Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс (СИ) - Кутузова Елена - Страница 23

Зареслав кивнул и вдруг кинулся ко мне, схватил за плечи так, что почудилось — сломал. А он развернул меня и осел, наваливаясь всем весом.

Вскрикнула Баба Яга. Закричали дружинники. А князь лежал на быстро сохнущей земле, а в его спине дрожала стрела.

Несколько человек кинулись в болото, туда, откуда она прилетела. Остальные — к князю.

Баба Яга властно отодвинула ближайших, опускаясь рядом с Зареславом на землю, и покачала головой.

Мне стало страшно — лица людей посерели, некоторые скрипели зубами в бессильной ярости, почти у всех сжимались кулаки.

— Попробуем, — Баба Яга тряхнула головой, отчего из прически вылетели шпильки и аккуратный пучок рассыпался по плечам длинными прядями. — Ты, девка, давай поближе, а я рану заговаривать стану. Потом на ковер-самолет, да в больницу, там, глядишь, и вытянут.

Пока говорила, успела разрезать на Зареславе рубаху. Коричневое древко дрожало, а там, где оно входило в тело, виднелся венок запекшейся крови.

— Нельзя вытаскивать — кровью истечет, — произнес кто-то.

— И так истечет, — буркнула Баба Яга. — Жила повреждена, все в груди собирается. Вы, молодцы, обломите-ка древко аккуратно, а дальше наша с Тоней забота.

Я не успела ни возразить, ни охнуть, как дюжий дружинник зажал древко у самой раны и резким движением сломал пропитанное кровью дерево. Князь только охнул, да клещом вцепился мне в руку.

— Молодец! Вот так и держись! — подбодрила его Баба Яга и что-то зашептала.

— А оперение-то знакомое, — пробормотал дружинник и тут же втянул голову в плечи, поймав яростный взгляд Бабы Яги. Та привычно перевязывала рану, не переставая бормотать.

По ее сигналу князя устроили на ковре. Зареслав лежал головой на моих коленях, и синие глаза то и дело темнели от боли.

— Уймись, руда непослушная, затворитесь, жилы крепкие… На девять замков затворитесь, девятью ключами замкнутые…

Шепот стал непрерывным, превратившись в монотонное гудение. Ковер-самолет мчался над самой землей, ловко петляя между деревьями. Если приглядеться, можно было увидеть тонкую строчку тропинки.

Ветер бил в лицо, и хотелось думать, что глаза слезятся из-за этого, а не от пережитого ужаса. И не оттого, что я двумя руками удерживала князя, чтобы не повернулся неловко, не загнал стрелу еще глубже. И уж точно не потому, что болит запястье, в которое он вцепился двумя руками.

— Прости, — слишком бледные губы шевельнулись, — не сдержал слово, домой тебя вернут другие. А ведь княгиней хотел сделать.

— Так что мешает? — сама не знаю, кто за язык тянул. Но… сейчас я была готова на что угодно, лишь бы Зареслав выжил. Хватит смертей! Не хочу больше видеть, как умирают люди.

— Неужто… согласна? — на губах князя появилась розовая пена. Он закашлялся.

Баба Яга нахмурилась и зашептала громче. Пальцы двигались с немыслимой силой, связывая в узелки какие-то веревочки, ниточки, вплетая между ними веточки и травинки.

— Правильно, девка. Держи его! Не давай уйти!

— А и согласна! — я уже ничего не соображала. — Сам не передумай.

— Кто же в своем разуме от удачи откажется?

Говорил он тяжело, хрипя и кашляя.

— Молчи! — прижала ладонь к губам. — Мочи. И как поправишься, сдержи слово.

Он не ответил. Смотрел васильковыми глазами и улыбался. И от этого становилось еще страшнее.

— Может, перевязать?

Баба Яга качнула головой, не прерывая наговора, и перебралась поближе к князю, охватывая своим плетением огрызок древка.

— Лихоманки-сестрицы, заклинаю вас огнем жгучим, землей могучей, быстрой водой, ветром яростным! Заклинаю и приказываю: оставьте тело сильное, дух крепкий! Уходите в болота гнилые, пещеры глубокие! Трясея, Огнея, Гнетея, Желтея…

Она долго перечисляла незнакомые имена и с каждым словом князю становилось лучше. До того я не успевала вытирать с его лица холодный пот, а теперь Зареслав спокойно улыбался:

— Потерпи немного. Вот вернусь из твоего мира, сразу честным пирком, да за свадебку. В шелках ходить будешь, на злате-серебре… — князь закашлялся.

— Молчи, сказала, — я снова закрыла его рот ладонью, — успеем наговориться.

— Приходи хоть навестить.

Вот неугомонный! Баба Яга так старается, а он все усилия на нет сводит.

— Молчи! А то передумаю!

Князь покорно прикрыл глаза.

Вдалеке уже виднелись стены какого-то городка. Навстречу мчались всадники.

Ковер вильнул и сменил направление. Встречающие тоже.

Догнали они нас быстро. Я испугалась, но никто даже не думал нападать. Кони летели во весь опор, люди поглядывали то на князя, то на меня, то на Ягу. И молчали.

Наконец, ковер осторожно спланировал на землю. Спешившиеся мужчины тут же подхватили его за края, не позволив мне спуститься:

— Князю нужна твоя удача.

Притом что впереди виднелись резные столбы в пару обхватов толщиной, между которыми горели костры, я испугалась: в памяти всплыли страшные легенды про силу неведомую, про капища и человеческие жертвоприношения.

Ковер уложили у одного из столбов. Вблизи оказалось, что это грубо вырубленный идол. Из серовато-белой древесины проступали резкие черты лица, угадывался рогатый головной убор, а в сложенных на животе ладонях было зажато веретено.

Беловолосый старик в длинной вышитой рубахе подал Яге берестяной туесок и отступил.

Из-под поднятой крышки разлился сладкий цветочный дух, желтый прозрачный мед, что потек в плошку, пах одуряюще, его почувствовал даже князь: перестал метаться, дыхание стало ровным.

Яга крутанулась вокруг себя на одной ноге. Плюнула, дунула… В руках оказалось растрепанное помело, увитое разноцветными лентами. Оседлав его, как коня, Яга крикнула перед тем, как исчезнуть:

— Держи его, Тоня! Не отпускай! Макошь поможет.

Но она не помогла.

Зареслав снова захрипел, на губах появилась кровавая пена, а на лице — холодный пот. Я уговаривала его подождать, потерпеть, звала по имени, ругалась, даже пела, отчего у самой уши в трубочку сворачивались.

Бесполезно.

В какой-то момент он вздрогнул, распахнул глаза, в которых отражалось небо, улыбнулся мне ясно-ясно, как солнышко и…

Князя не стало. Исчезли хрипы. Кровь на губах засыхала, превращаясь в розовый налет. Грудь не вздымалась, и сильное тело вытянулось, лишенное живой гибкости. Ледяная неподвижность медленно вытесняла уже неживое тепло.

И только пальцы все так же крепко сжимали мою руку.

Старик тихо опустился на колени, молча провел ладонью по лицу князя, навсегда закрывая тому очи. А потом осторожно разомкнул пальцы, освобождая меня из захвата.

Я не позволила.

Я не верила.

Я не хотела смиряться.

Князь жив! Просто на мгновение ему стало лучше. Или… Да, надо сделать искусственное дыхание! Массаж сердца. Как там еще в больницах к жизни возвращают?

Но я ничего не могла. Не умела. А подчерпнутые из телепередач клочки знаний просто вылетели из памяти.

И я завыла. Обхватила голову Зареслава руками — и завыла. Как баба. Как зверь, потерявший ребенка.

Сейчас я была готова на что угодно: свадьба — так свадьба. Провести жизнь в тереме, не выходя на улицу? Да запросто! Лишь бы не умирал князь. Потому что это страшно, когда тот, с кем разговаривал, с кем жил в одном доме, с кем делил трудности и ужас вдруг… вот так…

Разум мне вернула оплеуха.

Рядом стояла Баба Яга, потирая красную от удара ладонь.

— Очнулась? Вот и ладно.

Голос словно не ее принадлежал. Стал каким-то сухим, безжизненным, как шелест давно умерших листьев. И взгляд сделался пустым. Он был устремлен в сторону, на покрытое синей простыней тело. Вокруг стояли нагруженные укладками и какими-то приборами врачи. И Кирилл.

— Князь…

Кирилл вскинул голову. В фиолетовой пряли на солнце сверкнули багровые волоски: