Ловушка (СИ) - Штиль Жанна - Страница 33

А что хозяйка от кривого сапожника хотела? Мало, что он порубленный, так ещё не дознаться от него ничего. Хитрый, молчун… И собака у него такая же. Не гавкает, а втихую сзади подпрыгнет да за юбку дёрнет. Душа в пятки! Вся в хозяина…

Зато околоток этот болтливый… Да-да, деревянщик наш… Его дочка сказывала, что хозяйка какую-то горбылину ему показывала на дощечке, а он всё макушку теребил, да кивал: «Разумею, хозяйка… Сделаю, хозяйка…» Что за сухостоина?.. Вешать?.. Ах!.. Кого вешать? Кто красть будет? Прятаться? Святы Боже, спаси и сохрани…

И Хенрике отставку скоро даст. Ключи забрала. Пусть не все пока… Скоро все отнимет… Экономка, что? Ничего экономка. Будто так и надо… А что? Ей спокойнее, хлопот меньше, а то всё выспаться никак не может. Мужика ей надо, ха-ха… На того, что у ворот? Да ну! Так он же… Ох, как интересно!..

А деревянных троп настелили… Ах, как красиво ходить по ним. Говорят, что хозяйка распорядилась. Чтоб туфельки не мазать по грязи. Вот скажи, ты видела прежнюю хозяйку в деревне когда-нибудь?.. Вот! А эта дорожки стелет, значит, ходить по ним собирается. А зачем?.. Ха-ха!.. Этот и по распутице проскочит жеребчиком!.. Хи-хи!.. Главное, чтоб ворота были отперты!.. Через стену перепрыгнет? Гы-гы!.. Брэ лопнут!.. Потеряет!..

Сплетни, сплетни…

Наташа реагировала на разговоры спокойно, с пониманием. Поговорят, успокоятся. Она на виду. Скоро привыкнут к её нововведениям.

— Амали, а Хельга давно здесь?

— Две недели было после воскресенья.

Верно, прачка тоже так сказала:

— Она ведь не из деревни. И кто же её впустил сюда? Обычно деревенских берём в первую очередь, так? Своих не нашлось?

— Да, хозяйка, нездешняя она. Я об этом не думала. Хенрике привела и сказала, что будет прачкой. Всё.

— Экономка, значит. — И чтобы это значило? Может быть, Карл «казачка» заслал под видом служанки? В его стиле. И по срокам подходит. Надо понаблюдать за этой прачкой. — Амали, ты разузнай потихоньку, откуда Хенрике Хельгу знает. Кто она ей?

— Так и узнавать нечего. Все знают, что на очереди в услужение была рябая Лисбет, дочь конюшего. Хенрике позвала её к себе и о чём-то шепталась. Потом появилась Хельга из Штрассбурха. Всё, хозяйка. Наверное, Лисбет знает.

— Значит, Лисбет…

Наташа взяла за правило каждый вечер провожать солнце из окна комнаты третьего этажа. Распахнув ставни, садилась на подоконник, упираясь спиной в стену, смотрела, как оно уплывает за холмы, паутинами лучей цепляясь за верхушки деревьев. Бабье лето… А оно есть в этом времени? Или его ждать раньше в связи со сдвигом дней в календаре? Да, конечно, вот он — сдвиг во времени. Вот шестнадцать дней, на которые она обратила внимание при попадании сюда. Значит, начинается бабье лето и несколько недель хорошей погоды обязаны быть. Проверим.

Прохладно… Завтра вечером не забыть зайти к сапожнику. Он шьёт Гензелю полусапожки.

Столяр должен изготовить ширму. Пришлось долго объяснять, что да как, но, кажется, всё понял верно. Не то что сын кузнеца… Как чувствовала… Не хотела тогда идти в кузницу… В среду…

После отъезда Хартмана, девушка с досадой поняла, что никуда не успевает. Припёрся так некстати. И не выставишь будущего родственника.

Пока давала указания, что готовить на ужин, за ворота вышла уже в сумерках. Стражник засуетился, почему хозяйка не предупредила, что выйдет за первые ворота и потребуется сопровождающий. А он сей момент оставить пост никак не может.

Наташа, пожав плечами, отстранив его, зажав подмышкой церу, направилась по свежему белеющему настилу к конюшне. Какая охрана? Она же у себя дома. Ей нравится, как всё получилось аккуратно и основательно. Да, дерево. Да, недолговечно. На несколько лет хватит, а там и на камень разживёмся. Переделаем.

У Зелды задерживаться не стала. Угостив её, пообещала прийти завтра. На выходе её настиг запыхавшийся стражник, отчитавшись, что ему пришлось примкнуть ворота.

У сапожника справилась быстро, подсунув ему под нос обведённую ступню пацана на восковом поле церы. Брать Гензеля с собой не стала. Босой. Пусть крутится в кухне у тёплого камина.

Стражник за госпожой по пятам не ходил, в затылок не дышал, держась на почтительном расстоянии.

Столяр сосредоточенно потирал мочку уха, вникая в требования хозяйки.

Она на восковой дощечке старательно разрисовала ширму в 3D-проекции, дублируя взмахом рук размеры, показывая высоту, всовывая в его пальцы палочку с размером ширины ткани для створок, объяснила, для чего нужна перегородка. И когда он, вроде всё поняв и со всем согласившись, в заключение задал вопрос: «А это зачем?», она готова была его прибить… Вкрадчиво ответив, что собирается прятаться за ширмой, наслаждалась видом его лица, предупреждая очередной дурацкий вопрос строгим напоминанием, что вернётся за изделием в воскресенье вечером. А завесы в количестве девяти штук он должен будет взять у кузнеца.

В кузницу она попала, когда окончательно стемнело. Оказалось, напрасно беспокоилась. Там кипела работа. Кузнец в одиночестве грохал по железяке, и, увидев хозяйку, на её появление никак не отреагировал. Девушка, понимая, что металл стынет и работу останавливать нежелательно, отошла в сторонку, кивнув, что подождёт.

От огня в горне валил жар. От едкого запаха калёного железа хотелось не только чихать, но и не дышать. На полу куча окалины. На полках вдоль стен лежит кузнечный инструмент. Копоть… Она всюду, на всех поверхностях.

Мастер подчиняет грубый материал своему замыслу… Он смотрит на огонь, чувствует силу металла, его напряжение, внимает звукам ударов молота.

Наташа слышит, как рассерженно шипит заготовка, опущенная в холодную воду, видит, как по её граням волна за волной бегут яркие цвета, падая на дно бочонка, взрываясь голубым, фиолетовым, пурпурным светом…

Кузнец, сняв рукавицы и отерев пот с закопчённого лица, выслушал пфальцграфиню, едва взглянув в церу, где она изобразила завесу и уже собиралась объяснить про напольную вешалку, как верзила оглушительно гаркнул:

— Руди! — присел на пенёк у входных ворот. — Вот, хозяйка, ему всё расскажите. — Замолчал, глядя за спину посетительницы.

По лестнице спускался тот самый рыжий парень, которого видела девушка в прошлый раз. Все мастеровые жили на вторых этажах, используя нижние под мастерские.

Она помнила ехидную ухмылку наглеца. Подавила вздох, упершись в его настороженный взгляд.

Знала бы, что придётся иметь дело с подмастерьем кузнеца — хоть и его сыном — отправила бы вместо себя столяра. Пусть бы и договаривались. Но теперь ничего не изменишь. Её вздох не укрылся от взора Руди. Он вскинул бровь, дивясь, чем не угодил хозяйке.

Подвинув скамью к затухающей печи и накрыв её чистой холстиной, жестом пригласил госпожу присесть, становясь рядом.

Наташа, подобрав края платья, чтоб не мели копоть по полу, и зажав их между колен, пристроила наверх церу. Снизу вверх уставилась на рослого крепкого сына кузнеца: «Лет двадцать, или чуть больше»:

— Вам разве видно оттуда, что я буду рисовать?

Он склонился над ней, упирая ладони в колени. Длинные густые волнистые волосы свесились на лицо, закрыв часть «тетради», исподлобья глянул на хозяйку, оказавшись с ней глазами на одном уровне, ожидая пояснений.

Она машинально отвела в сторону его отливающую золотом гриву, засматриваясь на россыпь веснушек на лице, вдруг поняв, что хотела потрогать волосы, не горячи ли они на ощупь, запоздало отдёргивая руку, злясь:

— Нет, я так ничего не вижу. Садитесь рядом, — косилась на него, пока он осторожно, чтобы не перевернуть скамью, поглядывая на её руки, устраивался, отодвигаясь от девы подальше. — Мне нужно девять завес для ширмы, которую изготовит столяр, — начала Наташа, указывая стилосом на рисунок, — вот таких. Это их настоящий размер. Делайте свои замеры. Можете подойти к столяру перепроверить толщину бруса.