Ведьмин путь (СИ) - Гущина Дарья - Страница 24

Но я отчего-то не решилась. Как почувствовала беду. А они пристали с ножом к горлу – сделай, пока время подходящее, и всё тут. Я твердо отказывалась, пока поднималась по ступенькам и искала в кармане куртки ключи от хаты и домофона. А потом глянула под ноги и увидела подвижные черные следы – точно невидимка за мной по пятам прошел и теперь топтался рядом. То есть наглый шантаж. Крестники настаивали на своем, продлевая мой пятиминутный путь до квартиры и растягивая его на пару часов беготни по собственным старым следам или на полчаса работы со слоями и разрушением их заклятья. А я так устала...

– Ладно, ловите, нелюди!

Проверив пространство и убедившись в отсутствии людей, я тряхнула рукой, и капли сияющей охровой силы потели по запястью, свиваясь в цепь, звено за звеном. Удлинив временную цепь, я швырнула ее к крестникам, заключая их в кольцо, запирая на замок.

Но едва я запустила временной процесс, едва петля начала вращаться, набирая обороты и накрывая «лисят» сияющим колпаком, как Филька заорал не своим голосом:

– Лёль, тормози! Тут человек!

Брехня, решила я. Они и раньше такое кричали, срывая работу, чисто поприкалываться. Детский сад же – обманули, и счастья полные штаны. Не мог человек оказаться внутри уже замкнутой цепи. Не мог. И я не вняла предупреждению. А когда сила в петле иссякла, когда она тормознула, и колпак рассыпался пеплом... Выяснилось, что мог. Просочился. Крестники, белые и трясущиеся, жались друг к другу, а передо мной лежал труп. Высохший старик.

– Лёль, а давай мы его?.. – робко заикнулся Данька.

А я уже вызывала ближайшего наблюдателя, коим был Альберт, и Верховную. Сосредоточенно, отстраненно. Они потом ругалась: дескать, дура, позвонила бы, скрыли и замяли. А я воспользовалась общим магическим сигналом тревоги. Ибо знала, что такое не спрячешь. Через год, два или десять, но правда всплывет – шило в мешке не утаить. И жить всё это время с виной и ожиданием кары... Да любая наблюдательская ведьма-палач учует мою вину за километры, заподозрит неладное, примчится, выпытает, и будет только хуже.

А «старик», сволочь, оказался наблюдателем. Телепортистом. Прыгал неподалеку, разминался. И как угодил в кольцо моей силы?.. Зачем, придурок, полез в петлю – во всех смыслах этого слова?.. Теоретически попасть в уже замкнутую и закрытую петлю невозможно, разве что случайно затянуло... Но и такие «случайности» прежде никогда не случались. Никогда. А заклятье времени – одно из немногих светлых, умеющее убивать. Состарил до... и человек через минуту-другую умер сам. Естественно и от старости.

Альберт с Верховной в один голос твердили, что это какая-то нелепая ошибка, что меня подставили, и обещали разобраться. И разобрались, да: на погибшем парне нашлись следы только моей магии. И даже наказание сгладить пытались, но я хорошо знала законы и не ждала ничего хорошего. Ведьмы не имеют права на ошибку – и не имеют права ошибаться.

Если бы всё случилось в момент опасности – угрозы жизни, моей, крестников или людей, – я бы отделалась суровым испугом и несколькими годами на периферии, наказанная исключительно отсутствием работы. Или пришлось бы уйти из Круга и отрабатывать провинность у наблюдателей. А угрозы жизни не было. Была двусторонняя глупость. А она наказуема. Всегда. С себя я ответственности не снимаю, и винить только «лисят» в случившемся не могу. Но раз начали они...

Из здания вокзала одна за другой вынырнули две высокие фигуры. Данька, старший крестник, конкретный блондин, уже начинал матереть – и в плечах раздался, и не выглядел таким нескладным и тощим, как младший, Филька, конкретный брюнет. Первый – сильный, второй – умный, с гордостью говорила про них Натка. И где, собственно, знаменитый Филькин ум был, когда... Впрочем, чего ждать от юной нечисти, мыслящей исключительно инстинктами?.. А глаза «делать» человеческими они так и не научились, пряча «лисьи» зеленые «зеркала» за темными очками и тем самым привлекая к себе еще больше внимания.

При виде меня братцы переглянулись и затормозили, явно переговариваясь мысленно, а я собрала в кулак всё свое терпение. Вот же вымахали... Широкие штаны с уймой карманов, светлые майки, расстегнутые куртки, напряжение в каждом жесте. И точно рядятся, кто первый пойдет здороваться и налаживать контакт. И Филька напирал на Данькино старшинство, а Данька – на Филькины мозги. Ну-ну...

– Давайте шустрее, – проворчала я.

Вредный ветер, мокрый снег стеной и полчаса ожидания сделали свое дело – я замерзла и продрогла до мозга костей. «Лисы» несмело подошли и даже рискнули пробормотать что-то приветственное. Я задрала голову, изучая обоих.

Да, это «насекомая» нечисть – «пчелы», «пауки» – мелкая и тщедушная. «Земноводная» – «змеи», «лягушки» – славилась очень широкой костью, кряжистостью, тяжеловесностью, «водяная» – «рыбы», «креветки» – болезненной, скелетообразной худобой при росте чуть выше среднего. А «животная», как и «птичья», – мощная, здоровая, аж шея разом затекает. И очень хочется держаться от них подальше. В принципе.

– Куртки застегните, – велела я сухо. – И впредь выглядите одетыми по погоде, не привлекайте внимание. И очки снимите. Челки на лицо, капюшоны на лоб, смотреть под ноги.

Крестники повиновались с похвальным рвением. Я поджала губы, развернулась и поспешила обратно. Выпить в чаю, согреться, утеплиться – и в архив. По сравнению со вчерашним, похолодало. С реки задул порывистый сырой ветер, и...

– Лёль, ночью беда будет, – тихо сказал Филька, когда мы подошли к гостинице. Поозирался, указал на мост, поёжился выразительно.

А нечисть чует тьму всегда и везде, а коль с реки... Да, призраки. Вероятно, они наконец явятся. Надо приготовиться. Если этой ночью вскроют очередной спрятанный дом... Да, хорошо бы подтвердить теорию «призраки из ведьминого логова». И глянуть на тех, кто управляет процессом, – хоть издали, моих артефактов хватит, если нечисть будет активна и использует силу. И – спасти ту, что должна отдать силу подковке. Может, даже неуловимую Ираиду.

– Лёль, мы бы сами не... – неловко добавил Данька и ковырнул носком кроссовка снег.

– Если бы не ваша мама, я бы тоже не, – я открыла дверь. – Идем.

Надеюсь, Анжела еще не вернулась. Они же оба на нее стойку сделают, и не посмотрят, что всего лишь «белка». Что б их половозрелые инстинкты... Архив откладывается на пару часов разъяснительной работы.

По пути на кухню, к счастью, нам никто не встретился – народ, пережидая непогоду, сидел по норкам, – но у Анжелиной комнаты «лисы» дружно и предсказуемо споткнулись.

– Прошли и забыли, – я резко повернулась. – Девочка несовершеннолетняя и без семьи. И без защиты старшего. Узнаю – прибью нафиг, ясно?

Братцы переглянулись и кивнули.

– Вот ваш ключ. Номер – восьмой. Рюкзаки бросили, руки помыли и на кухню. Всё, что на плите, – ваше. Закончите – зайдите. Поговорим.

И закрылась у себя. Разулась, расстегнула куртку, вдохнула-выдохнула и ощутила себя напряженной донельзя. Тронь – «зазвеню», закричу, сорвусь в ненависть... Нашарив в чемодане склянку с успокоительным, я выпила залпом всё зелье – ударную трехкратную дозу, включила компьютер и проверила почту. Верховная молчала. Дело замерзшей ведьмы пока не прислали. Руна спала, свернувшись клубком у шкатулки, и на мое появление не реагировала. И сбежать бы... да от себя, как известно, не избавиться.

Пошуршав бумагами, я рассеянно перебрала свои заметки. Вопрос ребром: говорить братцам, что здесь происходит, или нет? Если рассказать, то можно подключить к делу, «лисы» – мастера разнюхивать и выслеживать. Но это опасно. Они же несовершеннолетние, слишком нестабильны. Учуют интересную и зловещую странность, сорвутся – и всем нам хана, включая Натку. Я не умею так, как она, предугадывать их настроение и предсказывать действие, пресекая его на корню. А если промолчать... Кто знает, не будет ли хуже. Да, не «накормишь» – сами пойдут искать. И найдут на мою голову. За пару часов – легко, а уж за три-то дня до отъезда...