

– Месье, – окликнула меня сестра милосердия, протягивая ложку.

Хм, за француза что ли приняла? Да мне все равно.

– Данке, – поблагодарил я.

Осторожно приоткрыл рот девочке и попытался посмотреть горло. Ни черта не видно.

– Карл! Мне нужен фонарь и расспрашивайте сестру милосердия, чем девочку лечат, – не оборачиваясь, попросил я.

Дед что-то рыкнул, и кто-то выбежал за дверь. Мля, какой фонарь? Мне сейчас принесут керосиновую лампу, все время забываю в каком я времени. Эх, сейчас бы обычный сотовый с фотовспышкой, которую каждый чаще использует в качестве фонарика, а не по посредственному предназначению. Советник канцлера тем временем, стал задавать вопросы сестре милосердия и переводить. Впрочем, он ничего нового не сообщил и так понятно. Давали жаропонижающее, микстуру от головной боли и спазмов живота. Перечень симптомов и внешний осмотр лишь подтверждает, что у ребенка скарлатина в тяжелой форме, к которой явно добавилась ангина. Фонарь мне предоставили, к великому удивлению, работающий не на горючем материале. Можно даже сказать, что очень похож на современный, ну, к которому привык в своем времени.

– Господин Иван, кнопку нажмите и держите, – посоветовал мне Карл.

Ха, с таким-то механизмом несложно разобраться, а вот горло девочки мне сильно не понравилось. Отек, гнойные язвы и неприятный запах. Черт, тут не поможет обычная терапия, без антибиотика не обойтись и затягивать лечение гнойной и бактериальной ангины, да еще вкупе со скарлатиной никак нельзя. Вопрос дозировки портейницелита, вот что меня сейчас заботит, да и состояние крайне тяжелое. Сижу и размышляю, понимая, что предыдущий доктор не зря посоветовал обратиться в церковь. Священник еще не ушел, так и стоит у порога сложив у груди руки и явно про себя читает молитву.

– Иван Макарович, что скажите? – прервал мои размышления Карл.

– Организм ребенка пытается бороться, но... – покачал головой и тяжело вздохнул. – К сожалению, болезнь пошла по тяжелому развитию и сопровождается ангиной. Все вместе дает высоченную температуру, путанность сознания, обмороки, рвоту, понос – те симптомы, которые вы перечислили. У Анни скарлатина...

– Позвольте, но я в детстве переболел ей, так доктора говорили, но не до такой степени! – возразил сын Карла.

На это высказывание, отец сыну что-то нелицеприятное рявкнул, на своем языке, но я решил объяснить:

– Дело в том, что каждый организм индивидуален, на болезни реагирует не одинаково. К тому же, есть еще и состояние до болезни, когда взрослый человек или ребенок подвергается вирусу или бактериям. Сильный организм перенесет болезнь легче, ослабленному справиться тяжелее, но и тут возможны исключения из правил, когда на борьбу выходит иммунитет. Сложно объяснить, но, поверьте, случается, что маленький ребенок бегает больной и у него никаких проявлений болезни, а здоровый мужик лежит пластом при смерти.

– Иван, но Анни ты поможешь? – спросил Карл и зубами скрипнул.

Тяжело вздохнув, потрогал лоб девочки – печка, а ручки холоднющие. Сам ребенок в сознание так и не пришел.

– Необходимо принять решение, без согласия родителей и вашего на него не пойду, – тяжело вздохнув, ответил я.

Отдаю себе отчет, что находись в России, то, вероятно, стал бы убеждать, но в данном случае все сложнее. Если ребенок, не дай бог, умрет, а вероятность данного исхода высока, то последствия не могу предсказать. Может разразиться величайший скандал, с непредсказуемыми действиями.

– Говори, – попросил Карл.

– Организм слишком ослаблен, болезнь явно берет верх, уже наступило беспамятство, температура... – начал я, но дед девочки меня оборвал:

– Это я и сам вижу! Почему ты боишься ей помочь?!

– Нет уверенности, что выживет, – честно ответил я. – Не факт, что лекарство успеет помочь, да и в любом случае, Анни пройдет по краю. И, хочу быть честен, наш препарат не проверялся против данного заболевания. Нет, помочь он должен, но рассчитать дозировку, – взял паузу, – очень сложно. Однако, на мой взгляд, это единственный шанс, примерно один из сотни, а то и тысячи. Немного внушает оптимизм, что организм девочки продолжает бороться, но опасаюсь, что она может впасть в кому.

– Что это означает? – нахмурившись, спросил отец девочки, вполголоса переводивший мои слова своей жене.

– Работа мозга, – мрачно ответил я.

– Иван, ты уверен, что нет других вариантов? – спросил Карл и нервно заходил по комнате.

Дед подошел к окну, вернулся к кровати ребенка, дрожащей рукой погладил ту по головке и чуть ли не со слезами в голосе, попросил:

– Прошу, помоги ей!

– Мне необходима бумага, что вы согласны на лечение, отдаете себе полный отчет, что исход может оказаться любым, – твердо сказал я.

– Будет тебе бумага! – кивнул Карл, а потом посмотрел на своего помощника: – Гюнтер, немедленно подготовь документ и привези нотариуса.

– Гм, господа, католическая церковь, данный документ может заверить, да и статус адвоката с меня никто не снимал, а прихожан случается защищать и в различных инстанциях, – неожиданно сказал священнослужитель.