Выбери любимый жанр

Три цвета отражений - Гелприн Майкл - Страница 6


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

6

– Я царевна Метель, госпожа Саргиза. Мой срок на земле окончен, я ухожу. Поспеши к Саргизу, ибо он остаётся один. Он одиночества не вынесет.

И, пошелестев, голос прибавил:

– Вспомни, девушка, что он любил тебя. Если забудешь его доброту – не будет тебе впредь ни полного счастья, ни безмятежной радости. Хоть бы ты жила сотню лет, его смерть останется на тебе.

Завертелась метель, ушла в вышину, к полной луне.

Все шесть накопителей сверкали, как застывшие молнии; стержни их отвердели и накалились. Поток, пролагающий путь сквозь подвижные пласты пространств, белым лучом поднимался в зенит, и кочевники, видя его, падали ниц, а звездочёты магометанских владык торопливо писали об увиденном в ночном небе. Я покидала свои укрытия, и земля подрагивала, как бы с неохотой отпуская из недр моё зыбкое, неосязаемое тело, впервые за многие годы явленное миру – но некому было провожать меня, кроме стоящего на коленях Саргиза.

– Уходи подальше, – просила я его, – тебе нельзя быть здесь.

– Нет, царевна, – упрямо покачал он головой, – я заслужил право видеть тебя. Я был рядом с тобой всё время твоего изгнания. Я заботился о тебе, я помогал тебе – неужели этого мало, чтобы оказать тебе почести при расставании?

Но я знала, что им руководит иное чувство – желание умереть, торжествуя при виде моего освобождения, чтобы кончина была радостной, чтобы жизнь не продолжалась бессмысленно в одинокой пустоте, в безмолвной тьме, в сознании своей ненужности. Как я могла достойно отблагодарить его, добровольно посвятившего мне долгие годы своей единственной жизни, отказавшегося ради меня от родни и близких?..

Я обратилась к Ульяне – найти её было нетрудно, зная маршруты туч. Я не могла привести её насильно – так людей не сближают, кроме горя это ничего не принесёт. Но свойства людей мне известны. Их память сильна и ярка. Невозможно, чтобы она забыла его! Даже если она откажется, память не даст ей прожить в покое. Я искренне надеялась, что она возвратится, но пришло время покинуть мир Саргиза, а её всё не было.

Три цвета отражений - i_003.jpg

Башня рухнула, поднимая клубы глиняной пыли; моё тело зависло над развалинами; от напряжения, вызванного проходящей сквозь тело силой, я плохо различала окружающее, но старалась видеть Саргиза – его фигурка терялась в мятущейся пыли, в расходящихся от осевого луча потоках горячего ветра.

Я рванулась по лучу, увлекая за собой обломки, пыль и гарь; воздух сгорал на мне и срывался вниз языками пламени. По достижении пороговой скорости я перестала ощущать бешеный жар оболочки – меня объял абсолютный холод межзвёздных просторов.

Прощай, Саргиз.

Если мне суждена победа в моём жестоком мире, я вернусь, чтобы почтить память о тебе, друг мой, ласковый друг.

Я не узнала Гульмазара. Казалось, здесь бушевал пожар – хотя здесь было нечему гореть, кроме моей рухляди и постели на моей суфе. Башни не было; купола обожжены, всюду валялась осколки закалённой глины.

Но кто-то управлял тучей, что принесла меня сюда?..

– Саргиз! – позвала я. – Это я, Ульяна! Я вернулась!

Ни звука в ответ.

Я побежала к западному куполу. Меньшие купола были открыты, внутри пусто; чёрный мох полёг, цветы-камни потускнели и погасли.

– Саргиз!!

Тишина. Я позвала ещё раз, и ещё, уже с отчаянием.

Подбегая к восточному куполу, я осеклась на бегу и вскрикнула – то, что я посчитала большим обломком глиняной стены, был Саргиз.

Он лежал лицом вниз; голова его, лохматая и опалённая, покоилась между локтями, а в руках, сомкнутых над головой, огневел тот цветок-камень, что принесла я.

Я вцепилась в его плечи, стала трясти в безумии, с каждым мигом всё яснее ощущая, какой он холодный, тяжёлый, безжизненный, и закричала, словно крик мог что-то изменить:

– Ты встань, пробудись, мой сердечный друг, я люблю тебя как жениха желанного!

Шерсть отходила клочьями и вязла в пальцах; я опомнилась, поняв, что с шерстью отдираю и коросту омертвевшей плоти, будто с дерева – отжившее, иссохшее корьё. Под толстыми, покоробившимися слоями ороговевшей кожуры забелела человечья кожа. Вмиг стало видно, будто я прозрела от давнишней слепоты – страхолюдное обличие Саргиза лишь снаружи, как на ряженом, на скоморохе – козья шкура и рогатая личина! Перестав голосить, я с ожесточением принялась срывать обманные покровы, трещавшие под руками и тянувшиеся на изломах войлочными волоконцами. Эти волокна, как нитчатые черви, кое-где казались въевшимися в кожу.

Остановилась я, заметив, что на месте иных вырванных нитей выступили капли живой крови. Тут и Саргиз, наполовину очищенный от шкуры зверя, застонал и пошевелился.

Полностью он высвободился к закату; тогда я увидела его настоящее лицо.

Пятнадцать из каждых ста нитей остались во мне.

Подарок царевны был невелик, но дорог, много дороже, чем слиток чистого золота – агатовый шар величиной чуть меньше пяди, каменно увесистый и нерушимо крепкий, как и всё цельное, что она изготовляла. Таких камней она сделала семь; в них, как в книгах, были запечатлены её приказы, и тот, кто владел камнем и знал, как им распоряжаться, мог велеть тучам и нитям исполнить тот или иной приказ.

И я велел нитям выйти из меня – в надежде, что без них умру, рассеюсь прахом, поскольку жить дальше мне было невмоготу – без царевны, без Ульяны…

Но камень дерзко отказался и сослался на веление царевны – все средства поддержки, то есть нити, удалять воспрещено.

«Повинуйся мне!! – настаивал я – но ответ был один, словно эхо.

Значит, царевна не разрешила мне умирать. Зачем?!..

Тогда я пошёл на хитрость – приказал убрать столько нитей, сколько можно, и камень подчинился. Это было так больно, что я потерял сознание.

Когда я пришёл в себя, отделившийся от тела нитяной панцирь загрубел и омертвел, и сдерживал меня, как скорлупа – птенца. Надо было напрячься и сбросить его, но… жизнь не манила меня; я потерял всё, что составляло её смысл, и думал лишь о том, что зря боль при выходе нитей не стала последней. Я согласился с тем, что перестану быть, и сетовал – отчего смерть медлит взять меня?

Вскоре до меня донёсся шум, как глухой крик, и я почувствовал удар, подобный всплеску волны.

Кора, облекавшая меня, трещала и тряслась под напором извне. «Шакалы, – подумал я. – Пусть едят, не шевельнусь».

Но это пришло моё спасение.

Разговоров у нас было – не наговориться, точно мы впервые встретились. Я упивалась его голосом, теперь не хриплым, а чистым. В лицо вглядывалась неотрывно – так сладки были черты его, так желанны. Не обмануло сердце – под нитяной верхней кожей, уродовавшей облик, таился статный молодец, образом словно Лель, чернокудрый, темноглазый, тонколицый по-иконописному. Лучшего и хотеть не можно. Как в сказке-бывальщине – сбросил шкуру Серый Волк, обернулся парнем Сергием…

Стали думать, как нам жить. Я, знамо, в свою сторону тянула.

– Сергинька, пойдём в русскую землю. Тебя с уважением примут, ты книжное знание имеешь, каменному зодчеству научен, мастер воду искать…

Пела и пела ему в уши, днём и ночью. Он колебался. Тридцать лет дома не был – и как было явиться, в прошлом-то обличии? тайком во двор заглядывал очами туч, и только.

Уговорила. Однако, и он своё слово сказал; тут настал мой черёд противиться.

Скажем, дитя родить – дело женское, обыкновенное. А впустить в себя живые нити – где такое видано, кем заповедано?! Я ни в какую. Нет, и не домогайся! Он и так, и эдак, и улещал, и растолковывал, даже сердиться начал:

– Пойми ты, глупая, что это благотворно! Я за тридцать лет ни разу не хворал, и не старился! Веришь ли, что мне за полвека? Сможешь тучами повелевать, с камнями говорить…

– Спаси Бог от такой радости. Очень-то мне надо разговаривать с каменьями; лучше с людьми. Много ли новостей услышишь от камней? Ты ему: «Здравствуй, валун-дядюшка!», а он: «И ты здравствуй; знаешь ли, на мне вчера гадюка грелась».

6
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело