Возвращение (СИ) - Штиль Жанна - Страница 35

— Я — Улрике, — представилась молоденькая большеглазая брюнетка, заправляя выбившуюся прядь волос под закрученную наподобие шапки шаль. — А это мой супруг Ансельм. Мы позавчера стали мужем и женой. — Хвасталась она, улыбаясь, прижимаясь к угрюмому высокому парню с глубокой ссадиной на скуле и заплывшим цвета спелой сливы глазом, колени которого упирались в скамью, на которую села Наташа.

В открывшуюся дверцу протолкнулась большая корзина. Дразнящие запахи жареных цыплят с чесноком, свежего хлеба, сдобы, кислого вина наполнили маленькое пространство. Трактирная подавальщица, передав свёрток брюнетке, кивнула ей:

— Как просили.

У пфальцграфини мучительно заныло сердце. Постоялый двор за ночь стал тем местом, которое она должна покинуть с радостью. Но нет. В носу защипало. На душе лежала тяжесть. Тревожная. Гнетущая. Чувство вины не отпускало. Она глубоко вдохнула, задержав дыхание.

— Погодите, я быстро, — выпрыгнула из качнувшегося седана и, под недовольный возглас одного из четырёх охранников, забежала в ворота таверны. Оглядела чисто выметенный двор, косясь на конюшню, где по-прежнему было шумно. Ссутуленная спина Корбла мелькнула среди зевак.

У высокого забора с метлой в руках мальчишка лет десяти сметал в кучу натрушенную солому.

Кинулась к нему:

— Хочешь заработать медяк? — раскрыла ладонь, демонстрируя.

Тот, не раздумывая, с готовностью кивнул.

— Поднимись на второй этаж. В каморе с лентой на ручке найдёшь связанного мужчину. Развяжи его, пожалуйста. Только не сейчас. Доделай сначала свою работу, потом иди.

— А что сказать? — с нескрываемым любопытством рассматривал корявое лицо незнакомки.

— Что сказать? Ничего. Развяжи и уходи. Только не забудь. Он ранен.

Дорога, по которой двигался паланкин, не выглядела заброшенной и пустынной. В обе стороны следовали обозы и группы пеших путешественников. То и дело их обгоняли спешащие отряды вооружённых всадников в развевающихся накидках, издавая гортанные звуки, сгоняя зазевавшихся путников на обочину.

Наташа изредка выглядывала в оконце-щель, чтобы глотнуть свежего воздуха и одним глазком глянуть на меняющийся вдоль дороги пейзаж. Спать не хотелось. Дремлющие попутчики не навязывались с разговорами, что её вполне устраивало. В душе царил хаос. Она прокручивала события последних дней, всё больше дивясь своей несдержанности. Она позволила эмоциям взять верх над разумом. Устала? Пожалуй. Не хотелось никуда бежать. Хотелось вернуться под кров поместья, ставшего родным, прижать к себе тёплого и такого родного Гензеля, обнять Фиону. Она успела соскучиться по неуклюжей Маргарет и рябой Лисбет. Тяжело вздыхала, потихоньку бесшумно расчёсывая волосы, поглядывая на молодожёнов. Совсем молоденькие.

Герард… Не забыл ли мальчишка развязать его? Всё же стоило это сделать самой. Пусть бы он ушёл, ничего не сказав, пусть бы снова обозвал… Нет — качала головой на свои мысли, — она этого не заслужила. А ведь всё могло сложиться иначе. Нужно было объясниться с ним — раз он такой непонятливый, — рассказать всё и удалиться с гордо поднятой головой. Вернуться в таверну? Поздно. Что сделано, то сделано. Именно нежелание выслушивать незаслуженные обвинения в свой адрес вынудили её поступить так, а не иначе. Она найдёт в себе силы пережить и это.

Заглянула в оконце. Они ехали по склону, с одной стороны заросшему смешанным лесом, отделённому от дороги жёсткой порослью редкого безлистного кустарника. У подножия холма петляла широкая извилистая река с тёмными холодными водами, за которой местность снова повышалась, переходя в череду невысоких холмов. Погода менялась. Васильковое небо затягивали тёмные тяжёлые тучи.

На шорох сбоку, обернулась.

— Холодает. Дождь будет, — горестно вздохнула Улрике, жаманно поджав губы и косясь на молодого супруга, который, приоткрыв здоровый глаз, громко сглотнул. — Да, сейчас, — подхватилась она, склоняясь в узкий проход, высматривая ручку корзины с провизией.

Пфальцграфиня, почувствовав голод, потянулась к своему коробу, отмечая, что синяк на лице парня заметно увеличился и налился сочным иссиня-чёрным цветом.

Заметив внимание попутчицы к лицу любимого, брюнетка сокрушённо вздохнула:

— Я никогда больше не буду останавливаться на этом постоялом дворе. Лучше бы мы с Ансельмом всю ночь тряслись и качались в паланкине. Представляете, — расширила глаза, уставившись на Наташу, — на рассвете к нам в камору ворвался вооружённый мужчина и, не говоря ни слова, стал рыскать по углам. — Она откинулась на спинку сиденья и напряжённо выпрямилась. — Я до смерти перепугалась. — Торопливо перекрестилась. — Ансельм спрашивает его: что случилось? По какому праву вы устраиваете у нас обыск? А он, вместо того, чтобы принести извинения — мало ли что напутали, — ещё и избил его. Я думала, он убьёт его. И за что? Мы только позавчера поженились. Ночь застала нас в дороге. Ужасно устали. Хорошо, что нашлась свободная камора. Кто- то съехал как раз перед нашим приездом. Мы думали, нам повезло…

Она отвлеклась на движение мужа, покосившегося на неё. Подтянув корзину и неторопливо сняв с неё грубую полотняную салфетку, он буркнул:

— Есть давай, — аккуратно вытащил за горлышко заткнутый деревянной пробкой глиняный сосуд.

— Нет, лучше бы поехали в другую таверну, — продолжала девушка, расстелив салфетку на сиденье. — А то и вовсе… — Взглянув на раненого, всхлипнула.

— Улрике, успокойся, — супруг свободной рукой прижал её к себе, целуя в макушку. — Заживёт. Я этому пятнистому тоже хорошо врезал. Видела, как он рассвирепел?

— Видела, как он мутузил тебя. Всё ещё болит? — полными слёз глазами, смотрела на любимого. Подняла руку к его лицу, двигая пальчиками, не решаясь притронуться к ссадине на скуле. — Этот пятнистый искал кого-то. Вот кому не позавидуешь. Ещё и удивлялся, что в каморе мы, а не… Как же он его назвал? — Пытаясь вспомнить, подняла глаза, постукивая пальчиком по нижней губе. — Фон Б…

— Улрике, перестань, — мягко прервал её Ансельм. — Чего уж вспоминать.

В «пятнистом» Наташа узнала Ингваза. Вот, значит, как… Выходит, молодожёны пострадали из-за неё?

— Давайте мы смажем его синяк и ссадину. — Она достала баночку с мазью и, открыв, поднесла девушке. — Набирайте и осторожно втирайте в кожу. Я тоже с вашего позволения натрусь, когда поем. Кстати, и я пострадала в этой таверне. У меня от укусов насекомых, видите, как лицо разнесло? — Гладила шероховатые горячие щёки. — Надеюсь, мазь снимет красноту и отёк.

— Пожалуйста, поешьте с нами, — сочувственно улыбалась брюнетка, просительно заглядывая в глаза. — Не обижайте нас.

И Наташа не обидела. Улрике, вдохновившись, старательно нанесла на рану не сопротивляющегося любимого мазь, и в благодарность перешла к повествованию о своей беззаботной жизни в родительском доме. Пфальцграфиня не перебивала, особо не вникая в рассказ. Когда была необходимость в её согласии или реплике, поддакивала, соглашаясь. В долгой дороге, как водится, делать нечего, поневоле надо разговаривать, коротая время.

Попутчица, выговорившись, не дождавшись от соседки ответного откровения, больше ей разговорами не докучала. Устроила голову на плече супруга и закрыла глаза. Он, укрыв её одеялом и прижав к себе, съехав и уперев колени в сиденье напротив, вскоре заснул.

Получив от владельцев паланкина одеяльце, поджав ноги, подложив под голову свёрнутую накидку и прикрыв блестящее от мази лицо лоскутом ткани, Наташа задремала.

Проснулась от гулкого стука конских копыт по деревянному настилу, ржавого скрежета петель и громкого собачьего лая. Седан дёрнулся и замер. В щели обшивки пробивался свет огня. Дверь распахнулась и один из сопровождающих объявил:

— Госпожа, доставили вас, как было договорено. Поместье барона фон Фестера. — Отвернувшись, позвал кого-то: — Сюда иди.

— Кого привёз? — Низкий мужской голос звучал уверенно и бодро.

— Кого велел твой хозяин, — съязвил охранник и добродушно добавил: — Женщину.