Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья - Страница 50

— Сай, ты что, спер у деда последние главы бабушкиной истории?!

— Не спер, а позаимствовал, — довольно хмыкнул из гостиной саламандр, гремя подсвечником. — Потом верну.

— Но Иннокентий Матвеевич сказал… — я повертела в руках папку.

— Правильно сказал. У наших писцов был зарок — не писать историю так, как ее «рассказывают». Иначе приходящие существа получали над писцом власть. В историю обязательно нужно вносить свое, и чем больше — тем лучше. Тогда писец получает власть над теми, кто приходит. Но я подумал… Ты блондинка, Васюта, но блондинка неглупая. Придумаешь, как справиться с изначальным. И тебе нужно знать его прошлое. Изменить не сможешь — сил не хватит. Он — маг, а ты — его отражение, ты изначально слабее. Но вот слабые места нащупать и по болевым точкам пройтись…

Я улыбнулась и осторожно свернула газету рулоном. Да, массаж по болевым точкам — это мое. И на душе стало спокойно и очень легко. Конечно, я что-нибудь придумаю…

— Сай, иди сюда!

— Зачем? — насторожился он.

— Затем! Не то сама приду и будет хуже!

Он появился в кабинете, возмущенно искря:

— Я же для тебя и как лучше!.. И…

— Спасибо, — я чмокнула его в щеку, — буду должна еще пару пакетов свечек!

Саламандр покраснел, и взгляд стал хитрым:

— А что там с «хуже будет»?

— Не борзей! — предупредила весело.

— Жаль!.. — вздохнул и протянул мне зажигалку.

Забавный ритуал, но я привыкла. Почему-то сам он новые свечи никогда не зажигал. Как и старые. Постоянно меня просил.

— Традиция, — пояснил охотно, пока я ползала на коленках по ковру, зажигая свечу за свечой. — Это как у вас… гостей надо кормить, да? Гостей сажают за стол, о них заботятся, меняют блюда, чай наливают. А у нас — силу предлагают. Плюс мы запоминаем руку, зажигающую пламя. На всякий случай. И, Васют… не ходи никуда одна, ладно? Задуй свечи — я проснусь. Не рискуй.

— Не буду, — пообещала почти честно. — Я тоже в спячку уйду. В дневную. Только будильники поставлю.

Сайел посмотрел на меня внимательно, ложь не распознал. И не распознает. Работа в фальшивой среде СМИ быстро научила носить маску. Очень естественную и искреннюю. Это с виду мы дружные и общительные ребята… Хотя нет, мы дружный, очень дружный коллектив. Но газета — есть газета, это творческое гнездо черных сплетников. Узнают одну крошечную правду — и через час по аськам такие небылицы расползутся, и хорошо, если на день… И в жизни потом не отмоешься.

— Разбудишь к полуночи, — решил он и нырнул в свой цветок.

Последний распустил вьющиеся щупальца по потолку всей квартиры. Сияющие «лепестки» пробирались меж стеллажных полок, ветвями плюща обвивали люстры и гардины, сползали по шторам. Я восхищенно цокнула языком. Однако я его откормила… Но недавний флешмоб того стоил. Надо записать зарисовочно, уж больно красив в гневе, ящер. Но прежде… Прежде надо во времени сориентироваться. Сейчас почти четыре. А вечером надо поспать хотя бы часа три. Значит, до восьми развлекаюсь, а потом успокоительное — и в постель. Нам бы ночь простоять да день продержаться, да.

Первым делом я позвонила родителям и поздравила их с наступившим. Вчера вроде тоже звонила, с площади, до второй бутылки, но на всякий случай… Папа был пьяный и веселый, мама — трезвая и уставшая. Поговорили, решили, что на каникулах обменяемся гостевыми визитами, и я снова вернулась под елку. От Альки — три свертка с солями для ванны и прочими шампунями, от близняшек — то же самое, а вот варюшкин подарок вогнал в ступор. И с минуту я ошарашено рассматривала вышивку — по-детски неумелую, кривоватую, но… Но — с Музом. Наверно, Алька эскиз рисовала… Черт, хоть бы эта нехорошая история обошла их стороной…

Рамочку с вышивкой я поставила на рабочий стол. Включила ноут, быстро глянула новости и села строчить письмо. На запах творчества себя явила крылатая сущность и долго втыкала в собственное вышитое «отражение».

— Ужас! — заявил Муз разочарованно и сел на рамку.

Я улыбнулась и продолжила строчить послание. Юморное и позитивное. Я даже в рассказах умею лицемерить, да. И никто никогда не догадается, что за смешными зарисовками, от которых все ржут по полчаса, — моя больная нервная истерика и слезы в три ручья. Про нападения промолчала, зато нажаловалась на приставучего верстальщика. И в красках описала «посланника Бога» и новогоднюю ночь. Посмотрим, что ответит.

Грустные мысли я отогнала прочь. Подзарядила Муза и себя небольшой зарисовкой с флешмобом от Сайела. Выпила чаю и походила из угла в угол, размышляя. Картина получалась невеселая. С одной стороны — раскол в семье, и я кому-то нужна как поставщик сущностей. С другой — есть некто, кто помогает сущностям обжиться. Дед сказал, что писцов используют. Зачем тогда пугать всякими «собаками», когда можно просто поговорить? А вдруг я поведусь на виллу на Канарах и соглашусь «поставлять»? Или «спасать»? Кстати, еще про поговорить…

Я посмотрела на часы и решила, что в бабушкины черновики полезу ночью. Путаюсь я во всех этих домыслах… Поговорить и спать. И мне нужны имена, явки и пароли маминых «старших дядьев» — бабушкиных братьев. Уж кто-кто, а они должны знать и о семейном даре, и о «сторонах». Да и в прошлом бабушки не помешает покопаться. Я достала записную книжку и нашла нужный номер телефона. У мамы есть три старших брата и сестра. Но «старший» дядя — единственный, к кому можно пристать с вопросами. Тетя давно живет в Москве, а дядья — один на Камчатке, а второй — в Крыму. Не вариант.

— Алё, дядь Миш, добрый вечер! Да-да, я! С наступившим! Дядь Миш, вы говорить можете?.. Слышу, что с трудом… Может, завтра? Нет? Точно? Дядь Миш, я генеалогическое древо составляю, и у меня пробелы. Мама про бабушкиных братьев вообще говорить не хочет. Что? В смысле, из-за наследства? Ах, бабушкиного… Что, прям возле гроба?! Какой ужас… Я бы на месте мамы тоже их послала… И с тех пор ни-ни, только с Иннокентием Матвеевичем?.. Не, я понимаю, что не виновата, но стремно… Как зовут? Игнат и… Ленсталь? Или вроде того? — я задумалась, погрызла карандаш и сообразила: — Владлен? — и выпрямилась невольно: — А женат? А жену как зовут? Серафима? Черт… Извините, дядь Миш, это я не вам… Просто… м-да… Дядь Миш, спасибо большое! Ага, и вы всем поздравления и приветы передайте! К маме?.. Думаю, не раньше Рождества… Ага, отсыпаюсь. Хорошо, позвоню и соберемся! До свидания!

Положив трубку, я долго сидела в оцепенении. Зашибись. Мои «незаметные» соседи — моя собственная родня… И ведь как скрытно сидят, партизаны! И не поверю, что не знали! А разругались из-за хаты и… обстоятельств смерти. По словам дяди Миши, Игнат наехал на обоих своих братьев, обвинив их в смерти бабушки, и одного увезли с психозом, а второго — с инсультом. А потом и маме досталось — за грабеж. Чудная семейка… А не навестить ли мне родню? Заодно расспрошу Серафиму Ильиничну о видениях. Ведь все сбывается. «Герой» идет через меня ко мне и за мной.

Я полчаса собиралась с духом, но все зря. На мои нервные звонки в дверь никто не ответил. Я потопталась на пороге и вернулась домой. Ладно, теперь хотя бы знаю… Но как все-таки умерла бабушка? Что тогда случилось, как это меня коснется?.. А ведь коснется же… Часы пробили восемь вечера. Я покормила Баюна, выпила чаю и стрескала шоколадку. Где бы позитива глотнуть?.. А ведь еще черновики ночью разгребать и в истории «героя» разбираться… Крыша, ау, цып-цып-цып…

Спать я легла слегка окосевшей от неожиданного поворота событий. И проснулась… на школьном выпускном. Шикарно украшенный банкетный зал, полутьма, и фуршет почти закончен. Столы сдвинуты к стенам, светомузыка и истошно вопящие «Руки вверх!». И я, семнадцатилетняя, в коротком голубом платье, светлых плетеных босоножках, косой челкой и сложной восьмипрядной косой, которую мама терпеливо плела часа два. Все танцуют, а я сижу в углу и пишу что-то на салфетках. Всегда была ненормальной… И вторая я, босая и в синей пижаме, у противоположной стены.

— Помнишь этот вечер?