Заметки на полях (СИ) - Криптонов Василий - Страница 2

Дядя Петя смотрел на меня задумчиво. Оттянул резинку трусов, отпустил. Щёлкнуло по объёмистому пузу. Я содрогнулся и достал ещё одну сигарету.

— А скажи, дядь Петя… А почему про вот это никто не знает?

— Про что?

— Ну, бассейн этот…

— А на кой хрен кому-то знать?

— Ну-у-у, дядь Петь… Вот лично я, если б знал, что после самовыпиливания будет бассейн с мужиком в трусах — ещё тридцать раз бы подумал, прежде чем с балкона шагать. И, уверен, не я один!

— Угу. А про вечные муки за суицид знал? Знал. Остановило оно тебя?

Я помолчал. Было над чем подумать.

— То-то же, — ворчал дядя Петя. — Как ты это себе представляешь? Каждый год на всё небо баннер заказывать: «А после смерти вас ждёт дядя Петя!»? И рожу мою, из бассейна улыбающуюся. Так всё равно ведь идиоты найдутся, которым покажется, что их обманывают, и на самом деле после смерти голая Мэрилин Монро.

— Никогда она мне не нравилась, — поморщился я.

— Да мне тоже. Блядовитая больно.

— Но, с другой стороны, если голая…

— Это да…

Мы понимающе посмотрели друг другу в глаза.

— Дядь Петя, ты как будто кота за яйца тянешь, — честно высказался я. — Чего не так?

— Да странный ты. Дай-ка дёрнуть. — Я протянул ему пачку; дядя Петя, матерясь, выудил влажными пальцами сигарету и, прикурив, продолжил: — Тут обычно суицидники рыдают, истерят. Ну, я их по стандартной процедуре и пускаю.

— Нервная работа, — посочувствовал я.

— Ага, вон, плаваю. Релаксирую, иттит его… — Дядя Петя плеснул ногой в бассейне. — А таких, как ты, почитай что и не бывает. Как будто правда там всё так погано, что ты даже на грамм не жалеешь.

— Не жалею, — покачал я головой. — Было б о чём жалеть — не прыгнул бы.

— Вот нехорошо это. Не должно такого быть. Зря мы, что ли, там — вот это вот всё? А? Быть не может, чтоб человеку в тридцать лет даже не за что уцепиться было. Вот ты говоришь, жена — обычная, жена как жена. А зачем ты на ней женился-то? На обычной?

— А была, что ли, другая? Познакомились, потрахались, пожили, расписались. Весело вместе было, не скучно. Сколько выбирать-то, чего ждать? Я всю жизнь ждал, надеялся, добивался, а мне вечно — хрясь по роже и — сидеть, сучонок, не твоё. Ну я и перестал дёргаться. Надоело. Достало, дядя Петя, правда, хуже горькой редьки. Давай меня уже по стандартной процедуре, что бы оно ни значило.

Дядя Петя затянулся, и глаза его хитро сверкнули.

— А переиграть не хочешь?

— Чего переиграть?

— Ну, жизнь. Ты смотри, подумай. Я, может, впервые такое предложение делаю. Вот скажи честно: был у тебя в жизни такой момент, когда поступил бы иначе — и всё бы по-другому пошло? А? Ну?

Я задумался. И честно сам себе признался: не-а, не было. Жил, как мог. Старался. Ну, из универа меня выпнули, да. Мог бы лучше учиться. Но попасть сейчас обратно в пыльную аудиторию и вгрызться в гранит науки… Да е**сь оно конём, мы лучше с дядей Петей покурим.

Глядя на моё лицо, дядя Петя мрачнел. Мне сделалось его жалко, я решил подыграть:

— А в когда вернуть можешь?

— Да как закажешь.

— А если в школу? Класс в восьмой? Слабо?

— Как два пальца обоссать, Сёма.

— А это… А если я накосячу? Ну, сделаю там чего-нибудь. Путина второй раз президентом не выберут, вселенная к хренам треснет…

— Ты за Путина не боись, — успокоил меня дядя Петя. — И я тебя во времени назад не верну. Там, у себя, ты подох — и кончено. Отплачут — забудут. Но миров-то неисчислимое множество — слыхал? Статистически есть такой, который почти идентичен твоему, но там тебе сейчас только тринадцать лет. Или четырнадцать? Сколько надо, в общем. Я душу того недоделка заберу, а тебя — в него.

— Пацана-то за что? — возмутился я.

— Так это ж ты, Сёма. Только маленький. Он вырастет — и с балкона ё***тся. Чё его жалеть? Один хрен, жизнь такая впереди, что даже вспомнить нечего будет. Душу я заберу, по отчётности всё сойдётся. А ты живи. Так, чтоб с балкона не прыгнуть. А потом, как помрёшь, мы с тобой встретимся и перетрём ещё разок.

— Так ты не только по суициду? Ты всех встречаешь?

— А чего дробить-то? — усмехнулся дядя Петя и, как я, бросил окурок в бассейн, где он тут же исчез. — Ну? Согласен?

И я протянул ему руку.

Вот хрен его знает, почему. Может, заподозрил, что я ему статистику порчу своей кислой рожей. Может, просто смеху ради. Жить-то мне вообще не хотелось. А может, просто вспомнил детство. Не что-то конкретное, а какое-то чувство, что ли. Ту невинность, ту веру, ту… Ту любовь. Тех двух подростков на остановке. Как они целовались… Как будто одни в целом мире, нет ни времени, ни пространства.

Я вспомнил вдруг — или даже не вспомнил, а почувствовал, — как стоял вот так близко и смотрел в глаза Кате, однокласснице. И что-то в сердце заныло, затрепетало. Может, это и есть тот самый момент, а? Вернее, был.

— Стопудово, он и есть, — проворчал дядя Петя. — Давай, до скорого, поживи там как следует!

— Стой, погоди, дядь Петя-а-а-а…

— А… — сказал я, и Катя удивлённо захлопала на меня глазами.

— Ты чего? — спросила она, готовая не то рассмеяться, не то рассердиться.

Я-тогдашний, кажется, стушевался бы и уполз в угол. Я-теперешний сказал:

— Ахренеть.

Первое, что меня поразило — ощущения в теле. Их как будто не было! Ничего не болело, спина — как будто и нет её, вообще не чувствую. Лёгкие дышат легко и свободно. Мистика, да и только. Но нет, не мистика — молодость. Только вот в низу живота какое-то странное ощущение. Чего это у меня там? В туалет, что ли, сбегать надо? А вспомню я, как в туалет-то пройти?.. А, нет, отбой тревоги — это я волнуюсь так, оказывается.

А чего я, собственно, волнуюсь? Давай разбираться. Вот Катя, стоит, глазами на меня хлопает. Хорошая такая Катя, брюнетка жгучая, выше меня на полголовы, но это фигня. Тонкая, правда, вся, мелкая, личико детское — ну, да ей положено, возраст такой. Это из-за неё я, что ли, волнуюсь?

— Ну? — спросила Катя.

Гну! Щас. Видишь, разбираюсь? Это у тебя всё просто: проснулась, ногти накрасила, поскакала в школу. А я только что из бассейна, между прочим, у меня стресс. И конверт в руке. Красивый, с сердечками, птичками какими-то. Держу его прямо перед собой. Это мне, что ли? Вот чего она нукает? Ну ладно, ладно, я в игре!

Первым порывом было разорвать конверт. Но я подумал, что это было бы неприлично — конверт-то красивый. А, он даже не заклеенный. Мои поздравления, Шерлок, доставай письмо, леди ждёт!

Я вынул листок бумаги, выдернутый из школьной тетради в клеточку. Развернул и с выражением прочитал:

Там оставалось ещё две строфы, но я в ужасе замолчал. В голове таки зазвенел тревожный звоночек. Стихи явно были какие-то гомосячьи, эти «рад» и «готов» мне совсем не понравились. В чём замес? Катя — трансгендер? Я на такое не подписываюсь! Да нет, почерк уж больно корявый, у девчонки должен быть получше.

— Это ж как надо было упороться, чтоб такое написать? — вырвалось у меня. — Чьё это?!

В тишине, которая до сих пор окружала нас с Катей, раздался чей-то голос:

— По ходу, твоё.

И сразу вслед за этим раздался ржач. Громкий, многоголосый ржач. Я огляделся. Все мои одноклассники были здесь, смотрели на меня и ржали, как кони. Чьи-то имена и лица я вспомнил сразу, чьи-то будто стёрлись. И вдруг… Вдруг вспомнил!