Колдун 2 (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 29

Грудь небольшая, очень красивой формы, и все у этой груди как положено — крупные соски торчат вперед, околососковые окружности чуть темнее, чем остальная кожа. Мне вдруг подумалось — а зачем им грудь?! Русалкам? Они же не будут кормить ей детей! Русалки бесплодны, как бесплодны все магические существа! Наверное…

Ноги — длинные, живот плоский, но не такой, как у спортсменок — он…женский. Не знаю, как это объяснить — но вот глянешь на этот живот, и сразу скажешь: это женщина. И даже пупок есть!

Кстати, опять же, почему?! Откуда у существа, не рожденного женщиной вдруг образовался пупок?! И еще страннее — зачем русалке…хмм…в общем…детородный аппарат?

Взгляд мой после разглядывания животика и пупка сам собой опустился ниже, и то, что я увидел…в общем — меня это зрелище сильно удивило своей какой-то…обыденностью?

Странное ощущение, как если бы — вот я сейчас на берегу озера, а из реки выходит моя девушка, и то, что она обнажена — в этом нет ничего странного, ничего особенного — просто обнаженная девушка и я — жду ее на берегу с полотенцем, чтобы обнять, вытереть, поднять на руки и отнести к машине, туда, где уже расстелено одеяло, туда, где мы займемся любовью…

Мелькнула такая мысль и соответствующие ей картинки, и тут же исчезла, как ее и не бывало. Не девушка это. И вообще не человек. Глаза большие, человеческие…вот только зрачок не круглый, а вертикальный. Сейчас он расширенный, но под лучами солнца точно стал бы узкой полоской. Нечеловеческий зрачок.

Подошла ближе и не выходя из воды остановилась, пристально глядя на меня неподвижными змеиными глазами.

Молчим. Смотрим. Первым не выдержал я:

— Привет тебе, Агриппина. Меня звать Василий!

Молчит. Смотрит изучающее.

— Мне бы хотелось с тобой поговорить, Агриппина! — голос мой звучит как-то даже жалко. Я ожидал всего, но только не такого демонстративного игнора. Вот не хочет она со мной говорить, и что тут сделаешь? Ну вот как ее теперь уговоришь мне ответить? Сейчас развернется и уйдет в озеро! И что тогда?

— Что тебе надо, колдун? — голос русалки мелодичен, спокоен и равнодушен. Так и слышалось в нем: «Мне на тебя плевать! Я тебя и всех вас презираю! И если бы не знак Чернобога…»

Ну ладно…раз так, будем говорить без всяких там расшаркиваний и дипломатических экивоков.

— Я пришел просить, чтобы ты сняла проклятие с деревни Кучкино. Страдают невинные люди! Те, кто виновен, давно уже умерли. Прости их детей, внуков, пожалуйста.

— Нет — голос был безжизнен и сух — Они будут страдать.

— Я готов заплатить за то, чтобы ты сняла проклятье с деревни! — с ноткой отчаяния быстро добавил я, чувствуя, что русалка сейчас развернется и нырнет в озеро.

— Чем заплатить? Ты считаешь, что твоего подношения достаточно, чтобы я сняла проклятие? — мне показалось, что в голосе русалки послышалась насмешка и горечь — ты глуп, колдун!

— Вот уже неделю мне постоянно это говорят! — в сердцах брякнул я, не думая о последствиях — ну как вы все надоели с этим «ты глупый»! Почему у вас, женщин, только одно определение для мужчин?

— Потому, что мужчины глупы — теперь в голосе русалки точно прорезались ноты веселья, и мне показалось, что она даже чуть улыбнулась — А ты забавный, колдун. И красивый. Хочешь стать русалом? Я возьму тебя в свой гарем.

Невольно поежился — вот этого мне только и не хватало! Отправиться в гарем к русалке-феминистке! Брр!

— Я хочу предложить тебе жертву! — с головой кинулся я в омут торгово-коммерческих отношений.

— Жертву? — нахмурилась русалка — И какую жертву ты хочешь мне предложить, колдун?

— Убийцу. Насильника! — врезал я из орудия главного калибра — Ты можешь делать с ним все, что захочешь! Живой насильник и убийца! Он убил старушку, изнасиловал ее и ограбил. Хочешь его?

— Хочу его… — серьезно кивнула русалка — Все, что захочу с ним сделаю?

— Все! Хоть на корягу его насаживай — кивнул я, и добавил с ожесточением — Я бы его все равно убил. Такой мрази нельзя жить на свете! Человеческий мусор!

— Вот как…ты не любишь насильников? — русалка впилась в меня взглядом, и я почувствовал, как ее отношение ко мне стало немного…хмм…помягче? Теперь мы с ней были вроде как на одной стороне баррикад.

— Я очень не люблю насильников. И вне зависимости от результатов наших с тобой переговоров — я отдам его тебе. Кто, как не ты должна решать его судьбу. Прости, что напоминаю…я видел, что с вами делали. Я иногда прозреваю, не так часто, но…вижу. И то, что с вами сделали…я тебя…вас — понимаю. Понимаю, почему вы прокляли эту деревню. Если бы я мог изменить, если бы я мог что-то сделать! Я бы бился до последнего, но попытался бы не допустить такого! Я бы не позволил этого сделать! Клянусь!

— Клянешься? — русалка вдруг сделала шаг, другой, третий…и оказалась прямо передо мной. Она была ниже меня на голову, но не было ощущения, что девушка (если ее можно назвать девушкой!) очень уж маленькая. Совсем наоборот — чем больше я смотрел в ее глаза с вертикальными зрачками, тем больше мне казалось, что она выше, чем есть на самом деле и вот уже мы стоим с ней практически глаза в глаза. Может я согнулся?

— Ну, раз клянешься…иди! Исполняй! — она легко коснулась холодной рукой моей щеки, и…меня закружило, завертело, я полетел в глубокий колодец не удержавшись от непроизвольного крика!

Удар! В глазах муть, в нос ударил тяжелый запах гари. Что-то горит!

Открываю глаза, осматриваюсь по сторонам. Я лежу возле крыльца большого дома с колоннами. Из окон дома медленно тянется тяжелый черный дым, охватывающий здание грязными бесформенными щупальцами.

Крик. Отчаянный женский крик! Истошный, идущий из самой что ни на есть глубины души!

Гогот. Мужской, радостный гогот, пьяные голоса.

— Тащи ее сюда, суку! Ишь, барынька! Что, не по ндраву тебе мужицкое естество?!

Встаю. Рука тянется к поясу — за пистолетом. Но пистолета нет. И формы полицейской нет. Пузырястые старые суконные штаны, рубаха навыпуск, перетянутая пояском, стоптанные сапоги гармошкой. Кисти рук — жилистые, со сломанными ногтями, под которыми видна траурная кайма грязи.

Это…не я! Не я! Тот, в ком я сейчас нахожусь — он явно ниже ростом! И…совсем другой! Сквозь запах гари я чувствую запах дегтя — я знаю этот запах, пахнет как в столярной мастерской. А еще — запах пота, запах грязного тела. В деревне мылись раз в неделю, и похоже что этот «раз» был где-то далеко позади.

Снова визг и рыдания — плачет женщина…девчонка. Она что-то причитает, просит ее отпустить, и снова рыдает — горестно, страшно, обрывая душу.

Иду на звуки. Вижу группу — пятеро парней и мужиков. На земле лежит девушка — молоденькая, лет пятнадцати, практически ребенок. Платье на ней порвано и спущено до пояса, на земле валяются обрывки шелковой ткани с кружевами по краям — похоже, что остатки панталончиков. Подол платья задран до пояса, ноги широко раздвинуты в стороны и находятся в руках насильников. Девчонку удерживают четверо, один стоит между ее коленей и расстегивает пояс, довольно и радостно хохоча.

Пятеро. Их здесь — пятеро. Где-то есть еще, но тут — пятеро! Если напасть неожиданно — есть шанс! А там…будь что будет! Потом уже подумаю — как я сюда попал, кто я такой, как оказался в прошлом. Да, в прошлом — я знаю, это прошлое, это ТОТ день. Тот самый страшный, мерзкий день, который навлек беду на этих насильников и на всю деревню сразу.

Убыстряю шаг, подхожу к насильнику, уже доставшему свои причиндалы и пристраивающемуся поудобнее, и с размаху пинаю его в спину. Так пинаю, что он летит через девчонку и носом пропахивает усыпанную обломками мебели и стекла лужайку.

— Ты чо, Колек, ох…ел?! — один из тех, что держали ногу девушки, вскакивает, сжав пальцы в кулаки — Щас ты получишь, недомерок!

Это я недомерок. Это я получу. Жаль, что я не в своем теле, в своем высоком, сильном, тренированном теле! Но и это тело не такое уж и хилое, а навыки мои никуда не делись. Мои боксерские навыки!