114 баллов (СИ) - Васильева Алиса - Страница 3

Должно быть, она уже сидела тут, когда я вошел, но я не заметил ее из-за колонны. Не могу сказать, что был рад видеть Татьяну.

— Не особо, я больше футбол люблю, — ответил я на ее саркастическое замечание.

— А чего тогда тут забыл? — Татьяна и не думала вставать со своего места, и мы перекрикивались сквозь расстояние метров в пятнадцать.

— Иногда люблю посмотреть, что тут нового висит, — соврал я.

Татьяна фыркнула. Я проигнорировал ее и повернулся к картине с танцовщицей.

— Неудачная работа, одна из худших в зале, — прокомментировала Татьяна, бесшумно подойдя сзади, — слабая техника, банальная композиция.

Я раздраженно пожал плечами.

— А мне нравится. Отлично нарисовано.

Про улыбку и косичку Камилы я ей, естественно, говорить не стал.

— Ой, ну надо же! — в голосе девушки появились стервозные нотки. — Думаешь, что набрал баллов на сектор Б и стал экспертом в искусстве? Ничего твои баллы тут, в галерее, не значат!

Я удивленно покосился на Татьяну. Ее щеки пылали, даже несмотря на толстый слой белил. Да что с ними всеми сегодня? Сначала Фред как с ума съехал, теперь еще эта… Может, Финальный тест на них так подействовал?

— Ладно, не кипятись, — примирительно сказал я, — ты права: я в живописи — как свинья в апельсинах. А баллов мне на сектор Б не хватило, так что просто считай, что примату понравилась красивая картинка. Бывай.

Я развернулся и пошел к выходу из зала. Не хватало мне еще истеричных девиц. Татьяна догнала меня.

— Извини! — она схватила меня за рукав и заглянула в глаза. — Слушай, я на нервах, не обращай внимания!

Мне показалось, что Татьяна расслабилась. По крайней мере, она уж не выглядела как готовый взорваться паровой котел.

— Да без проблем.

— Хочешь кофе? Тут отличный кофе варят в местной кофейне, — неожиданно предложила девушка.

Я согласился. Если уж быть честным, кофе мне тоже нравится больше, чем живопись.

Хотя и в кофе я тоже не разбираюсь. Для меня что свежемолотый, что растворимый — все равно. Главное, чтобы был горячим, с большим количеством молока и сахара. Так что то, что заказала нам Татьяна, было для меня горькой гадостью, но я из вежливости сделал довольный вид.

— Так ты правда распределился в сектор А? — спросила Татьяна.

Я кивнул.

— Мне всегда казалось, что ты из умных… то есть… — Татьяна осеклась, виновато посмотрев на меня.

— Я только выгляжу так, — усмехнулся я, — на самом деле всего балла не хватило. 114.

— Вот жесть! — девушка покачала головой.

— А ты?

— А у меня 72 балла.

Я промолчал. Приятно, конечно, что есть кто-то глупее тебя, повышает самооценку. Но почему-то сейчас не сработало.

— Но я распределилась в сектор Б. У меня шкала «Искусство» позволяет, — Татьяна залпом допила свою черную бурду.

Может, предложить ей и свою порцию?

— Поздравляю! — не совсем искренне сказал я.

— С чем? У меня 72 балла! Я буду там самой тупой! Мне даже в секторе А сложновато будет дорогу переходить и цены на продукты в уме складывать!

В глазах Татьяны появились слезы, а в голосе снова послышались истеричные колокольчики. Так вот в чем ее проблема. Я, честно говоря, никогда не задумывался об этой стороне вопроса. Мне захотелось как-то ее утешить.

— Да ну, не парься, — отмахнулся я, — к таким, как ты, общие мерки вообще не применимы. Ты же художник, у вас мозги по-другому устроены, не как у всех. И система это признает, не зря же для вас Финальный тест ничего не определяет.

Татьяна шмыгнула носом.

— А не сможешь цену на пачку кофе посчитать — звони мне, я себе не такой случай калькулятор купил.

Мне удалось заставить ее улыбнуться.

— Тебе хорошо говорить. Ты будешь в секторе А самым умным — твои 114 баллов там потолок! — проворчала она, но уже беззлобно.

— Да вообще круть нереальная. — Я мужественно допил свою бурду, радуясь тому, что Татьяна списала появившуюся при этом на моем лице гримасу отвращения на счет последней фразы.

— Нет, правда, я бы с радостью распределилась в сектор А. Вот только Академия живописи в секторе Б, а мне туда надо.

Я понимающе кивнул.

— Ну и еще хорошо, что Камила будет рядом. Мы договорились поселиться вместе.

Татьяна внимательно посмотрела на меня. Я надеялся, что мои чувства не очень очевидны. Татьяна отвела взгляд.

— Мне жаль, — сказала она, — ты ей тоже нравился.

«Тоже». Все-таки заметила. Но куда больнее резануло слух «нравился» в прошедшем времени.

— Правда нравился. Но она последние месяцы только и говорит, что об университете.

— Да все понятно. Я дурак, но не настолько же.

— Блин, как все дерьмово.

— Ну о чем ты? Завтра начнется новая жизнь, вокруг появятся новые люди, новые цели. А послезавтра мы уже и не вспомним про сегодняшние страхи и печали. Система работает для того, чтобы мы все были счастливы, — повторил я слова отца и сам испугался, как легко они сорвались с моих губ.

Татьяна откинулась на спинку стула, с интересом рассматривая меня.

— А ты прикольный, — сказала она. — И почему мы с тобой никогда раньше вот так не болтали? Я, честно говоря, никак не могла врубиться, что Камила в тебе нашла.

— Я, честно говоря, и сейчас этого не пойму, — улыбнулся я.

Татьяна покачала головой.

— Есть в тебе что-то особенное. Но вот что именно, не ухвачу. Это у меня бывает — иногда смотрю на предмет и вижу, что он выделяется среди других.

— Круто у вас, художников, все устроено.

Я взглянул на часы.

— Ого! Ладно, приятно было поболтать, но мне пора домой. Родаки ждут.

— Ага, — Татьяна продолжала рассматривать меня.

Я положил на стол деньги за кофе и поднялся.

— Придешь сегодня в «Большого слона»?

— Ага. Это как-то связано с твоей манерой общаться, — задумчиво протянула она, видимо, продолжая размышлять о моей «особенности». — Ты случайно не проходил тест на уровень эмоционального интеллекта?

— Это мне еще зачем? — удивился я.

Татьяна пожала плечами. Да, крыша у нее явно пошатывается.

— Ну, до вечера.

— Пока-пока.

Я шел домой. Настроение у меня немного улучшилось. Я размышлял о том, как же глупо мы устроены. Стоит какой-нибудь девчонке сказать, что ты особенный, и вот ты уже всем сердцем веришь ей, несмотря на то что выверенная высокообъективная система отвела тебе место среди серой массы приматов.

И даже несмотря на то, что в голове этой девчонки носятся табуны тараканов размером с лошадей.

Сколько себя помню, моя семья жила в красивом двухэтажном коттедже. В секторе Б вообще преобладают коттеджи, многоквартирные дома составляют примерно четверть всего жилого фонда, и занимают их по большей части молодые граждане.

Строго говоря, мы считались зажиточной семьей даже для нашего сектора — отец дослужился до начальника Департамента правопорядка, а значит, приносит обществу много пользы и несет значительную ответственность. За это система поощряет его высоким уровнем доходов.

Да и мама у меня не подкачала — она на хорошем счету в своей районной больнице, так что средства у нас всегда были.

Система справедлива.

Если я буду усердно работать, то у меня лет через пятнадцать-двадцать тоже может быть коттедж. Конечно, в секторе А этого добиться будет сложнее, и мой дом наверняка будет поменьше и в районе похуже, но все возможно. Это гарантирует Доктрина.

Отец сидел в кресле-качалке на веранде. Ему было уже за пятьдесят, но выглядел он отлично — крепкий, подтянутый, розовощекий и с почти не поредевшей шевелюрой. Правда, у уголков глаз уже появились глубокие морщины, а волосы из смоляно-черных стали серыми, но руки по-прежнему были крепкими.

Отец придавал этому какую-то особую важность — силе своих рук. Даже его любимая присказка была об этом — «Всегда крепко держи судьбу в своих руках, сынок».

Думаю, это даже не присказка, а кредо. И отец действительно крепко держал все, что было важным в его системе ценностей.