Клеймённые уродством (СИ) - Савченко Лена - Страница 21

— Почему я ее, кстати, не видела когда на улице уже оказались? — я вынырнула из астрала, отрывая Пита от созерцания местности.

— Спектры зрения, особенности истинной расы. Не все отражаешь, забей. — Он потер переносицу.

Парень выглядел сильно загруженным. Даже для сегодняшнего происшествия. Питер хмурился, периодически теребил зеленые волосы.

«Слушай, как думаешь, мне пойдет, если половина будет розовой?»

Я, положившая голову ему на плечо, медленно ее подняла и внимательно посмотрела на Питера. Он не обращал на это внимание, а я продолжала буравить парня взглядом.

Почему он так смотрел на Хароса? Почему всегда отшучивался про прошлые жизни? Почему иногда называл другим, не моим именем. А Кристиной, а потом выворачивал так, будто сонный и ничего не соображает? Почему он… так хорошо владел природной магий?

— Пит, — тихо позвала я, — Скажи мне одну, очень важную вещь. Как тебя зовут?

— Какая разница? — он даже не оторвался от окна.

— Я говорила, почему оказалась в дет доме? Меня били. Мать с дядей решили с чего то, что я попортила им жизнь… не эту, какую-то другую.

Не хочу. Не хочу. Липкое осознание накатывало, обволакивало все тело противной пленкой. Мне не хотелось понимать, не хотелось продолжать этот разговор — оставить все как есть.

— Элис, помнишь я просил тебя не копаться в прошлом? — голос у него был гулким, не своим. Выражение лица — отчаянно серьезное. У меня сводило скулы от напряжения в глазах поселилось такое же отчаяние. Внезапно я поняла — если я продолжу, то потеряю его раз и навсегда. Так почему мне не заткнутся? Прямо сейчас собрать всю волю, силу в кулак и не заткнуться?

Мы сидим с ним на странной бетонной штуке на заднем дворе приюта. Он курит, а я пытаюсь управляться с более сложной ступенью огня.

— Помню.

Он хватает меня за руку, показывает смятую купюру 10 баксов и смеется. Я улыбаюсь до ушей, прижимаясь к нему. Сегодня будет что поесть. Как и завтра.

— Так зачем?

— Тише, тише, это просто кошмар. Спи, сестренка.

Прижимает меня к себе, гладит по волосам и я постепенно успокаиваюсь, перестаю трястись и засыпаю под его шепот. Мне опять снилась мать.

— Это не ответ.

Витраж осколками сыпался на пол. Разбивался на еще более мелкие части, резал как сотня остро наточенных лезвий. Мне хотелось, что бы от замолчал, что бы не отвечал, что бы назвал меня дурой и просто отмолчался. Но правда, она и есть правда. Она подкрадывается незаметно, ранит в самое сердце и остается с нами навсегда.

Я помню — за окном проносятся уже хорошие, высотные дома, стеклянные витрины магазинов. Много людей. Ветер гоняет жухлые листья. У меня болит плечо после прыжка на лестнице. И он. Смотрит в окно отрешенным взглядом, полным отчаяния и грусти. Неясное чувство, что приходит с осенью расцветает в груди с новой силой, забирая кислород и не давая вдохнуть нормально.

— Хайло. Хайло Вестейд.

Звуки как будто стихли. Я смотрела на Питера, медленно и остро осознавая то, что он сейчас сказал. Наверное, и правда не стоило в этом копаться.

Я поднялась со своего места. Больно. Очень больно. Как будто тебе грудную клетку разрезают скальпелем и заливают туда лаву. Сознание было заторможено, взгляд полон отрешенности и не понимания.

— Элис…

— Не трогай меня.

От своего голоса меня аж передернуло. Холодный, как айсберг в океане. И такой же колкий, если прикоснутся к нему голыми ладонями. Я медленно двинулась к выходу из транспорта, на повороте ухватившись за поручень. Затылком чувствула взгляд парня и мне становилась не уютно. Мир медленно разбивался на все меньшие осколки, витраж продолжал осыпались со звоном на дно. Двери с шипением открылись и я шагнула на улицу, сразу же съежившись под холодным ветром. Противная погода, никогда не любила такую. Промозглый ветер, серые тучи — вот-вот пойдет дождь. И все такое хмурое вокруг.

— Погоди!

Он выскочил из автобуса за мной, схватил за руку, но я резко выхватила ее и двинула другой по челюсти. Парня шатнуло, но он устоял и смотрел на меня обиженно. Злость. Ярость. Ненависть. Братская любовь. Отчаяние. Все это смешивалось, образуя непонятное чувство, я вдохнула и медленно выдохнула. Желание отхуярить его прямо сейчас смешивалось с желанием бросится к нему в объятия и разреветься. Чувствовать, как ломается кость за костью под моими ударами ног. Чувствовать, как он гладит меня по волосам и согнутой спине, что-то шепчет и что-то обещает. Не хочу. Не хочу его больше никогда видеть. Последние осколки витража падали на землю, перед глазами маячило лицо матери, смотрящее на меня с отвращением и бесконечной болью в глазах.

— Что? Ты что-то хочешь мне сказать?

Зверь рвался наружу, рычал и показывал клыки. В глазах зажегся недобрый огонек.

— Я не виноват, что ты родилась у них.

— Да пошел ты, «братец»! Меня травили все детство, я могла жить обычной жизнью, если бы не ты! И мне плевать, ясно?

Я попятилась с совершенно глупой улыбкой, подняв руки. Потом, вспомнив про кулон, достала его и бросила парню. Заколотить до смерти отменяется, Харос, но все же обещания данные другим надо выполнять.

— На Судьбу, на всю поебень с Мирами. Ты тот, кто испоганил мне жизнь.

— Куда ты?

— Не знаю. Подальше отсюда.

Слезы душили. Душила истерика, душили воспоминания. Почему-то я резко вспомнила все самое отвратительное, что со мной происходило: мать, двух Джейми — уродов, Джейкоба и его крики. Его игру на скрипке, которую я сейчас ненавидела. Всегда, проходя мимо уличных музыкантов, я ускоряла шаг, если это не была гитара.

— Сестренка… Останься.

Я не обратила внимания, развернулась и быстро пошла по улице в противоположную сторону. Наверное обратно, на окраину, а там и до выезда из города рукой подать.

— Элис!

Голос у него был полный отчаяния, а у меня подкашивались ноги от переполняющих меня чувств. Все в мире смешалось, осколки витража перепутались между собой. Мне почему-то захотелось домой, к матери, что бы они с дядей меня прибили наконец.

— Я люблю тебя!

Замерла на секунду, закрыла глаза. Больно. Почему мне так больно?! Почему каждый из моих близких желает уйти или поступить как последний мудак? Или они просто убивают? Питер, милый Питер, почему именно ты? Мой брат, об которого я грелась каждую ночь. Который собирал меня по осколкам после смерти Джейкоба, который вытирал мне по ночам слезы и говорил, что все хорошо. Почему именно ты?!

Я развернулась. Последний козырь что-ли? Очень жаль. Я горько усмехнулась, поймав его взгляд. Такой… отчаянный. Мы оба понимали, что теряем друг друга и неизвестно кому не хотелось этого больше всего на свете.

— Разлюби.

Лучше бы Стив сдал меня правительству. Лучше бы Пит продал меня какому-нибудь барыге в детстве. Лучше бы мать утопила меня, когда в порыве ярости пыталась сделать это в узкой, обшарпанной ванне. Я сделали пару неуверенных шагов назад, а затем быстро пошла вперед, не видя ничего вокруг.

Передо мной мелькали лица и дома. Проносились мимо машины, в наушниках орала музыка. Почему он? Пусть бы им оказался кто угодно, но только не он. Даже Джейк — его бы я простила, наверное, но Питера не могла. Человек, который был с мной практически всю мою жизнь, вытаскивал из всякого дерьма, помогал вставать, когда подала, укрывал на ночь крылом, успокаивал, когда просыпалась от кошмаров, оказался тем, кого я ненавидела все это время. Кого хотела убить. Тем, кто одним своим существованием просто испоганил мне жизнь.

Мне хотелось рвать и метать. Забить кого-нибудь до полусмерти, до реанимации. Но как назло никто на улице не приставал — видимо видок и фон был еще тот, обычный люд от меня шарахался а те, от кого разило магией, хоть слабой, просто переходили на другую сторону дороги. В кармане все еще лежала пачка зеленых, отданная Харосом. Хорошо ощущался позвоночником пистолет, просунутый под ремень дулом вниз. Было холодно и мерзко от всего этого. У меня даже вещей с собой не было никаких, только мобильник и эти несчастный деньги. Думаю, златовласка не будет против, если я заберу их себе.