Возвращение (СИ) - Штиль Жанна - Страница 42

Элли, часто заморгав, сморщила хорошенький носик, намереваясь возразить. Но смолчала. Отбыть назад под опеку отчима не входило в её планы. Провести Йольские празднества под замком, когда все вокруг будут предаваться веселью? Никогда!

— Я постараюсь вести себя смирно. Обещаю.

— Она постарается, — покачал головой барон. — Посмотрим на эти старания.

Рано утром, подходя к кухне, Наташа почуяла неладное. Звуки перебранки и возмущённых голосов пробивались через закрытую дверь. Открыв её, в лицо девушки пахнуло смрадом пригоревшего масла и сбежавшего молока. Под закопчённым потолком собралось белёсое облако, потихоньку дрейфующее в сторону открытой настежь двери на улицу. А в полутёмном помещении…

Пфальцграфиня опешила. Все работники в застывших позах с различными предметами утвари в руках возбуждённо перекликались, глядя в угол, откуда слышалось злобное угрожающее рычание. Казалось, что там засела, как минимум, рысь. Наташа, приблизившись, узнала коричневого с чёрными полосами кота Ребекки. Присмотрелась. К его хвосту были привязаны два деревянных половника. Можно только догадаться, какой шум поднимали они, волочась по каменному полу вслед за животным. Неудивительно, что кот так напуган.

Огромный и упитанный, он, вывалив язык и показывая острые клыки, выпученными глазами смотрел на людей. Так зверь смотрит на охотника, загнавшего его в западню.

— Гони на улицу! — командовал Каспар, растопырив пальцы.

— Нельзя! У него грохоталка. — Подсобница постукивала согнутым пальцем по дну кастрюли. — Сначала нужно снять.

— Прибью тварюгу! — Ханна поглаживала полотенцем руку со следами кровоточащих царапин. — И на воротник! А если поймаю, когда крольчат таскаешь… — замахнулась на дикаря.

Тот злобно зарычал.

— Он-то в чём виноват? — заступилась за зверя вторая подсобница. — Ему свежая кровь нужна, мясо.

— Эх, Ребекки нет. Ей в Хаденхайме икается, поди.

Насадив на конец ножа внушительный кусок сырого мяса и подавшись вперёд, Конопатая поманила:

— Томас, Томас, кыс-кыс…

— Неси накидку, — махнул Каспар. — Если вырвется на лестницу — не догоним.

— Щас скакнёт… — отпрянула Ханна, когда котяра, показав клыки, зашипел.

— Ишь ты, понимает всё.

— Кто ж такое посмел сделать с ним? — Удивилась Наташа, отходя подальше, хорошо помня, что может сотворить животное с человеческим лицом. Как тогда, в избе ведуньи.

Впервые увидев кота месяц назад, она изумилась. Дикие коты, которых в детстве видела в зоопарке, казались по сравнению с ним дохлыми копиями.

Тридцатифунтового котяку обижать никто не решался. Он здесь пользовался особенными привилегиями. Корбл подарил его Ребекке шесть лет назад.

Эту историю Наташе рассказал подвыпивший Каспар:

— Ну, как подарил? Возвращался как-то наш герр Уц с весенней ярмарки. Вдруг в лесу у дороги видит дикого полудохлого котёнка. Представляешь, сосал цыцку погибшей матери. То ли от голода издохла, то ли задрал кто. В общем, сжалился наш управляющий. Нам всем на голову… А поскольку до замка оставалось всего ничего, решил забрать с собой, полагая, что если тот захочет жить — выживет. Этот ли не выживет? Глянь, как зыркает. — Кивнул в сторону наблюдающего за ними кота. — Значится, принёс на кухню, к Ребекке на откорм. И видишь, что из него получилось? — Каспар кряхтел, опасливо косясь на Томаса, по праву считавшего себя хозяином не только на кухне. — У-у, дьявол.

Дальше девушка узнала, что экономка приняла бедолагу, как подарок от сердобольного Корбла, отогрела, выкормила, никому не позволяя обижать сироту. Кот вырос и превратился в наглое прожорливое чудовище. Надо отдать ему должное — грызуны и другие мелкие животные обходили поместье стороной. Он успевал всюду: навести порядок на всех подворьях, призвав к порядку не только местных котов, но и всех собак без исключения, укрепил местную популяцию кошачьих выносливым и крупным потомством, наведываясь во все дома и сараи, как к себе домой, вызывая уважительный трепет арендаторов. Острые зубы и длинные когти держали от него подальше всех обитателей замка. Признавал только одну хозяйку, с которой у него было полное взаимопонимание. Но и герр Уц пользовался у него особым доверием. Видимо, звериная память оставила отпечаток, кто спас его от смерти. Казалось странным, что в присутствии мужчины он становился ласковым и совершенно безобидным, а завидев его, нёсся со всех сил и тёрся о его ноги, заводя утробно рокочущий моторчик.

Сейчас же Томас выглядел, словно вконец обезумевший, но не сдавшийся врагам воитель, готовый защищаться до последней капли крови.

— Кто посмел? Известно, кто, — обернулась Конопатая Уши. — Когда она приезжает, у нас и не такое случается.

Пфальцграфиня догадалась. Она уже поняла, что сестра баронессы и управляющего ещё та проказница, но чтобы вот так издеваться над животным? И это средневековая девушка, которая должна думать и поступать согласно лозунгу, определяющему роль идеальной женщины в германской системе ценностей, представленной четырьмя «К»: Kinder, Kche, Kirche, Kleider — дети, кухня, церковь, платье?

— Что здесь происходит? Что за галдёж?

Корбл, припадая на ногу, прошёл к столу, на котором в луже молока, вперемешку с черепками и бобами, намокали ломти хлеба. Щурясь, уставился в угол, куда осторожно ступая с расправленной в руках накидкой, направлялся Каспар.

Кот, быстро сориентировавшись, жалобно мяукнул и, как положено умирающему примерному домочадцу, пополз на полусогнутых лапах к спасителю.

Герр Уц во все глаза смотрел на крестника, за которым, гулко гремя и подпрыгивая, тащились половники.

Кашлянув и тяжело вздохнув, наклонился к обиженному, сгребая его в охапку, проронил:

— Ну и задам я этой девчонке. — Теребил хвост Томаса — засунувшего мурластую морду ему подмышку, — рассматривая тугие узлы.

— Я помогу, — отмерла Наташа, наблюдая, как по одному исчезали из кухни работники.

Первым вывалился в дверной проём Каспар. Конопатая, схватив ведро с водой, зацепившись за ящик с яблоками, облившись и выругавшись, выскочила следом за ним. Ещё две подсобницы ретировались в боковой проход. Ханна, складывая дрова у камина, косилась на коричневого тварюгу:

— Забыл, глупая животина, что от госпожи Элли можно ждать всякого? Небось, не первый день с нею знаком, — недовольно бубнила под нос. — Чует моя душенька — покой в этом замке закончился.

— Не нужно, — упрямился, красный как варёный рак, Корбл, отступая к столу.

— Нужно, — напирала Наташа, направляя его к стулу. — Меня попросили, чтобы я посмотрела вашу ногу. Я обещала.

— Я освобождаю тебя от обещания.

— Уши, ставьте воду сюда, — указала растерявшейся подсобнице с ушатом и ведром горячей воды на место возле стула. — Полотенце и коврик прихватили? — Уже управляющему: — Скидывайте сапоги.

— Мне некогда, — отнекивался, отступая, мужчина.

Развалившийся на столе кот, помахивая хвостом, благодушно щурился, глядя, как люди не могут договориться. Обласканный, он уже почти забыл о неудаче, постигшей его в самый неподходящий момент. Несносная девчонка, от которой, впрочем, приятно пахло мятой, подловила его, когда он уже почти сумел отшкрябать тяжёлую плотно закрытую дверь в камору с копчёностями. Она и в этот раз обманула неглупого, но податливого на съестное Томаса, как делала всегда, помахав перед влажным носом увесистым куском свежей корейки. Знала, плутовка, что за такой оковалок полосатый обжора отдаст все свои девять жизней.

— Хорошо. Только когда сляжете в кровать — обездвиженный — и за вами потребуется уход, меня не зовите. Поезд уйдёт.

— Кто это? — озабоченно потёр за ухом Гоблин. — Кто уйдёт?

— Поезд уйдёт, — с нажимом на слове «поезд» повторила девушка, усмехнувшись. — Не знаете, кто это такой? Узнаете, — медленно кивнула, вскинув бровь.

От того, как Умертвие повторила иноземное имя и как кивнула, пронзив его глазами цвета зимней хвои, у герра Уца неприятно заныло в области желудка. Откуда должен был уйти таинственный Поезд, и куда прийти — непонятно. Не в его ли поместье? Может это лекарь? Не нужен ему здесь посторонний, пусть даже и эскулап.