Мурочка, или Менелай и Елена Прекрасная (СИ) - Романова Наталия - Страница 10

- Видишь, Менелай и Елена, а ты говоришь – приспособленка.

- До первого Париса, Слав, до первого Париса…

- А как без Парисов, без Парисов никак.

- Слушай, ты такой спокойный, меня тошнит от тебя, с бабой стал жить, теперь и выпить негде по-человечески.

- Вот чего в этом городе хватает – это мест, где выпить.

- Нормально выпить, а не… Слушай, а тебе как вообще, что я твоей Елене Прекрасной едва не присунул?

- Не присунул же.

- Но я видел.

- Бля, твой хуй видела каждая портовая проститутка, как твоей жене? Хватит, успокойся, понравилась, так что ли?

- Прикинь, да.

- Так забудь, ты упустил свой шанс, я свой – нет.

- Ну-ну… не упустил, это она тебя не упустила, - смотря на приятеля, как на дурака.

Неожиданные перемены в жизни Ярослава застали врасплох не только приятелей или партнёров мужчины, но и весь городок, который уже пару месяцев буквально гудел от сплетен и домыслов.

Утром, когда довольная Агата зашла в дом, чтобы приготовить завтрак, она долго смотрела на мужчину перед ней, пока не заулыбалась широко и не сказала.

- Прости меня, большой дядя, но, похоже, ты сегодня останешься без завтрака.

- Это почему? – место, где когда-то была борода, почёсывалось, и, в общем, он ощущал себя не лучшим образом.

- Ты красивый! Ты красивый большой мужчина, к тому же обещал быть моим, и, думаю, сейчас самое время сдержать своё обещание…

- Мурочка?

- В спальню пошли! – Она попыталась сдвинуть его с места. – Пошли, пошли.

- Да ты просто гуру соблазнения, - он ухмылялся, - ты уверена? У тебя ничего не болит?

- Вообще-то есть немного… но ты теперь без бороды, так что я просто уверена, что ты придумаешь что-нибудь…

Он придумал, в тот день он опоздал на работу, а дети в школу.

Не откладывая дело в долгий ящик, Ярослав просто поинтересовался у мальчиков, как они отнесутся к тому, что мама теперь будет жить с ним.

- Мы будем одни, в этом доме? – уточнил Лютик.

- Почему одни? В моем доме вы будете жить, мы все там будем жить.

- А мне называть вас папой?

- Называй, как тебе удобно, Лютик.

- Тогда я буду называть по имени, как раньше, можно?

- Можно.

- А ты что скажешь? – к Арни.

- Это хорошо.

- Ты правда так думаешь?

- Да. Агата… она же девчонка совсем, - он вздохнул, - а тут мы ей на шею. Ей нужен мужчина… так ей будет проще.

- Тебя точно ничего не смущает?

- Что меня может смущать?.. - он замолчал, а потом перевёл разговор на какую-то незначительную тему. Таким образом официальное «благословение» было получено, и через пару дней большой дом Ярослава стал менять свой облик, обрастая детскими игрушками и женскими вещами. Мужчина удивлялся сам себе, но его не смущали и не заботили такие вещи, как заставленная ванная комната или валяющийся посредине кровати женский халатик, а сверху – пара-другая детских колготок маленького размера. Как будто он прожил так всю жизнь.

- Все спят, может, кроме Арни, у него свет светится в комнате…

- Не трогай парня, Мурочка.

- Он не высыпается, посмотри на него, бледный какой-то стал.

Ярослав усадил к себе на колени Агату, она обхватила его ногами и осыпала мелкими поцелуями шею.

- Как он может стать бледным? Он же мулат… да он чернющий.

- Может, ты разве не видишь?

- Послушай, что бы ни мучило парня, не лезь к нему, он поговорит, если посчитает нужным, приглядывай издалека, возраст такой, да и ситуация…

- Да уж, ситуация.

Он любил целовать Мурочку, она так сладко отвечала на его поцелуи, играла ими, прикусывала, путала руки в его волосах, тянула на себя мужчину, прося о большем. Он любил, когда след от румян  перебивал настоящий румянец, а помада была буквально съедена им, но губы были алыми от поцелуев.

- Я слышала, что говорил Антон.

- И что же он говорил?

- Что я приспособленка и использую тебя…

- В чём-то он прав.

- Аааааааа, - она упёрлась руками в грудь, но ей не удалось отодвинуться ни на сантиметр, Ярослав словно не замечал её усилий.

- Ты действительно используешь меня, порой довольно беспардонно, сегодня ночью, например…

- Это другое, ты понимаешь, о чём я.

Агате были неприятны все разговоры и шепоток за её спиной, за время, которое она провела со своими детьми, она привыкла к разговорам или косым взглядам, но сейчас это усилилось во сто крат. Ей оборачивались вслед, её обсуждали, и даже учителя в школе не стеснялись спрашивать её детей о новом статусе их приёмной матери.

- Понимаю, в глазах людей это действительно выглядит несколько поспешно, согласись.

- Наверное… а в твоих?

- В моих это выглядит нормальным… Это не исключает того, что ты, возможно, со мной из корысти или от усталости, но это не так и важно…

- Что значит – не так и важно?

- Не важно, я счастлив с тобой, и я не хочу думать – почему и как долго, тебе это сложно понять, но это так…

- Что-то ты не то говоришь, какую-то ересь несёшь, я с тобой не из-за корысти, большой дядя, - на глазах навернулись слезы. – Пусть все говорят, что им угодно, но ты… как ты можешь?!

- Ну… Агата, ведь Антоха прав, всегда может появиться Парис, и ты усвистишь.

- Какой Парис?

- В нашем случае – Лёшик, я так думаю.

- Лёоооошик…

- Ты разговариваешь во сне и иногда плачешь, ты скучаешь по этому Лёшику, будь он неладен, но в остальное время ты моя, Мурочка, и я не хочу отказываться от тебя, корысть тобой движет или нет.

Она молчала, не зная, что ответить, наконец, подняла на него глаза.

- Лёша мой парень, бывший парень, у нас вроде как любовь была… с седьмого класса ещё. Мы в выпускном уже жили вместе, учителя не знали, а папе моему было всё равно… он был моим первым…

- Ну, это понятно, что первым, в выпускном-то классе.

Её злило понимание в его словах и жесте, потому что сама Агата не была готова обсуждать или даже вспоминать женщин, которые приходили в этот дом, особенно ту – последнюю. И если несколько месяцев назад она возбуждалась от воспоминаний, сейчас она уверена, что побила бы ту женщину, да и Ярослава тоже. Она вообще становилась ревнивой и даже собственницей, когда речь заходила о большом дяде, доходило до того, что однажды она настояла на рубашке с длинным рукавом, когда к ним зашли приятели с женщинами, тогда Агате вдруг показалось, что одна из них слишком оценивающе смотрит на руки Ярослава. Он переоделся, молча, но улыбаясь, а потому долго целовал её в проходе между комнат.

- Потом у меня появились дети и не стала Лёши, всё очень просто.

- И он уже не был твоим единственным…

- Нет, я несколько раз напивалась… и… в общем, я не очень хорошо помню, но стыдно мне не было, и сейчас не стыдно, - с вызовом.

- И не должно быть.

- Ты не бросишь меня? Не бросай меня, пожалуйста, - она была готова заплакать и умолять Ярослава не бросать её, настолько она привыкла к этому большому мужчине, к его поддержке и словам, она привыкла к его ласкам, иногда теряющим налёт сдержанности, и тогда сама Агата стонала и просила ещё и ещё, и ещё. Привыкла просыпаться рядом с ним, а между ними, поперёк, уложив голову на спину Агаты и ножки на Ярослава, спала Машенька, поигрывая соской. Привыкла, что с Лютиком русским языком теперь занимается большой дядя, а Арни, кажется, всё-таки бросил курить, после «мужского разговора». Пожалуй, никогда в жизни Агата не чувствовала себя настолько расслабленной и отдохнувшей, и, наверное, счастливой. По-другому, не как с Лёшей, но определённо счастливой. И она отчаянно не хотела терять это своё счастье.

- Не бросай…

- Кто тебе сказал, что я брошу тебя, не собираюсь я тебя бросать, пока ты хочешь быть со мной – я твой. Мне нравится быть твоим. Большой дядя и маленький котёнок, знаешь, в этом есть своя прелесть, к тому же я уже обезопасил все шкафы, розетки и лестницы в доме из-за нашей Машеньки, думаю, я уже потерян для остальных женщин.