Возвращение (СИ) - Штиль Жанна - Страница 38

Да, девушка, как проснулась, ощутила под пальцами спавшую за ночь отёчность и заметное разглаживание кожи. Зуд исчез. Действие целебной мази и здесь не подвело.

— Приедет герр Корбл, посмотрим его ногу, что за шип он в подошву вогнал. Может, отложение солей? У нашей соседки такое было. Или перелом старый болит.

— Вот-вот, нужно помочь. Герр Уц умеет благодарить. А соль… — Она задумалась. — Нет, не спрашивал у меня. Я бы дала.

— Вы говорите о нём с такой нежностью, — улыбнулась Наташа, — что…

— Да что вы, в самом деле, — перебила женщина, зардевшись. — О нём все… Здесь все так говорят. — Смущённо опустив глаза, отвернулась, словно не понимая, что имеет в виду приезжая. Зевнула, перекрестив открытый рот, кутаясь в накидку. — Идёмте, а то загулялись с вами. Мне пора глянуть, кого привели в кормилицы. — Поспешила сменить тему. — Наших маленьких надо беречь. Это ж надо, сразу двойников хозяйка принесла. Одноликих!

— Какая разница — близнецы одного лика или нет, лишь бы здоровенькие были. — Пфальцграфиня с готовностью последовала за ней.

— Не скажите. Если на лик разные — не к добру. Наказание господне. Два лика, значит, от двух разных мужчин зачатие. Одноликие — носители божественной силы. Дар небес. Род будет процветать и множиться.

Наташа приоткрыла рот, желая возразить. Но вовремя спохватилась. Какие могут быть споры с уверенными в своей правоте невежественными людьми? Надо радоваться, что баронессе крупно повезло родить близнецов. Роди она двуликих… Девушку передёрнуло. О последствиях, свидетелем которых она могла стать, думать не хотелось.

Всё произошло именно так, как она и предполагала. С лёгкой руки экономки, оброненное слово «Лекарка», подхваченное конопатой служанкой, стелившей постель, возымело своё магическое действие.

Уже вечером, ужиная в кухне, Наташа ловила на себе вопросительные взоры. Стоило отвернуться, слышала лёгкий шёпот за спиной. Кто-то рассматривал её в упор, не стесняясь, кто-то робко опускал глаза, избегая прямого взгляда. Дети работниц: три девочки, от пяти до восьми лет, и шестилетний мальчик, с любопытством присматриваясь к ней, обходили стороной.

Но не это тревожило пфальцграфиню. Она опасалась, что клеймо «Лекарка» прикипит намертво. Так же знала, что при своих скудных знаниях медицины, всё равно попытается оказать помощь нуждающемуся, и когда к ней после трапезы подсела женщина и тихо заговорила, просительно заглядывая в глаза, она знала, что сделает всё возможное, чтобы ей помочь.

— Фрейлейн Лэвари, посмотрите. — Положила перед собой бледные, с опухшими покрасневшими костяшками пальцев, руки. — Бывает так, что кажется, их вовсе нет. По утрам не могу сжать. Всё вываливается. Кому нужна безрукая работница?

— Покалывает в пальцах? — Наташа ощупывала узловатые суставы. На кивок подсобницы, вздохнула. Остеохондроз. — Наклоните голову в сторону… Теперь в другую. Слышите хруст в шее?.. Больно?

Женщина расширила глаза, хватаясь за голову:

— Да.

Их обступили со всех сторон. Расходиться никто не спешил. Послышалось:

— Я тоже рук по утрам не чую.

— Ведунья… — шептались за спиной. — Глянь на её очи. Ты видела у кого-нибудь такие?

— А волосы. Ребекка сказала, что она…

Наташа повернулась в сторону говоривших. Поднялась:

— Прошу внимания. — Похлопала ладонью по столу, призывая всех замолчать. — Хочу внести ясность. Я не лекарка. Не отрицаю, что могу обработать рану, как и любая из вас. Именно обработать. Не закрутить грязной тряпкой, а обеззаразить порез и наложить повязку.

Притихшие работницы недоверчиво уставились на неё. Косились, шептались, прикрывая рты:

— Вот так… Скрытная какая…

— Ну-у… Ребекка врать не станет…

Девушка покачала головой.

— Хорошо, всем желающим покажу, как это делается. Вам же, — обратилась к подсобнице со скрюченными пальцами, — покажу, как растирать руки и шею.

— Шею? — растерянно переспросила она.

— И шею тоже. Так же плечи. Руки откуда растут? Эта болезнь не лечится, но облегчить боль можно. Все желающие могут посмотреть и повторить. Кто хочет выступить в роли подопытного кролика? — пфальцграфиня обвела замерших женщин выразительным взглядом, ставя табурет у очага.

Завороженные стремительными движениями гостьи, забыв о предстоящих делах, они обступили её:

— Кролики у нас за конюшней, у стогов с сеном.

Зашептались между собой:

— Вон как…

— На кролях показывать будет…

На звук хлопнувшей боковой двери, примолкнув, дружно обернулись. Каспар, скинув капюшон, отряхивал промокшую накидку:

— Продрог совсем. Эля нальёте? — Провёл широкой ладонью по отсыревшим длинным седым волосам, отбрасывая их назад. Натолкнувшись на пристальное внимание пары десятков глаз, прищурился: — Чё притихли? Не нальёте?

— Он будет кроликом! — указала на него Наташа. — Желаете поучаствовать в нашем шоу?

— Каспар кроликом? — всплеснула руками Ребекка.

— Он будет кроликом, — ткнула в него пальцем стряпуха — пухленькая подвижная Ханна.

Поведя носом, мужчина насторожился:

— Как?

— Поди сюда, Каспар, — склонив голову набок и указывая на табурет, ласково подзывала его курносая кареглазая кухарка.

Мужчина, ничего не сказав, поспешно крутнулся на пятке, резво захлопнув за собой дверь, предпочтя вернуться в непогоду.

Махнув рукой и не откладывая в долгий ящик, пфальцграфиня начала:

— Хорошо, покажу на себе. Так даже лучше. Повторяйте за мной, — массировала свои пальчики, поглаживала, разминала, сжимала-разжимала ладони, потряхивала ими… Импровизировала, вспоминая чувство умиротворения и покоя от умелых действий рук темнокожего Бонда. Растирала шею. Перешла на плечи, закончив осторожным медленным вращением головы. После неожиданного прилива сил решила, что ей самой такая терапия не повредит. — Делайте по утрам и в течение дня, когда есть свободное время. Можете помогать друг другу. И ещё…

Испросив у Ребекки оливковое масло и пчелиный воск, на её вопрос:

— Сколько нужно?

Ответила:

— Сколько не жалко, — у всех на глазах приготовила мазь, ощущая себя факиром.

Водрузив котелок на стол на деревянную подставку, громко произнесла:

— Посмотрите, здесь лечебная мазь. Когда остынет, каждая из вас может взять для собственных нужд. Смазывайте порезы, ранки, потёртости. Но только после того, как очистите и промоете рану от грязи. Желательно крепким вином.

— А заговаривать когда будете? Когда остынет?

— Уже заговорила, — раздался шёпот. — Взора хватило. Такими-то глазищами.

Пфальцграфиня одарила высказавшуюся улыбкой:

— Ещё раз повторяю, я — не лекарка. И не ведунья. Такая, как все вы. Каждая из вас может повторить подобное и проверить на себе.

— Да уж, не ведунья, — прошёлся приглушенный недоверчивый ропот, — зря что ли Каспар убёг?

— Чует, чёрт старый…

— А свой лик как очистили? — подала голос бойкая Ханна.

— Этой же мазью. Меня на постоялом дворе покусали клопы. Моей коже это не понравилось. Вы видели. Через пару дней всё пройдёт окончательно. — Выдохнула, замечая, что женщин больше бы устроила — видимо, так необходимая им — надуманная версия, что она лекарка. Или, на худой конец, баба Яга.

Мазь, так и не остывшая окончательно, была разобрана в кубки и плошки. По массажу вопросов никто не задавал. Но её словам верить не спешили. Принять то, что приехавшая к ним женщина, обезображенная уродливыми ярко-розовыми пятнами, может очиститься без помощи потусторонней силы практически за одну ночь, стало выше их понимания.

Последующие два дня Наташа наблюдала, как за ней подглядывали и следили за каждым шагом. Проходя мимо, торопливо крестились, ускоряя шаг. Смотрели на неё недоверчиво и в то же время просяще: нам нужна помощь, но мы боимся.

Она не пряталась. Постоянно находилась на виду и ни во что не вмешивалась. Чтобы не бездельничать, носила с собой маленькую корзинку — позаимствованную у Конопатой — с клубками выбеленной шерсти. Закончив вязать пелерину, попросила у Ребекки шерсти и приступила к вязке пинеток и костюмчиков для близнецов, чем покорила всех без исключения, окончательно растопив недоверие. Хозяев здесь любили и молились об их благополучии. Безбедное существование работников и крестьян напрямую зависело от благосостояния господ.