Стальные небеса (СИ) - Котова Ирина Владимировна - Страница 90

— А в чем тогда смысл этих грамот? — Полина, не слезая со стола, почти легла на него, чтобы дотянуться до кружки с остатками холодного кофе на противоположном углу. Обходить было лень.

— В уважении, Поля, — усмехнулся Демьян. — Они знают, что я могу не посчитаться с ними. И знают, что отправляя грамоты, я проявляю уважение. Что даю им возможность оказать уважение мне. И в содействии. Потому что закон мало принять, нужно обеспечить его исполнение. И обеспечивать в линдах будут линдморы. От того, насколько они вовлечены и заинтересованы в нем, будет зависеть скорость. Поэтому не все нужно делать единолично. В каких-то вещах нужно обходиться мягкой силой. Но очень редко, иначе посчитают слабостью.

— Как сложно… но ужасно интересно, — Пол глотнула кофе, поморщилась: горький. — Демьян. А я могу отправить эти грамоты своим именем?

— Можешь, — ничуть не удивился вопросу супруг. — Хочешь проверить свои силы, заноза моя?

— Хочу, Демьян. Не хочу, чтобы ты приносил мне все на блюдечке. Мне так…

— Неинтересно? — закончил он с иронией, и теперь засмеялась уже она.

— Как ты настолько меня понимаешь?

— Это довольно легко, если помнить, что ты дочь Воина, и тебе нужны сражения, — ответил его величество. — Дерзай, Полина. Тогда тебе отправлять грамоты, тебе говорить с нашими старейшинами. Но помни, что я стою за твоей спиной. Если нужна будет помощь — не сомневайся, проси. Мне в радость баловать тебя.

Поля улыбалась, но сердце вдруг кольнуло сомнением, и она покосилась на свое отражение в зеркальных панелях у дверей кабинета. Отставила чашку с кофе.

— Что такое? — строго спросил Демьян. Словно видел ее. — Полина. Отвечай.

Она тревожно подергала себя за кончик косы.

— Не хочу об этом говорить, — призналась она шепотом.

— По-ля, — рыкнул он требовательно.

— У?

— Полина.

— Ты ведь поддержал меня не из-за того, что случилось… тогда? — решилась она наконец. Голос прозвучал нервно, звонко. — Демьян, я не хочу, чтобы ты из-за чувства вины поддерживал то, что сам считаешь неправильным или вредным. Не надо. Прошу.

Она выпалила это и затаила дыхание. И Демьян помолчал несколько секунд, прежде чем ответить:

— Я бы подарил тебе всю Туру, если бы это помогло излечить твой страх и забыть тот день, Пол. Но это не решается подарками и не лечится потаканием глупостям, если они будут. Я всегда буду с тобой честен, заноза моя. Обещаю. Если ты придумаешь глупость, я так тебе и скажу. И разрушить Бермонт тоже не дам, не переживай. И если натворишь чего-то, буду строго спрашивать. Ты довольна?

— Очень, — сказала она с нежностью.

— А теперь хватит о делах, Поля. Осталось немного времени.

— Действительно, — проговорила она еще нежнее. — Самая пора тебе рассказать, как ты любишь меня.

— Действительно, — согласился он серьезно.

— Ты очень давно этого не говорил.

— Это потому что я ругал тебя, Пол. Я люблю тебя.

— А повторить?..

И дальнейший разговор весь состоял из приглушенных нежностей, шепотков, смеха и прочих волнующих вещей, которые свойственны влюбленным и совершенно ни к чему всем остальным.

Два дня спустя в линдах по всему Бермонту забурлили обсуждения. Старшие сыновья линдморов, оставленные ими на управлении баронствами, племянники и внуки, а кое-где и жены, поддерживаемые старейшинами, получали законные грамоты, прочитывали их, оправлялись от изумления и связывались с главами кланов. Бароны, из которых кто воевал рядом с королем Демьяном в Рудлоге, кто с войсками охранял предгорья Бермонта, а кто и ушел с Ольреном Ровентом в Дармоншир, на известия о начинаниях королевы реагировали по-разному. Одни скрепя сердце признавали, что новые законы разумны и необходимы, а другие высказывались, что война закончится, а женщин из армии будет уже не выгнать.

Ольрен Ровент, остановившийся с частью своих людей в Семнадцатом форте Дармоншира, тоже получил звонок от старшего сына. И, основательно усевшись на стул в казарме, хмуря широкий лоб, несколько минут внимательно слушал, как наследник зачитывает ему законную грамоту.

— И почему бы Бермонту было не выбрать послушную берманскую жену, — прорычал Ровент недовольно. — Неслыханно. Я знал, что она начнет лезть в мужские дела.

— Что ты будешь делать, отец? — почтительно спросил сын. — Разве можем мы позволить, чтобы в нашу армию набирали женщин? Это же позор, значит, мы так слабы, что не можем защитить их. Что дальше? Начнут набирать детей?

— Что делать, что делать, — проворчал линдмор с усилием. — Полина Бермонт — моя королева, и я поклялся ей в верности. Приложи мой перстень к грамоте, Ветьин, и немедленно отправь обратно. И прикажи обзвонить остальных. Скажи, если не поддержат, будут иметь дело со мной.

— Но, отец, — изумленно проговорил наследник. — Ты еще прикажи Лисьену отправить в этот ее женский корпус.

— Аааа, — Ровент раздраженно рубанул рукой по колену. — Нет, Лисьену оставь дома. Не дай боги до королевы уже дошли слухи, как ее Бермонт в своей спальне обнаружил, тогда твоей сестре и Хозяин лесов не поможет. А вот Мильену отправь.

— Отец, — тоном, будто родитель свершил страшное, по меньшей мере — перепутал цвета гъелхта, воззвал сын.

— Отправляй, — зарычал Ровент. — Думаешь, не знаю, как ты ее тайком от меня топор метать учил и что она стреляет получше тебя? Все знаю. Выпороть бы вас, да поздно… И не спорь. Сам себя наизнанку выворачиваю. Но дал слово — держи, сын. Эта красная спасла наш клан от позора. Бермонт бы без ее просьбы не простил нас, сын. Только за это я ей верен буду, пока буду жив.

— Как скажешь, — не стал больше спорить наследник. — Но как Бермонт женщине позволил, не понимаю… не стала бы она вертеть им все больше…

Ровент захохотал.

— Бермонтом вертеть? Ты нигде только этого не скажи, сын. Бермонт позволяет только то, что ему самому нужно. Учись. Учись. Тебе после меня править линдом. Ума набирайся. И вокруг смотри. Отец-то не вечен.

— Да ты крепче михайловых дубов, что у Зеленого в чертогах растут, — ответил ему сын. — Если б захотел, еще жену бы взял и детей нарожал. А уж линду под твоей рукой, если Хозяину будет угодно, еще много лет быть.

— Жену, — проворчал Ровент. — Хватит с меня твоей матери, Ветьин, пусть перерождение ее будет легким. А я вторую возьму, только если меня припечет до самых печенок, — и он вновь захохотал, но тут же вспомнил, по какому поводу наследник ему звонит, помрачнел и потер ногу — ту самую, которую когда-то прострелила ему молодая королева. Ибо предчувствовал, что на двух законах она не остановится.

Семнадцатое апреля, Дармоншир, Люк

Днем огромный серебристый змей опустился недалеко от ворот Третьего форта, и через несколько секунд перед глазами часовых и успевших добежать до ворот военных предстал его светлость Лукас Бенедикт. Слегка взъерошенный и бледный, одетый в медицинскую рубашку до колен, он поковылял почему-то не к воротам, а через дорогу, к березке, до которой было куда ближе, и, обхватив ее, закрыл глаза.

Таким, обнимающимся с деревом, и застали герцога полковник Майлз, собравшиеся офицеры и Жак Леймин, который недавно прибыл в Третий форт с двумя мешочками драгоценных камней в сопровождении охраны и мага Тиверса.

О том, что его светлость чудесным образом воскрес, командующему составу сообщили еще утром, и тогда же новость разнеслась по фортам, вызвав оторопь, ликование и недоверие. Впрочем, неверящих быстро убедило появление над крепостями змея собственной персоной. Тот, долетев до двадцатого форта, за которым работали орудия, узрел врага, зашипел, разинув пасть и встопорщив воротник, и рванул вперед. Всадники на раньярах, издалека расстреливавшие из гранатометов засеки и укрепления, восстановленные после последней битвы, тоже заметили огромного защитника и поспешно убрались, не делая попыток напасть или подлететь ближе.

Люк гнался за ними достаточно, чтобы напугать и чтобы они могли рассмотреть его получше, а затем запустил следом пару вихрей, сожравших половину стаи. Вторую половину он отпустил, не рискнув в своем состоянии дальше забираться на территорию противника. Пусть доложат, что он жив — если враг и собирался атаковать в ближайшие дни, это заставит его пересмотреть планы и даст Люку время прийти в себя.