Возвращение (СИ) - Штиль Жанна - Страница 40

— Садись, — кивнул на стул, заходя за стол, опускаясь в широкое кресло. Дождавшись, когда она села, опёрся на руки, сложенные на столе ладонями вниз и приблизил к ней лицо. — Тебе понравилось у нас? — Оценивающе разглядывал её.

— Да, спокойно. — Показалось, что не её похорошевшее обличье стало причиной пристального внимания. Было в его взгляде что-то тревожное, непонятное, заставившее внутренне сжаться и выставить мысленный барьер.

— Хочешь остаться?

— Смотря кем.

— А что, есть выбор?

— Выбор есть всегда.

Он замолчал и откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди. Напряжённо всматривался в её лицо, желая получить ответы на вопросы, которые роем гудели в голове. Ради этого она сидит здесь перед ним.

Наташе стало не по себе. Герр Уц умел держать паузу.

Он придвинулся ближе, поглаживая подбородок, раздумывая:

— Тебе положат хорошее жалованье.

— Что я должна буду делать?

— Хозяйка желает, чтобы ты находилась при ней, когда будешь нужна. Ей не хватает общения.

— Компаньонка.

— Да.

— Сколько?

— Пятьдесят шиллингов.

Пфальцграфиня качнулась на стуле:

— Я уже служила компаньонкой у графини. Там мне платили сто и рассчитывали еженедельно. — Она умолчала, что ей платили сто пятьдесят, и она помогала графу Бригахбургу с расчётами. Чтобы пресечь предполагаемые дальнейшие вопросы относительно личности графини, дополнила: — Это было до отъезда из Фландрии.

— Рекомендация есть?

— Нет. — Возник интерес, насколько грамотен Гоблин?

— Плохо, — сказал он вставая. Заложив руки за спину, прошёл к тёмному окну. Не задерживаясь там, развернулся, возвращаясь: — Хозяйка хочет тебя… Вот ведь как? — полушёпотом повторял он, словно задавая себе риторический вопрос. Остановился перед Умертвием: — Сто — это слишком много. Семьдесят.

— Восемьдесят пять. — Наташа тоже встала. — Ваше питание, пара сезонной обуви — в данном случае зимней — и платье из хорошей ткани. — Удобный момент намекнуть, откуда у неё может быть дорогая одежда и обувь.

— Ладно, — наконец он кивнул, соглашаясь. — Мой тебе совет на будущее — всегда имей при себе рекомендации.

— Я не собиралась работать в качестве компаньонки, герр Корбл.

Когда она уже взялась за ручку двери, услышала в спину:

— Лэвари, ты знаешь, что на постоялом дворе произошло убийство?

— Убийство? — Она резко обернулась. Спазм перехватил горло, в глазах потемнело. Сжала до боли в пальцах округлую ручку.

— Да, убили какого-то чиновника.

Чиновника… С волнением удалось справиться быстро. Девушка равнодушно пожала плечами. Она помнит: у конюшни толпились люди. Туда ушла повитуха и там, скорее всего, находился Шамси.

— Убийцу нашли?

— Да, его поймали тем же утром и казнили. — Неспешно подошёл к ней. — На конюшне.

Она уже ничему не удивлялась. Правосудие? Сталкивалась с подобным в замке Бригахбурга. Феодальный строй. Жестокие нравы. Тёмный век.

— Я могу идти? — Приоткрыла дверь, но Гоблин, придержав створку, не дал ей выйти.

— Мутная история… — Прищурившись, помолчал, словно выжидая, и досадливо повторил: — Но, хозяйка хочет тебя, а рекомендаций у тебя нет.

— И что? — не выдержала пфальцграфиня, вздёрнув подбородок.

Мужчина, сверля её взором, прикрыл дверь.

— Тем утром какие-то люди искали женщину… Весь постоялый двор перетрясли. Не тебя ли?

— Почему вы так решили? Если бы искали меня, то нашли бы. Я ни от кого не пряталась и ни в чём подобном замешана быть не могу.

— Да, наверное, — задумчиво ответил он. — Ступай.

Герр Корбл Уц был озадачен. Сидя за столом, потирал лоб, разглаживая морщины. Умертвие… Так он окрестил убогую незнакомку, волей случая появившуюся у снятой ими на постоялом дворе каморы. Надо заметить, появившуюся очень своевременно. То, как она себя повела, и какое действие её умения оказали на обессиленную баронессу, указывало, что женщина непроста и, как оказалось, обучена грамоте.

Сегодня он так и не получил ответ на свой вопрос: «Почему её нанял?» Из-за баронессы? Нет. Тэрэсии он смог бы объяснить свой отказ не вдаваясь в подробности, и та бы его как всегда послушалась. Тогда почему?

Он знал, почему пожалел её. Эту… Язык не поворачивается снова называть её Умертвием. Тогда она была им. Убогость и увечье других людей вызывали в нём сочувствие и жалость.

Он сам был таким: убогим и жалким. Был таким за пределами поместья в чужих глазах. Здесь же, в замке барона фон Фестера, он чувствовал себя иначе: нужным, уважаемым. И любимым. Он знал, как относится к нему Ребекка — милая застенчивая женщина, служившая здесь ещё до его появления. Это вызывало в нём недоумение. Он привык к своему уродству, как привыкают к тому, от чего невозможно избавиться. Он принял его и всегда знал своё место, как и знал, что никогда не свяжет себя обязательствами по отношению к женщине. Что он может дать Ребекке? Ничего. Он бастард. Старый и уродливый. Он привык, что от него шарахаются и брезгливо отворачиваются, провожая презрительным взором. Он не такой, как все.

Будучи моложе, болезненно реагировал на проявление откровенного скотства и злых насмешек. С годами успокоился, стараясь реже покидать стены поместья. Да и необычайно сильные руки, сжимающиеся в тяжеловесные кулаки, придавали угрожающий вид его нескладной стати, охлаждая пыл задир. Нынче он оплошал. Желая помочь уродице, приобрёл в её лице проблему. Увидев Умертвие в ином обличье, насторожился. Женщина с такой внешностью доставит много хлопот. Хотя, она говорила, что её покусали клопы. Не понял. Не прислушался. Не присмотрелся.

Вот и сейчас, твёрдо намереваясь отказать ей в работе, всё же не смог указать на ворота. Почему? Она, как и он, не такая как все. Женская красота в данном случае опаснее уродства. Красота, вызывающая вожделение и часто приводящая к гибели её носительницы. Смерти Лэвари он не хотел. Может ли быть она замешана в той странной истории на постоялом дворе? Та ли она за кого себя выдаёт?

Герр Корбл Уц любил ясность во всём. Будучи управляющим поместьем, он всех работников помнил в лицо и знал, что ждать от каждого из них. Каспар, хоть и пьёт, но работник опытный и безотказный. Экономка вопросов никогда не вызывала. Ханна на кухне давно, с девичества. Остальные… Он знает всё обо всех. Все делают то, что должны делать.

И тут появляется Умертвие. Она понравилась хозяйке, завоевав её доверие своим желанием помочь и облегчить её боль. Он прислушался к Тэрэсии. Баронесса тот человек, ради которого он пойдёт на всё. Потому и помог этой незнакомке. Так вышло. Помог и всё. Да и как не помочь убогой, без крова над головой, без гроша в суме?

Помог, ну и ладно, но… Что-то насторожило. И не только перемена в её внешности. В утро, когда произошло убийство, искали женщину. Искали её? Сегодня он Лэвари узнал с трудом. Так может тогда её тоже не узнали? После укусов-то?

Мужчина, тяжело вздохнув и прихватив свечу, вышел из покоя, направляясь в свою камору.

Прошёл месяц с тех пор, как в замок привезли наследников барона фон Фестера.

Наташа улыбалась, глядя, как баронесса воркует над своими детьми, не позволяя оставлять их без присмотра ни на миг.

Вилда поглядывала на неё с пониманием, поддакивая и поддерживая во всём, что касалось малышей.

Отец семейства при каждом удобном случае заглядывал в покои супруги и, неизменно с осторожностью открывая дверь, с порога кивая в сторону кроватки, спрашивал:

— Ну, как вы? Всё в порядке?

И неизменно получал счастливую улыбку в дар.

Безразличным взором окидывал «замарашку» и спешил к жене облобызать ручки. Затем переходил к кроватке, где низко склонившись над сыновьями, созерцал их лица, и гордо выпячивая грудь, в который раз повторял:

— На меня походят. Верно, Тэрэсия? — Не ожидая ответа, резюмировал: — Наследники… Я снова не понимаю, кто из них Луц, а кто Леон, — поглаживал седой висок.