Цитадель (СИ) - Ганова Алиса - Страница 21

Кинтал молчал и с сожалением смотрел на метавшегося старика с горящими глазами.

- А с Ло? – осторожно спросил мужчина. - От него тоже хочешь прозрения и раскаяния?

- Нет. С ним другая игра, – вздохнул наставник. - Он должен стать сухим, черствым, суровым и подозрительным. А главное, не отступать от догм, ибо перемены расшатывают устои.

- А разве новое не является движением вперед?

- Пусть развивается орден, но я не хочу, чтобы плесень сгноила корни. Пусть пока все движется по течению. Пусть, кто бы ни стоял за переменами, ошибется в расчетах, и покажет зубы, пока мы сильны. Враг, сосед, друг лучше всего познаются, когда предстаешь перед ними слабым и беспомощным. - Клахем обернулся на Кинтала. - И нечего жалеть его. Если она чиста, пусть будет, но молчаливой тенью.

- А ему нужна тень?

- Нет, потому пусть будет. Этого я у него забирать не буду.

- Поддерживая Бокасу, ты сыплешь яд в его рану.

- Он сильный.

- Наступит день, когда он примет решение, станет жестким и закроется.

- Это будет моя победа! Твой преемник не должен быть мягкотелым моллюском, выискивающим во враге благо. Да, дар делает его и несчастным, но это не повод быть доверчивым и слепым!

- Дай ему время, и он сам согласится на ее испытание.

- Нет времени! – отчаянно рявкнул старик. - Одно к другому. Покушение, неуловимость, Бокаса своевольничает.

- Однако к ней ты снисходителен, а к нему суров и холоден.

- Потому что люблю его и забочусь! Я помню свой урок. Он был слишком жесток, и до сих пор при воспоминании о том сжимается сердце, и не дают покоя мысли, что сделал не так? Это больно! Я оберегаю мальчишку, как могу, исходя из своего опыта. Недоглядишь – боль, перегнешь – тоже боль, а мне не нужен фанатик, ожесточенный от боли предательства. Мне нужен разочаровавшийся, спокойный Ло, не доверяющий врагу.

Кинтал не стал спорить.

«Жизнь не перестает подносить уроки даже древним старикам на завершении пути, но захочет ли Клахем разглядеть знак Богов или отгородится, сославшись на слепоту и опыт? Или это я пытаюсь разглядеть того, чего нет? Время покажет», – ответил он на свой вопрос.

Раздраженная Сестра яростно пинала ногой деревянную кадку с саженцем алакои, представляя, что раздает пинки ненавистной чернушке. Отныне она ненавидела растительность и мерзкий сад. Будь ее воля, обхватила бы руками шершавый ствол и вырвала из земли, а потом прыгала и топтала, изливая злобу.

«Ненавижу! Ненавижу!» - повторяла она, ломая ветки. Потом придется лгать, что натолкнулась на кадушку и уронила случайно, но это будет потом. И вряд ли кто-то станет проверять сказанное.

Раньше не верила, что между Долоном и темной возможны какие-то чувства. Бокаса рассказала, что она для него лишь прихоть и удовлетворение похоти, дурная шутка, чтобы позлить Старших. И Баса верила наставнице, но увидев, как Долон роется с чернушкой в земле, ее охватило неистовство.

«Бокаса обещала его мне! Мне!» - бесилась она, вспоминая, как он нес ведра с водой, не позволяя их поднимать темной.

Наставница заверяла, что Долон не устоит перед ее роскошной белой косой, перекинутой через хрупкое плечо, что сильные, грубые мужчины предпочитают девиц стройных, как тростинка, что такие люди выбирают противоположность себе... И твердила, что Баса для него идеальная противоположность: невысокая, худенькая, с маленькими ручками и ступнями, с бледной, с розоватым отливом кожей.

Баса знала, ее мелкие черты лица не отличаются особой миловидностью, но и темная была не лучше! Смуглая, будто грязная, большие ладони, короткие жесткие волосы, длинный нос…

До обещаний Бокасы она терпеть не могла этого дерзкого на язык выскочку, но когда вызнала, что Долон - приближенный троих Старших Братьев, появился интерес. Приглядываясь к нему, стала замечать, что он высок, хорошо сложен, дерзок, отчаянно гадкий, спесивый... и ни на кого не похожий. Даже желчной наставнице не давал спуска, кусая ее не меньше, чем она его.

Баса страстно желала, чтобы ей разрешили отправиться на поиск одного из утраченных колец вместе с ним, но Бокаса не смогла этого устроить, и тогда она впервые усомнилась в силе наставницы.

«Хвасталась, что у тебя влиятельный брат в северной крепости! И что? Тебя Старшие даже слушать не стали!»

Тогда Баса пыталась сблизиться с семьей Долона.

«Если они смогли стать для него близкими, разве не смогу, и я?» - думала она, пытаясь разговорить Иваю, расположить Пену, но именно из-за Бокасы они даже не допустили ее в свои кельи. Ей не доверяли.

Бокаса уверяла, что он обязательно выберет ее, красочно описывала, что у них будет одаренный ребенок. Постепенно Баса сама уверовала в это и стала считать Долона своим, примеряя ему роль, которую он упрямо отказывался принимать. Однако она не теряла надежды, рассчитывая, что человек, сильно желающий иметь семью, хотя бы состоящую из чужих людей, рано или поздно захочет иметь рядом с собой девицу, которая родит ребенка и станет ему настоящей семьей. А холодность к обычным женщинам объясняла тем, что он хочет видеть рядом с собой только ровню – одну из Сестер.

Баса хорошо осознавала, что ей нужна не семья, а ребенок, с помощью которого они с Бокасой рассчитывали переманить дерзкого Брата на свою сторону, чтобы он до хрипоты отстаивал влияние наставницы. Однако после первого разговора, когда она предложила ему себя, как мать будущих детей, Долон скривил насмешливо губы и стал избегать ее.

«Пусть привыкнет к мысли, оценит мое предложение», – успокаивала она себя после первого отказа.

Когда дошли вести, что нашлась темная, Баса первой ощутила дурное предчувствие. А после прошения Долона о покровительстве, сердце разбилось. Осколки безжалостно скребли сердце, не давая покоя. Чувства стали горькими, болезненными, но она не смогла от него отказаться. Наоборот, он стал для нее более притягательным и желанным.

"Влиятельный мужчина, одаренный силой, уверенный в себе, может быть таким, каким хочет. Может решать судьбы людей. Он же упрямый, заносчивый решил удовлетворить прихоть," - размышляла Баса, но, чтобы Долон относился к невзрачной, жалкой конкве в безразмерном тряпье с чужого плеча лучше, чем к Сестрам, чем к ней, даже помыслить не могла.

«Я - одна из Сестер предложила себя! А он выбрал немытую смуглую тварь из помойной ямы. Возомнила себя равной?! Свое место забыла!? – шипела Баса. - Ничего, я найду на тебя управу! Рано или поздно окажешься в подвале на цепи, там, где тебе и место».

После череды лютых пинков, последний отозвался острой болью в ступне. Раздосадованная, с тяжелым, сбившимся дыханием Баса огляделась: зеленые мелкие листья разлетелись по мощеному плитами полу, а изломанная и ободранная алакоя смотрелась жалко.

Испугавшись, что ее застанут за постыдным делом, опрометью бросилась бежать.

Открыла дверь и прежде чем услышала голос, уловила навязчивый, приторный запах.

- Где была? – недовольно бросила наставница, вальяжно развалившаяся на мягком, обитом яркой тканью стуле. Как всегда, в ее руках была книга, которую она непременно таскала в кармане и при любом случае раскрывала, демонстрируя окружающим тягу к знаниям.

«Это все ты виновата! Ты!» - раздраженная и злая Баса с трудом сдержалась, чтобы не нагрубить вслух.

- Снова уныние и неверие в свои силы? – насмешливый голос гостьи окончательно вывел из себя. Хотелось ответить дерзко, грубо, так же, как Долон, но вместо этого смогла выдавить лишь жалкую улыбку.

- Да что стряслось? – Бокаса хорошо знала эту идиотку, чтобы не понимать, что она зла, но слишком труслива, чтобы высказать истинные мысли.

«Такие как ты кусают только исподтишка, - с сожалением отметила она, не понимая, почему тогда ее выбор пал на трусиху. Кроме схожего по созвучию имени, худобы, белых волос и серых глаз, они больше ничем не совпадали. – Лучше бы нравом и упрямством совпали, внешность как-нибудь пережила бы. На что темная убогая и ничтожная, и то умнее и расторопнее», – злилась наставница.