Осколки небес (СИ) - Колдарева Анастасия - Страница 21

— Потому и надо сначала друг друга узнать получше…

Андрей усмехнулся, придержав комментарий, но Варя догадалась о его мыслях, вскинулась:

— И вовсе не так, как принято у современной молодежи: через постель! Нынешняя пресловутая сексуальная свобода — не что иное как разврат и безответственность. Если бы люди тщательнее и дольше выбирали;, если бы проверяли свои чувства на прочность, а не гнались за быстрыми и доступными удовольствиями; если бы только принимали на себя пожизненные обязательства и заботились о своей семье как о единственной, данной Богом, — многие стали бы счастливее.

— Не кипятись.

Ее категоричность и забавляла, и пугала одновременно.

— Как можно предлагать девушке выйти замуж при первой встрече? — возмутилась Варя.

— На тебя трудно угодить.

В дверь постучали.

— Бесы, — похолодел Андрей.

— Азариил, — с надеждой вскинулась Варя.

— Батюшка проснулся! — в ужасе взвыл Сергий, стремительной рысью пробегая в сторону притвора.

Остановить бы его, да язык к небу прилип, а от напряжения свело скулы — не пикнуть. Может, и впрямь священник, в гаденьком, тошном унынии понадеялся Андрей. Вот-вот пророкочет раскатистый бас, обличающий самоуправство дьякона; вот-вот в двери протиснется богатырская фигура в подряснике, накинутом поверх пижамы. Или того лучше: одухотворенный и озаренный нездешним светом Азариил шагнет через порог в своей непринужденной манере. Или кого-нибудь и впрямь обокрали неподалеку.

Однако в открытую дверь небрежной походкой вошла Светлана. С брезгливой гримаской скрестила руки. Где-то высоко, в густом мраке под самым потолком вдруг захлопали крылья, словно стая ворон заметалась в поисках балки, куда взгромоздиться.

— Вот ты где, — Светлана улыбнулась. — Заставил понервничать, уж и не чаяла увидеться. Ангелок прикрыл своими крылышками — насилу отыскали. Еле дождались, пока свалит.

— Он вернется, — Андрей попятился, оттесняя Варю назад, к алтарю.

— И найдет лишь твои косточки.

— Вы знакомы? — спросил Сергий, вытирая лоб: взопрел, бедняга, от страха перед священником. Знал бы, кого впустил…

— Лучшие друзья, — сверкнув глазами, засмеялась Светлана.

— Личину скинь, — с вызовом предложил Андрей. — Мужик, а девкой прикидываешься.

— Никакого почтения, — посетовала Светлана. — Что за вульгарные словеса: девка!

— А как вы в церковь вошли? — отважно воскликнула Варвара. Молодец: если и испугалась, виду не подает. Или не осознает всей бедственности положения, уповая на молитвы да освященную воду. — Вам разве не положено сторониться святых мест?

— Предрассудки, — убедительно заверила Светлана и кивнула на дьякона. — К тому же, он сам меня пригласил и впустил. Ты не представляешь, сколько одержимых является на службы без зазрения совести и спокойно уходят, поставив свечку и благообразно «помолившись». Не нужно переоценивать атрибутику, праведница. Кстати, праведницей тебе оставаться не долго.

— Лжете! — Варя побледнела. — Нечистые всегда лгут.

— Кто нечистый? Она? — Сергий растерянно захлопал глазами.

— Умолкни! — Светлана взмахнула рукой, и у дьякона склеился рот. Он замычал, заскреб пальцами по губам — тщетно. Глаза его выперли из орбит, в них отразилось безумие.

— Молитву, молитву читайте! — закричала Варя, откручивая крышку на бутылке. И Сергий, вроде, даже внял совету: прекратил натужно мычать, царапать рот и корчить страшные гримасы. Однако Светлана сочла вступительную часть беседы оконченной, вскинула руки. И в тот же миг сверху на пол грохнулся черный сгусток, влекущий за собой дымный шлейф. Грянулся оземь и вырос в длинную, тощую, диковинную тварь: лысую, черную, зубастую, с руками-плетьми, висящими до колен, и без намека на одежду.

Варя завопила; открытая бутылка выскользнула из ее трясущихся рук и покатилась, толчками выплескивая на плитки святую воду. Сергий с утробным воем пустился наутек и скрылся в алтаре.

Бах! По другую сторону от Светланы вытянулось ещё одно чудище, а под потолком вновь захлопали крылья и вниз, рассыпаясь на лету прахом, упало несколько черных перьев.

Андрей отвинтил крышку на своей бутылке — как раз вовремя! Сдавил пластиковые бока и окатил струей воды метнувшегося к нему беса: тот с визгом скорчился и на глазах изошел густым, вонючим дымом, пыхнув в лицо гарью и пеплом.

— Только сунься! — пригрозил Андрей второму, выставив перед собой бутылку, словно щит. Нечистый замешкался, а на смену первому из-под потолка грохнулся новый. Сколько же их там? Тьма тьмущая? А в бутылке половины и той нет, на всех не хватит. И до канистры далеко — Светлана не подпустит.

Варя прижалась спиной к стене у подсвечника, зажмурилась и зарядила скороговоркой молитву. Высокий голосок дрожал, хрипел, срывался, но губы продолжали шептать даже беззвучно. Одна из тварей выросла перед ней столбом и замерла близко-близко, уставившись прямо в лицо. Не смеет дотронуться, догадался Андрей, и ждет, пока молитва оборвется. Не раздумывая, он рванулся к сестре и отвесил бесу пинка. Тот оказался вполне телесным, хотя и несоразмерно легким: кувырком полетел на пол и врезался в Голгофу. Тут Андрея ждал сюрприз: прикосновение к искусственным камням постамента, на котором возвышалось огромное распятие, произвело на демона неизгладимое впечатление. Вскочив на четвереньки, тот разразился истошным, захлебывающимся лаем, завизжал свиньей и заклокотал, будто кипящий чайник, брызгая кипятком, пока не выкипел весь.

Варя зажмурилась ещё крепче и закричала ещё громче. Вороны спустились ниже и метались уже над самой головой, но биться об пол не торопились: пикировали и снова взмывали ввысь с хриплым, злым карканьем. Неразборчивые старославянские слова хлестали их наотмашь — только перья кружились в воздухе, чадя и оседая черным прахом на скользкие плитки.

Андрей прицелился из бутылки…

Как вдруг получил мощный удар под дых!

Странная невесомость на мгновение приняла его в прохладные объятия, а затем с размаху приложила обо что-то твердое, угловатое и ребристое. Андрей сполз на пол и скорчился, хватаясь за бока, кашляя, выворачиваясь наизнанку от боли, хрипя и хватая ртом ставший вдруг таким драгоценным воздух. Перед глазами разошлись черные круги — один за другим, как волны от булькнувшего камешка на стоячей воде. От недостатка кислорода легкие сдавило, словно в них насыпали бетонную пыль, и та разбухла, напитавшись жидкостями, окаменела, заполнила собой все внутреннее пространство.

По щекам потекли непрошенные, навязанные болью слезы. Руки и ноги не повиновались — мышцы казались дряблыми и немощными, будто принадлежали столетнему старику. Таким убого беспомощным и ни на что не годным Андрей не чувствовал себя со времен школьных драк… впрочем, тогда, в детские годы, еще удавалось наскрести сил, чтобы дать сдачи! А сейчас он лежал мешком, тщетно порываясь встать, и не мог даже шелохнуться.

Свечи погасли. Лишь лампады едва тлели на паре подсвечников, да из правого придела по-прежнему изливался унылый оранжевый свет.

Шаги отдались в голове глухим стуком: буммм, буммм, буммм. Сапоги, выстукивающие по гладкой керамике пола, приблизились: размытые, плывущие в какой-то своей собственной, параллельной реальности.

— Хватит геройствовать, — Светлана без тени усилий вздернула Андрея подмышки. От мутной, дурной слабости он не чувствовал под собой ног, но стоял, пригвожденный к скамейке клироса тяжелой незримой силой. Невзирая на темноту, он отчетливо видел глаза демоницы — выпуклые, красные и мокро блестящие, будто по самые края наполненные кровью, — именно из них проистекало это чудовищное бессилие.

Страх пропал. На губах налип горький привкус: безразличия? усталого снисхождения, которое мог себе позволить побежденный перед лицом неминуемой гибели? Или детской обиды на того, кто подвязался защищать — и бросил? Зачем он улетел, ангел? Может, там, куда он отправился, поступил приказ о невмешательстве? Или того хуже: об уничтожении?

— Не будем заставлять повелителя ждать, — произнесла Светлана. — Он и так проявил чудеса выдержки и не явился за тобой лично. Пора.