Цитадель (СИ) - Ганова Алиса - Страница 48

– Ничего страшного, я подожду, - покорно ответила она.

Тауш  с теплотой смотрел на молодых людей. И Тома, чем лучше узнавала Брата – садовника, тем больше проникалась  к нему уважением.

- А как Сахатес?

- В унынии. Сердится.

- Позвольте увидеть его. Он ведь заботился обо мне тоже, - попросила Томка, безмятежно глядя на мужчин  большими глазами.

«Не темная, а девица-мечта… - насторожился Ло, отлично знающий, что Тамаа умеет постоять за себя и словом зацепить так, что надолго теряешь покой.  - Затаилась?»

- Сходи. Я буду рядом.

Тамара с дрожью подходила к хлеву. Неприятные, тягостные воспоминания захлестывали, напоминая, что прошла по острию ножа, едва не рухнула в пропасть и счастливо спаслась, вопреки всему. Но на самом дне остался человек, никому не нужный кроме нее и доброй девочки. И даже их у него забрали.

Трудно было войти в хлев и тяжелее удержаться от слез, когда увидела одинокую, тощую, поросшую яркой рыжей шерстью спину Сахи. Он сидел ссутулившийся и угрюмый и с чем-то возился. Услышав шаги, повернул голову.

Увидев отчаявшуюся, несчастную морду, Тома кинулась к нему.

- Сахатес!

Он шмыгнул носом и склонился ниже к плешивому серому коту, лежавшему на его коленях и недовольно смотревшего на Томку желтыми, подозрительными глазами.

- Это я, Тамаа, - произнесла тихо она и присела радом на ветхий коврик. - Я скучала по тебе, – Саха обернулся. – И по Чиа. Ты по ней тоже скучаешь?

Он снова шмыгнул носом.

- Слушай, а я шить научилась. Даже штаны смогу сшить, но лучше уж вместе с Чиа, опыта у нее больше моего, – Тома улыбнулась. - Пена говорила, что она приходила и хотела увидеть тебя и меня.

Плечи Сахатеса напряглись.

- Даже не знаю, что я ей скажу, – продолжала монолог Тамара. – Альгиз хотел тебе вернуть прежний вид, а оказалась там я. Но если из меня получилось что-то дельное, и из тебя получится.

Она была уверена, что Сахатес плачет. Положила руку ему на макушку и мягко провела рукой. Он действительно плакал.

- И я не верила, что это возможно, но видишь, пути Богов неисповедимы. Не надо отчаиваться. Уныние - грех. Мы не знаем свой путь, но только смерть – тупик. А ты живешь, здоров, правда, не красавец, но это уже не плохо, ведь у тебя есть надежда.

Он вытер рукой, поросшей рыжими волосками, глаза.

- Ты и так меняешься, только медленнее, чем я. Но если мы оба предстанем перед Чиа обновленными, представь, каково ей будет?!

Сахатес зафыркал и согласно покивал головой.

- Я попрошу Брата Тауша, поскорее вернуть Чиа. Поговорю с Братом Альгизом. Мне кажется, он сможет что-то сделать и для тебя. Не унывай. С ним или без него, ты все равно меняешься.

Из груди Сахи вырвался тяжкий вздох.

- Сошьем тебе штанишки, рубашку, и будешь человек. А еще отмоем…

- Ну-у! – раздался возмущенный голос.

- Ладно, ладно, сам отмоешься, но я принесу душистые отвары, чтобы пах ты душисто и приятно. А то стоит только Чиа увидеть тебя понурым и худым, начнет плакать. Хочешь, чтобы она плакала? Нет? И я не хочу, поэтому будем готовиться к ее приходу. Только как объяснить ей, что я потолстела и посветлела, ума не приложу. Если только хорошей мойкой и очищением от грехов?

- Угу! – кивнул Сахатес.

- Ладно, пусть так, только смотри, она от тебя не отстанет, пока ты не покаешься и не очистишься…

Он рассмеялся, и у Томки отлегло от сердца.

***

Уже больше седмицы Чиа спала в общей комнате с другими ученицами школы, которые за спиной обзывали ее зазнайкой и выскочкой, только и мечтающей обратить на себя внимание учителей. Ба предупреждала об этом, но на деле положение оказалось тяжелее, чем Чиа могла представить. От того с каждым днем все сильнее тосковала по Тамаа и молчаливому, доброму Сахатесу. Пусть другие называли его уродом, страшилищем, но она уже не замечала его безобразной внешности.

Когда Брат Тауш сообщил, что сегодня возьмет ее с собой в крепость, девочка так обрадовалась, что не сдержалась и начала прыгать, и хлопать в ладоши, а к Цитадели не шла, а летела, желая ускорить миг встречи.

- Для кого пирожки? – полюбопытствовал Брат Тауш, шагая радом с Чиа, прижимающей к груди большой кулек с выпечкой, от которого исходил  аромат повидла, специй и цедры.

- Для Тамаа, Сахи и вас. Когда вы угощали нас, было так здорово! - но поймав внимательный, со смешинкой взгляд седоволосого мужчины, поспешила заверить. -  Мы старались не из-за угощения!

- Ой, ли? Сахатес, наверно, думает по-другому.

- Вначале было так. Еще от скуки, но потом ему понравилось работать в саду. Он старался, помогал мне: приносил воду, рыхлил землю руками, когда у него еще были огромные когти, - девочка вздохнула. - Хоть выглядит безобразным, но он хороший.

- Жизнь и несчастья меняют людей, кого-то делаю сильным и выносливым, кого-то ломают и ставят на колени. У него было достаточно одиноких дней, чтобы подумать о своем пути и выборе.

- Ба говорила: красивый человек – коварный человек, но тогда Сахатеса совсем не стоит бояться. По виду он похож на кривую корягу, к которой подходишь с опаской и не ожидаешь ничего хорошего, потому и не разочаровываешься. Иногда он вредничает, но и другие тоже бывают не в духе. Даже Тамаа. А как она выдержала испытание?

- Хорошо. Боги послали ей милость, – улыбнулся Брат.

- Правда?! А какую?

Оставшуюся дорогу она не отставала от наставника, допытывая, что же такого даровали подруге Боги, но Брат хитро улыбался и отказывался хотя бы намекнуть.

Миновав множество ступеней, подошли к огромным каменным лапам мифического ящера, между которых располагались подъемники. Пока поднимались, Чиа пищала, визжала, хваталась за поручни, а под конец просто села на деревянный настил и зажмурилась. С закрытыми глазами она ничего не видела, поэтому и бояться было почти нечего. Если бы не поскрипывающие веревки и цепи, да не ветер, трясущий механизм, совсем бы отпустило.

 Но на второй и третий подъемник Брат Тауш вел ее за руку, потому что шла она с закрытыми глазами. А когда, наконец-то, вошла в крепкие, окованные железом ворота, сердце забилось от радости, что испытания закончились. О спуске вниз девочка старалась не думать.

Когда запыхавшаяся Чиа добежала до садового домика, увидела прогуливающегося около него Брата Долона и насвистывающего птичьи трели.

- Светлого дня, Брат Долон! – поздоровалась обрадованная девочка, решившая, что Тамаа в хлеву. Однако едва забежала, улыбка сошла с лица. Рядом с Сахатесом сидела незнакомая девица и подкупающе приветливо беседовала с ним, а он смотрел на нее, не отрывая глаз.

- Вы кто?! – настороженно спросила Чиа, задетая вниманием Сахи к незнакомке.

«И где Тамаа? Почему Брат пришел не с ней?» – насупившаяся девочка обернулась и посмотрела на Ло, который с интересом наблюдал за ней.

- А где Тамаа? – спросила она, стараясь скрыть раздражение.

От наступившей тишины и пытливых, испытывающих взглядов Братьев  Долона и Тауша,  Сахатеса и незнакомой Сестры, трепыхнулось дурное предчувствие. За миг девочка успела разглядеть, что неизвестная девица красивая, и тотчас невзлюбила ее.

«Неужели соперница Тамаа? Баса?» - Чиа подозрительно сощурила глаза и окинула Томку неприязненным взглядом. Перепало и застывшему, как каменное изваяние, Сахе.

«Не прощу тебе, изменник!» - прочитал Сахатес в гневном взоре Чиа и расстроился, потому что знал: у нее упрямый характер,  и уж если она вбила что-то в голову, переубедить почти невозможно.

Тамара тоже ощущала, как накаляется ситуация. Никогда ранее она не видела, чтобы за мгновение подруга из тихой, инфантильной девочки превращалась в мстительную, подозрительную  фурию, готовую растерзать ту, что по ее мнению кокетничала с Сахой и Долоном.

Зато Ло, ощущавший исходящие от девочки гнев, возмущение, негодование, ревность, с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Чтобы более не тревожить Чиа, хотел ответить, что вот она -  перед тобой, осененная божественной милостью, как растерявшаяся Томка пролепетала первой: