Окно в Полночь (СИ) - Гущина Дарья - Страница 77

— Ну? Узнаешь? — Игнат Матвеевич запустил самолетик и соизволил принять более солидную позу.

Валик задумчиво наморщил нос и отрицательно покачал головой.

— Совсем? — двоюродный дед не поленился встать и подобрать за мной шубу, ибо я была не в том состоянии.

Небрежно перекинул вещи на диван и обнял меня за плечи. Почему-то это помогло. Я «отмерла» и обнаружила два очевидных желания. Очень хотелось подойти, обнять и ощутить, что живой. А потом дать по шее. Потому что, сволочь, не сказал, что живой. И с каких пор жив, и как вообще…

Валик ответил на вопрос деда кивком. Положительным. А я посмотрела в кристально честные глаза и поняла — придуривается. Притворяться он никогда не умел, только придуриваться. Двоюродного деда провести удалось. Но не меня. Все помнит и придуривается. Желание дать по шее почти пересилило первое. Кстати, оно тоже на живость укажет, если посильнее приложить…

— Не стой столбом, Васек, принимай первого клиента.

— В смысле? — я беспомощно посмотрела на Игната Матвеевича. — А как вообще?.. И как вы?..

— Как я? Лучше всех! — бодро «не понял» подтекст вопроса двоюродный дед. — А вот как он — не знаю. Серединные сущности вообще крайне живучи. Отделался провалами в памяти — и скажи спасибо. Не вижу, но носом чую, что с ним что-то не так, — и подтолкнул меня: — Смотри внимательно.

И оба уставились на меня, как на экзотическую зверушку. Опять. Я с трудом отключила эмоции и сосредоточилась на деле. И рассмотрела. Сущность. Серая, как мышь. Вернее, бесцветная. И… раненая, что ли?.. Я подошла ближе. Сущность неловко шевельнулась, спрятав голову под крыло. Второе висело плетью. А крылья-то — не те. Не как у птеродактиля. Скорее, как у Муза. И хвоста нет. И вообще… это не птеродактиль. А что-то другое. Измененное?..

Сущность устала от изучения и попыталась повернуться. Валик скривился, как от зубной боли. Я не выдержала. Подошла и обняла. И плевать, что «не помнит»… Сущность среагировала сразу. Глянула из-под крыла, обнюхала и попыталась тяпнуть, но сил не хватило дотянуться. Валик дернулся, зашипел и вцепился в меня мертвой хваткой. Кстати, он… холодный. Ледяной.

Я дрожащим голосом озвучила проблему, умолчав о странной форме сущности. Мало ли…

— Распрямляй, — посоветовал Игнат Матвеевич. — Представь, что это скомканный лист бумаги. Крылья по плечам и… дальше. Больно, но не смертельно. А сущность на место встанет — глядишь, и вспоминать начнет.

Ладно… Я неуверенно посмотрела на Валика, а тот улыбнулся уголками губ и подмигнул. Знакомо так. А раз в живости убедилась — и не потусторонний, и я, кажется, не сплю… Желание дать по шее — и за этот спектакль тоже — снова подало голос. Ну, заяц, ну, погоди, мы только выйдем… И, собравшись, взялась за «распрямление». Крылья, голова, спинка — позвонок к позвонку… Сущность пару раз попыталась цапнуть, но получила по клюву. Душу не отвела, но полегчало. Что с Валиком творилось, я не смотрела, но больно ему было очень. Думала, или раздавит меня, или что-нибудь сломает, но обошлось. Сопел в мое плечо, но молчал. Герой.

А когда сущность «встала на место», начались чудеса. От которых Игнат Матвеевич прочему-то просиял, Валик — начал теплеть, как включенный в сеть обогреватель, а я… А мне стало дурно. Сосуды, сухожилия, кости — все срасталось, двое становились одним целым. С Алькой пронесло, а тут… Это, конечно, фикция, в смысле, образы косточек: сущность же — только дух, оболочка силы, но… Все равно не могу на это смотреть… Я отвернулась, прижав ладонь ко рту. И пусть только попробует воспользоваться моментом и тяпнуть…

— О, светится! — обозначил очевидное двоюродный дед и довольно потер руки. — Срастаются! — и добил несолидным и восторженным: — Клево!

А Валик напрягся. Ему бы сесть и расслабиться, а он еще сильнее в меня вцепился, словно… прикрываясь. Я быстро сложила дважды два, благо, эта история научила меня считать. Черты лица смазанные — значит, все же серединный. Бесцветный — значит, без сил. Значит, беззащитный. С поводка «песца» сорвался — значит, бесхозный. А бесхозным сущностям быть нельзя, значит… Значит, не зря родственник руки потирает — чует добычу. Раненого хватать не рискнул почему-то, а как подлечила… А не отдам! Дедам — точно нет. Хватит с меня их экспериментов. Да еще и такой козырь — и такому ненадежному человеку? Пусть бреется.

— Игнат Матвеевич, мы пошли, — заявила, повернувшись. — Сами понимаете, давно не виделись, поговорить надо, вспомнить все…

— А как же кофе? — он недовольно нахмурился.

— Завтра, — я потащила Валика из кабинета. — До свидания.

— Васек! — возмутился двоюродный дед.

Брейтесь, я сказала, Игнат Матвеевич! Вот она, моя власть над миром. Мне же много не надо, лишь бы любили… чуть-чуть, но искренне. Валик, кажется, рад был удрать вперед меня, но воспитание не позволяло. Помог мне с шубой, ухватил свою куртку, открыл дверь, предельно вежливо попрощался и вытолкнул меня из кабинета. Я не возражала. Как на работе, от шефа сбегаем… Мы переглянулись и дружно устремились к лифту. Эх, ностальгия…

В лифте я завязала шарф, надела шапку и быстро собралась с мыслями, заново привыкая видеть друга живым. Почему прежнее ощущение молчало? Вероятно, его перемкнуло с вместе прочими инстинктами. Я покосилась на довольную физиономию своего спутника. Валик расслабился и ушел в нирвану. Да-да, ничего не болит, не ворочается и все на месте… Кто же ты такой, а? Вроде, тот, да не тот… Но — сначала — по шее. Ибо нефиг.

— Вась, а мы куда? — очнулся он на выходе из бизнес-центра.

— Кофе пить, — я смотрела по сторонам в поисках укромного местечка. На всякий случай обойдемся без свидетелей.

Бизнес-центр, улица, пятиэтажка, арка и следующая пятиэтажка… Сойдет. Я затащила Валика под арку и посмотрела в веселые бесцветно-серые глаза. Очень хотелось дать по морде, но сдержалась. И я герой, да. И рявкнула злобно:

— Ты почему не сказал, что живой?! Ты… ты хоть понимаешь, через что я прошла?! Шастать во сне и учить жизни не стеснялся, а намекнуть, что жив, не смог?! Нравилось смотреть, как я реву из-за тебя круглосуточно, да?!

— Конечно! — он заулыбался. — Столько лет не замечала — и такой фонтан чувств…

Теперь захотелось придушить. Но это статья. И пожизненные муки совести. И я снова сдержалась. Отвернулась и пошла прочь. Куда моя обычная находчивость делась? Сейчас или психану, или зареву…

— Вась!

Неисправимый засранец.

— Вась, я пошутил.

Догнал быстро и пошел рядом. Помолчал и серьезно сказал:

— Он все время был рядом с тобой. Лез в твою жизнь, в твою память, в твои мысли. Появись я живым — раскусил бы на раз. И опять поводок. И опять прямой доступ к твоему прошлому и к тебе, — взял меня за руку и добавил мягко: — Я все сделал правильно. Продержался тенью, сколько смог, чтобы быть в курсе, и…

Логично. И простительно. Почти. И это повод. Успокоиться. И выпытать необходимое. Потому что… темнит, зараза. Я посмотрела на него исподлобья. Угу, как в том анекдоте — ложки-то мы потом нашли, но вот осадок остался. И… ладно. Я отодвинула в сторону гнев. Все равно по шее еще получит.

— …и как «курс» закончился — удрал и концы в воду? — резюмировала мрачно. Остановилась на перекрестке и посмотрела на Валика обиженно: — Но ведь неделя уже с тех пор прошла!.. Ты зачем к деду пошел? Почему не ко мне?..

— Это все твоя хата, Вась, с защитой от враждебных сущностей. Я бы никогда тебя не обидел, но поводок был… враждебным. Поэтому и кот шипел, и хата… выгоняла. В общем… я адрес забыл. И путь не мог вспомнить. И твоего номера телефона у меня не было — старый не существовал. Клянусь.

— В гости, — сделала я резонный вывод, — немедленно.

Собственно, я как раз туда иду. Мышечная память, да.

— Не веришь?

— Доверяй, но проверяй… Ты не вспомнил адрес и пошел к работе?

— Ага. А Игнат Матвеевич меня узнал и все просек. Хитрый.

А он, бегая за мной тенью, конечно, был в курсе всех «знакомств»…