Я спас ссср! том i - Вязовский Алексей - Страница 44

Наконец, мне удается прижать его к траве, засунуть одну руку под шею, локтем другой руки надавить сверху. Классический удушающий прием. Петров хрипит, краснеет, но не сдается. Да и как ему сдаться? Говорить то он не может. Краснота переходит в синеву и Петров отключается. Я убираю руки — не дай бог задушил… Но нет, дышит. Парни вокруг включаются в ситуацию, сразу много рук хватают меня и ставят на ноги. Я кривлюсь от боли, но терплю.

— Задушил! — кричат одни — Зовите милицию.

— Да нет, жив! — кто склонился к Петрову и проверил пульс.

Вика пытается пробиться через толпу, но ее не пускают. Я же шатаясь, стягиваю заляпанную и порванную рубашку, отряхиваю брюки.

— А ну расступитесь, бандерлоги! — слышу громкий рык. Узнаю бас Кузнецова. Его массивная фигура таранит толпу, Вика бежит сзади. Сразу обнимает меня со слезами.

— Что случилось?! — товарищ наклоняется к Петрову. Тот уже порозовел и моргает глазами.

— Кузнец, это был махач — один из парней помогает нашему богатырю поставить Петрова на ноги. Тот тоже качается, глаза мутные.

— Рус первый врезал комсоргу.

— Бывшему комсоргу! — Кузнецов держит моего врага за шкирку, не давая упасть.

— Да тот Селезневу обругал грязно — футболисты начинают галдеть — Правильно врезал.

— Махач был честный, один на один.

— Почти честный!

— Милицию вызываем?

— Да дружинники сейчас сами придут.

— Так! Харэ галдеть! — Кузнецов встряхивает Петрова. Тот все еще в ауте, хотя ему уже явно лучше — Вот на минуту нельзя вас оставить. Представляешь, Рус, — друг поворачивается ко мне — Пошел отнести мячи в спортзал, возвращаюсь… а тут такое…

— Дорогой, как ты?? — единственный кто мной интересуется — это Вика. Она начинает меня ощупывать, я морщусь от боли в ребрах. Но больше, кажется, повреждений нет.

— Так! — принимает решение Кузнецов — Расходимся. Забирайте этого дебила — покачивающийся Петров отправляется в руки футболистов — Не будет милиции.

Осмотр продолжается и на Таганке. Отказавшись от помощи друга и напялив пиджак на голое тело, я в сопровождении Вики доезжаю до «конспиративной» квартиры. Знал бы генерал, чем мы тут занимаемся! Девушка капается в ящиках и находит вполне приличную аптечку.

— Тебя в травмпункт надо — резюмирует она, щупая ребра. Справа уже появился огромный лиловый синяк.

— Ну а там что сделают? — я осторожно сажусь на стул, дышу еле-еле. Так боль не столь заметна.

— Рентген, конечно.

— Нет, потом.

— Обмотают торс тугой повязкой.

— Ну вот и обмотай.

На свет из аптечки появляется бинт, лейкопластырь на катушке. Меня начинают пеленать.

— Леш, я хотела тебе сказать — осторожно произносит Вика, фиксируя повязку — Перед дракой у меня в голове какой-то звон раздался. Тревожный.

— А как ты поняла, что это был тревожный звон?

— Ну, он был странный — задумалась девушка — Как набат во время пожара.

Ого! Вот это новость. Неужели я со своим Словом так влияю на Вику, что она тоже начала что-то слышать?

— Обязательно говори мне, если подобное еще раз случится — я кладу руку на бедро Вики — Хорошо?

Девушка неуверенно кивает.

Моя рука сползает вниз, а потом начинает свое путешествие вверх, задирая подол платья.

— Русин, я глазам не верю! Опять синдром раненого??

Вика смеется, пытаясь оттолкнуть мою руку.

— Да, любовь моя. Я ранен прямо в сердце.

К правой руке присоединяется левая.

— Нет, Русин! Пойми! Тебе нельзя. Если это перелом ребер или даже трещина…

Мои ладони все-таки проникают под платье и оказываются на упругой попке девушки.

— Солнышко, а ты слышала о такой позе «наездница»? Она еще называется "амазонка".

Утром в субботу я, позевывая, прогуливаюсь по вестибюлю станции Динамо. Разглядываю дискоболов, бегунов и прочих атлетов на барельефах. Попутно тайком ощупываю бок. Болит, но умеренно.

Ночью Вика, освоив новую позу совсем меня "заездила". В некоторый моменты наивысшего наслаждения моя "амазонка" просто отключалась, забывала о травме и наваливалась руками на грудь. Я внутренне охал, но терпел. Ведь передо мной колыхалась прекрасная Викина грудь.

— Привет, старичок! — из прибывшего поезда выходит Герман и приветливо хлопает меня по плечу. Ну хорошо хоть не по ребрам…

— Чего такой бледный? Не выспался?

В одной руке Герман мял папиросу — явно курить хочет, в другой — держал портфель. На плече висел черный диктофон Филипс. Заметив мой взгляд, Седов подмигнул:

— Последний писк моды. Прямо "из Парижу". Сорок пять минут записи на пленочную кассету, а не на обычную бобину.

— Да… Хорошо вас Аджубей снабжает.

— Нас, старичок! Нас. Теперь ты играешь в команде "Известий". Привыкай. Ну что, пошли? Надо сегодня быстро отстреляться и сдать материал. В понедельник едем делать интервью с главным архитектором гостиницы Россия.

Мы поднялись по эскалатору и вышли в город.

— Да, большая стройка намечается — я вдохнул свежий московский воздух. Как же хорошо! "И жить хорошо и жизнь хороша!".

— А какова моя роль в этих поездках?

— Будешь вникать как работать "в поле" — Герман передал мне портфель, закурил папиросу. Вот и закончился свежий московский воздух — Поиграешь "запасным". Я опрашиваю директора школы — ты завуча. Я архитектора — ты прораба. Уловил? Потом сравниваем материалы в редакции, смотрим. Может чего буду у тебя брать из текста.

— Годится — я вернул портфель, ускорил шаг — А как оно вообще работать "в поле"?

— Да зашибись! На руках носят. Помню в прошлом году история была. Поехали с фоторепортером в один колхоз делать репортаж про урожай. Я записал интервью, идем в поле, где должны были снимать, как первый секретарь райкома отрывает колосок, мнет его в руках и что-то показывает нашему герою и председателю колхоза — женщине, тоже герою соц. труда. Приехали к полю, а пшеница у них слабенькая, сантиметров сорок всего. Нашему фоторепортеру это не понравилось и он как заорет: — «Все на колени!»

Они и бухнулись коленками в грязь. Представляешь себе — трое взрослых заслуженных людей. Комбайнер-то ладно, он и так грязный, а секретарь и председательница в светлых костюмах стоят на коленках и друг другу колоски показывают. И смех и грех. Зато репортаж получился отличный, пшеница всем по пояс, красота. Аджубей хвалил. А какую поляну нам там накрыли… — Герман мечтательно улыбается — Водочка, сало, домашние колбасы, шашлычок пожарили…

Мнда… И эти авгиевы конюшни мне придется зачищать? А ведь Седов не так уж и плох. По-журналистки нагл, развязан, зато деловит и явно пробивной. Но откуда такое скотское отношение к людям труда? Откуда такой разрыв между элитой от народом? Или это вечная проблема России?

До школы мы дошли быстро. Так же скоро включились в работу. Линейка с наряженными учениками и родителями уже была построена на школьном дворе, спустя полчаса начались выступления педагогов. Седов принялся записывать комментарии, брать интервью — мне же предложил прогуляться по школе.

— После линейки будет что-то вроде капустника в актовом зале — журналист достал из портфеля фотоаппарат. Смену.

— Говорят даже делегация дипломатов из ГДР будет. Там доснимем и по домам. Эх, не выделили нам фотокорреспондента на сегодня, все самим делать… Ладно, старичок, дуй в школу и посмотри доску почета первым делом — может какие известные выпускники тут есть. Вставим в статью.

Я зашел в здание, прогулялся по 1-му этажу. На меня нахлынула ностальгия по моей "прошлой" жизни". Сколько лет я отдал школе! Сколько учеников выпустил. Некоторые работают в правительстве, стали известными учеными…

Рассматриваю доску почета, выписываю фамилии. Особенное внимание — фронтовикам. Потом у завуча или директора можно будет уточнить детали. Закончив все на 1-м этаже, поднимаюсь на последний. Тут актовый зал. Пока пустой. Прохожу партер, поднимаюсь на сцену. Все готово к торжеству. Украшенный шариками и цветами задник, плакаты с поздравлениями. За кулисами слышу голоса и смех. Незаметно заглядываю и вижу в заставленном коробками помещении группу старшеклассников во главе с невысоким коренастым парнем в очках. Узкоглазое восточное лицо мне знакомо. Это же Юлий Пак! Предводитель диссидентов на Маяке, заместитель Буковского, который сейчас сидит в психушке. Вот так встреча! Пак держит в руках гитару и инструктирует учеников: