Стальные небеса (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 81

Вей, уже ощущавший свое тело на циновке в келье, задержался на несколько мгновений.

— Я должен идти, — сказал он торопливо. — Ты не думай, что я обману, я сделаю тебе амулет и передам твоей сестре. Просто потерпи.

— Ты что же, так меня и оставишь? — закричала она возмущенно. Но он ее уже не видел — открыл глаза в темноту и выдохнул, поднимаясь.

Теперь он прекрасно понял, что для него важнее всего. И даже в этом он был недостаточно Ши.

Не страна. Не самосовершенствование. Не одобрение Мастера.

Только семья.

В ментальных лакунах время течет незаметно: казалось бы, только что он ушел в сон, а когда открыл глаза, в узком окошке кельи небо уже было не черным, а сероватым. Еще полчаса, и взойдет солнце. Слышались далекие голоса рыбаков внизу, у реки; храм еще спал — братья вставали в шесть, а сейчас, судя по только предстоящему восходу, было чуть больше пяти. Вей обычно и поднимался в это время.

Он заставлял себя не торопиться. Умывшись, помолился у статуи Желтого, попросив у первопредка помощи и благословения. Взялся за метлу, убрав все даже тщательнее, чем обычно, съел тарелку просяной каши и, дождавшись появления настоятеля Оджи, подошел к нему.

— Мира тебе, послушник Вей Ши, — проговорил седовласый тидусс. Он уже был одет в белые длинные одежды для службы, а на груди золотом поблескивал шестиугольник со знаками шести богов. — Вижу, сердце твое неспокойно.

Вей выпрямился: нужно лучше скрывать эмоции.

— Я покидаю храм, отец Оджи, — сказал он. — Благослови на путь. Деду Амфату, которому я помогаю, потребуется другой помощник, прошу, не оставь его одного. И знай, что в корнях вон того вишневого дерева я спрятал чужеродный камень, который нашел в лесу на другом берегу Неру. Стихии над ним заворачивались воронкой, он словно разрывал их: такое бывает над метеоритами из других миров. Здесь он не причинит зла, пока не ослабнут стихии. Мне не хотелось подвергать храм опасности, но оставлять камень там было еще опаснее.

Настоятель повернулся в сторону дерева, на которое указывал наследник, сощурился, а затем снова посмотрел на Вея. И наследник увидел в его глазах и понимание, и знание о том, кто он, — и то, что это ничего не означает: для настоятеля младший Ши такой же послушник, как остальные.

— Ты все правильно сделал, юный Вей, — кивнул Оджи. — Не беспокойся, твой камень — не единственный опасный предмет, похороненный на территории храма. Я прослежу за ним. — Он положил ладонь на плечо наследника, прошептал короткую молитву — и тепло разлилось по телу. — Ты вернешься?

Вей посмотрел в высокий свод храма, задержал взгляд на знакомой старушке, первой из прихожан доковылявшей к утренней службе, и ответил:

— Да.

Солнце встало, и Тафия, еще не окунувшаяся в зной, стала похожа на румяную девушку, умывающуюся поутру в серебристой реке. Вей шагал по мостовой вниз, по пути, который проходил десятки раз. Он был налегке — из всего нехитрого скарба взял только пояс с ножами: то, что на теле, не должно потеряться при обороте, а лишнего у него все равно не имелось.

Дед Амфат не спал. Сидел себе спокойно в одной набедренной повязке на ковре, расстеленном у домика, щурил глаза на солнце и пил чай из блюдца, заедая его медовыми сотами. Увидел помощника, поманил к себе узловатым пальцем.

Вей опустился рядом с ним, скрестив ноги, и старик налил чая и ему. Тихо еще было в Тафии — город только просыпался, и казалось, что если заговорить, слышно станет и во дворце Владыки.

— Рано ты сегодня, — бодро заметил дед Амфат. — Решился все-таки?

— Решился, феби. — Вей аккуратно пригубил чай с чабрецом и гвоздикой. Старик посмотрел на него, похмыкал. — Пришел прощаться. А вы, гляжу, своими ногами сюда вышли?

— А то, — гордо ответил подопечный. — Ночью проснулся воды попить, забыл, что не хожу, и пошел. Так я и не ложился с тех пор, а то вдруг лягу, засну и снова встать не смогу.

— Это хорошо. — Чай был обжигающий, вкусный: Вею казалось, что даже чайных дел мастер во дворце деда никогда так вкусно не заваривал. — А скажи мне, дедушка, как быстро ты мне сможешь сделать маленького идола? Например, в виде птицы, и чтоб голова запрокинута была и клюв открыт?

— Да полчаса, эфенби, — откликнулся старик.

— А флейту? — продолжил Вей. — Такую, чтобы не играла, а пела?

— Да пять минут, внучок, — потряс рукой Амфат.

— И чтобы не фальшивила? — усомнился Вей Ши.

— У меня ничего не фальшивит, — оскорбился старик. — А ну-ка, ну-ка, где-то у меня был чурбачок из абрикосового дерева… самшит все же лучше, но и абрикос ладно идет…

Он отставил пиалу, не по-старчески легко поднялся и побрел в дом. Оттуда раздался треск раскалываемого дерева. А через пару минут старик вышел уже с заготовками и сел рядом с наследником. Нож в его руках так и летал, и дед напевал что-то веселое.

Вей, поглядывая на него, пил чай, клал в рот медовые соты, и так хорошо ему было от предвкушения пути, от свободы, от запаха дерева и свежей утренней травы, от напоенных розовым сиянием стен, что верилось — все удастся, он успеет, он изменит судьбу.

Он не допил еще чай, как птичья фигурка — с запрокинутой головой, тщательно вырезанными хохолком, и перышками, и крошечными глазками, — как и флейта, были готовы. Старик передал Вею птичку, подул в инструмент, убирая стружку, и несколько минут полировал его мягкой тряпочкой, смоченной в масле и лимонном соке. Попробовал звук и протянул Вею.

— Пробуй, эфенби.

Вей, спрятав фигурку в карман, набрал воздуха, поднес флейту к губам — и отозвалась она звонким тонким переливом, от которого с деревьев сорвались стаи пестрых тропических птичек. Попробовал он наиграть старую протяжную йеллоувиньскую мелодию, приветствие утру, — и стали распахиваться двери, а соседи выглядывать из окон и выходить из домов.

— Эй, Амфат, — грозно закричала какая-то женщина, широкая в талии и в пестром платье. — Чего спать не даете?

— Да зачем тебе спать, Луса, — так же во всю мощь загорлопанил дед, — смотри, какое утро. Так весь базар проспишь.

Люди просыпались, люди перекрикивались — за несколько минут улица заполнилась народом. Побрели куда-то ослики, закричали продавцы молока и овощей, поехала телега мусорщика. Вей поднялся. Старик смотрел на него снизу слезящимися глазами и улыбался.

— Успеешь хоть туда, куда торопишься, внучок? — спросил он. — А то смотри, тут за углом новый торговец из Йеллоувиня приехал на авто-мо-би-ле. Он мне не откажет, довезет тебя до границы.

— Спасибо тебе, феби Амфат, — сказал Вей Ши вежливо и нетерпеливо. — Но не нужно. У меня быстрые лап… я быстро бегаю. Быстрее автомобиля. Я пойду. Тебе помощника дадут, ты не переживай, один не останешься.

— Эх дурной ты, эфенби, — покачал головой дед. — Иди уж, иди. И смотри, чтобы вернулся. Чтобы вернулся.

Вей уже отошел шагов на сто, а все слышал, как Амфат, то смеясь, то настаивая, что-то ободряющее кричал ему вслед.

У ворот дворца Владыки все так же толпился народ, пусть поменьше его было, чем накануне вечером. Наследник прошел мимо охранников и, поймав первого попавшегося слугу, попросил позвать жену Владыки.

— Спит хозяйка-то еще, — буркнул слуга, — думаешь, ради тебя вставать будет?

Вей Ши подавил раздражение — чтобы не искать потом другого посыльного — и почти вежливо попросил:

— Скажи ее малитам, чтобы разбудили. А вставать или нет, ты за нее не решай.

Слуга помялся, оглядывая ученика: то ли выгнал его Владыка, то ли нет, то ли наказан он, то ли, наоборот, дорогой гость, — и, решив, что не ему в этом разбираться, недовольно кивнул и пошел к дворцу.

Светлана, сонная, лохматая, недоумевающая, показалась во дворе минут через пятнадцать. Она зевала и зябко куталась в длинную накидку на платье, несмотря на то что солнце уже заливало двор и играло в струях фонтана.

— Что-то случилось? — тревожно спросила она. — Почему так рано, Вей Ши?

— Я ухожу, — терпеливо в третий раз за утро проговорил наследник. Она непонимающе уставилась на него, затем с горечью вздохнула.