Ловчие (СИ) - Калинин Никита - Страница 42

Скрижали регулировали всё. Если ты безродный, как, к примеру, Виктор, то больше пяти сущностей иметь не сможешь. Никогда. Пусть хоть двадцатый у тебя ранг - выкуси. Разорвись, разломись на части, а ничего не выйдет. Игра контролирует всё, что в её власти, и Скрижали - непреложный свод законов.

Младшие, старшие и прочие рода отличались друг от друга количеством каст. Точнее, свободных мест под них, в которые можно было поместить любую специализацию ловчих, ведь восстановление рода или его создание в сущности конструктор. Род не имел, так сказать, предустановленных каст, кроме хранителей, с которых непременно начинался. То есть, мы могли варьировать при старте, выбирая нужные нам на данный момент касты. Не мы, конечно, а патриарх, но не суть.

Здесь, правда, начиналось самое весёлое. Чтобы распечатать новую касту, требовалось что-то вроде дозволения Вотчины.

Внутри каждой касты имелась линейная иерархия, завязанная, как и всё в Игре Извечной, на уничтожении сущностей. Только уже не простых, а тех, чью голову не стыдно вывесить в качестве трофея в собственном храме - редких и легендарных. Дед обронил что-то ещё про божественных, но я пропустил это мимо ушей.

Младший род имел узкий трёхсекционный веер каст, в основании которого был патриарх, а по центру “вмонтированная” каста хранителей. Чем не “Небо”, что вывесил на втором этаже дед?

То есть, мы могли обзавестись ещё двумя видами специализированных ловчих. Ведь каждый внутрикастовый титул наделял ловчего бонусами, и вроде как вполне весомыми. Всякая каста, как водится, имела главу с более широкими полномочиями. Например, глашатай, кем почему-то метил сделать меня дед, имел полное право представлять род везде и всюду, говорить от лица патриарха и так далее. А позже и принимать решения от имени рода, если никто более расторопный в иерархическом росте не подвинет. Ведь внутри касты подразумевалось соревнование за местечковый пьедестал. Всюду гонка…

Так как род Велес обзавёлся прирождённым, наследником, и многие в Вотчине это уже знали - Ганс наверняка расстроится, - то и вопросов к нам быть не должно. Для всех патриарх Велес мёртв. Погиб тогда же, в кровавом семнадцатом, вместе с дочерью, которой не повезло появиться на свет выродком. И тут же возродившейся на Ногте Бога женой.

Прирождённый не всегда становился патриархом. Оказывалось, нет. Чаще его функция заключалась лишь в поиске подходящей кандидатуры. Выявлении и... пробуждении, уж не знаю, что под этим подразумевалось. Но род мог начаться просто при наличии прирождённого и ещё одного ловчего, принятого в род и наделённого титулом хранителя. Дед вот почему-то выбрал писклю Катю.

И, раз уж прирождённый больше не одинок, Вотчина, конечно, могла преследовать его, этого ей никто не запретит, но… зачем? По условиям унизительного договора с Лигой, Вотчина обязана преследовать и уничтожать именно прирождённых, а не вновь возникшие на шахматной доске рода. Титулом Кати дед как бы легализовал наш род. Что ж, это сильно упрощало дело.

— Дед, - неожиданно даже для себя прервал я занимательный экскурс. - А как ты выжил?

Второй раз за битый час он кардинально менялся в лице. Нет, так играть невозможно! С воодушевлённо-наставнического тона дед враз слетел на почти склеротическую рассеянность:

— Я… Я… Котя, я не… помню...

В глазах его мутнела поволока страха и непонимания. Настоящих, живых. Уж не знаю почему, но мне очень захотелось сделать две вещи. Злость подталкивала сказать, что Нонго его - тварь холодная, а не человек, и виновна не только в тайской трагедии, но и в питерской напару с гибелью моей семьи. А заодно спросить, как всё-таки звали его дочь. Если первое было хоть как-то оправдано, то второе желание ворочалось во мне каким-то слизняком - мерзким и склизким. Я стал отвратителен себе.

— Со мной что-то происходит, Котя. Я жив, а ты - наследник. Понимае?.. Не? Ладно Вотчина не нашла меня. Это ж как надо потрудиться, чтобы Нафаню-то пересилить!.. Он домовой древний, с именем рождённый ещё когда половины нынешних ловчих по земле не ходило!.. А вот Игра… Игра, малец, стала меня забывать. Будто я для неё живой пока, но таю, истончаюсь. Не должен был появляться прирождённый при живом-то патриархе!.. Понимае? Такого никогда не было!

Я молчал. И не сводил с деда взгляда. Раз и навсегда пытался понять - верю ли ему.

— Я многое забывать стал, Котя… Особенно о моей Нонго… Только и помню, что имя да место, откуда она. И всё. В памяти нет даже лица жены. И я не… я не помню… - он замер, застыл, как умер на миг. - Я не помню имени нашей дочери... Знае, каково забыть имя, ради которого всё зашвырнул в пекло?..

Я по-прежнему молчал.

— Я не помню, как выжил… А когда пытаюсь вспомнить хоть что-то о том чёрном дне, вижу только змеиный круг на две половины. Знак. Печать. Замок. Я… святые истоки…

Дед говорил про видоизменённый Инь-Ян! Что-то щёлкнуло внутри, я встал, подошёл к нему и сел рядом. Положил руку на его плечо - такое хилое вдруг и сухое. Я ему верил. Отныне я никогда не усомнюсь в своём патриархе.

Кто же ты, Нонго, способная отравить разум даже предводителю древнего рода?..

Нередко бывает так, что любимое дело любимо тобой только издали, платонически. Это когда на него не хватает либо времени, либо денег, либо смелости. Ну или всего перечисленного сразу.

Я платонически любил... охоту. Видимо, бубнили где-то глубоко сибирские корни. Всю жизнь хотел заиметь ружьё, пару раз даже почти пошёл получать разрешение, но дела, дела. То один “Крузак” загремел, то другая “Ку-семь” забрякала. А устранение шумов в салоне привыкших слушать только себя людей - деньги. И немалые.

В итоге охотился я лишь однажды, да и то в детстве. Как-то по зиме поставил в ивняке вдоль реки заячьи силки и ушёл домой довольный, без двух минут добытчик. Время как раз было не очень сытое, с работой в посёлке был полный швах, а папа чего-то притих в своём далёком Питере. Но никто ж не сказал мне-десятилетнему, что силки не кладут на заячью тропу, а подвешивают над ней, и делают их не из ярко-красной капроновой нити, вытянутой из китайской диванной накидки, а из нихрома в худшем случае, чтоб зверёк не смог перегрызть да и вообще не видел, а то - красное на белом! Я ещё кусочки морковки в центр каждой петли положил в качестве приманки. В общем, зайцы надо мной только дружно посмеялись.

Охота… На Ногте Бога было не до неё. Нкои грелся бы на своём камне сколько его рыбьей душе угодно, не реши та раскосая самоубиться. Сейчас же воплощалось моё давнее желание, пусть и не в том виде, в каком я себе это представлял. Наверное, поэтому ощущалась лёгкая дрожь. Ну не от страха же! Хотя, тут было чего испугаться.

Мы с Герой стояли близко, почти плечом к плечу. Так вышло неосознанно, просто когда местность вокруг стремительно теряет узнаваемость, превращаясь в дремучую, беспросветную, криволапую чащу из старинных сказок, человеческое тепло рядом воспринимается иначе.

— Кость, а ты их тоже видел?

Не полностью прорисовавшаяся чаща схватила последнее слово и, словно псина какая, начала трепать, бросая во все стороны куски рваного эха.

— Кого?

— Моих маму с папой. Там, внизу.

— Нет, - сипло выдавил я и прочистил горло.

Холодало. Изо рта пошёл пар.

— Значит, ты видишь своих?..

Вот на кой я рассказал ему про семью?! Утешить решил - ты, мол, пацан, не один такой. Зачем?! Но от необходимости отвечать избавил дед. Его голос, как всегда раскатистый в храме, слышали мы оба:

— Иришка давно говорила мне, что под усадьбой кто-то шебуршит. Якобы, даже знае кто, потому как крупа плесенью идёт, травы некоторые выветриваются, а не должны бы. Сам я проверить не могу. Выдам себя. Иришка же говорит, что виде кого-то. Только она не сделае ничего сущности, если та ниже сферы спящих! Да и мала она. Остаётся вам. Возможно, придётся драться - когда-то надо начинать. Только держитесь вдвоём, ясно? Не забывайте, у вас есть родовые мечи. Во плоти я вам не помогу, а вот руку направить - завсегда, если за круг усадьбы не выскочите. Да и если тварь словами не пойме, мечи убедительнее будут. Глядите, она там не одна може быть.