Спаси нас - Кастен Мона - Страница 3

– Великолепно, – пролепетала я.

Я хотела снова отвернуться от него и идти дальше, но что-то заставило меня помедлить. Может, тот факт, что Рэн ехал не на лимузине, а на таком старье, которое грозило развалиться на части в любой момент. Может, его взгляд, серьезный и искренний, без желания надо мной посмеяться. А может, и потому, что мы с ним стояли друг против друга в Гормси, где я совсем не ожидала бы встретиться с человеком вроде Рэна Фицджеральда.

– А ты что здесь делаешь?

Рэн пожал плечами:

– Я здесь случайно оказался.

Я подняла брови:

– В Гормси. Случайно.

– Послушай, – сменил тему Рэн. – Я отказываюсь верить в то, что Джеймс имеет к этому какое-то отношение.

– Это он тебя послал, чтобы ты убедил меня в этом? – спросила я дрожащим голосом.

Рэн отрицательно помотал головой:

– Нет. Но я знаю Джеймса. Он мой лучший друг.

– Кто-то сделал снимки, на которых я как будто обжимаюсь с учителем, Рэн. И Джеймс признался, что это он.

– Может, он их и сделал. Но это не значит, что он отправил их Лексингтону.

Я сжала губы.

– Джеймс бы не сделал этого, – настойчиво повторил Рэн.

– Почему ты так уверен? – спросила я.

– Потому что я знаю, как Джеймс относится к тебе. Он никогда бы не сделал то, что могло бы тебе навредить.

Он сказал это с такой убежденностью, что мои чувства снова взметнулись вихрем. Разве дело как-то меняет то, что снимки послал не Джеймс? В любом случае для чего он их вообще сделал?

– Я сам хотел бы знать, что кроется за всем этим делом, – заявил Рэн. – Я еду к нему. Поедем со мной, Руби.

Я уставилась на Рэна. Меня так и подмывало спросить у него, не потерял ли он рассудок. Но что-то останавливало.

Этот день достиг апогея бессмысленности. Хуже быть просто не могло.

Я игнорировала колокольчики тревоги, которые прозвенели у меня в голове. Больше не раздумывая, я пошла к ржавой машине Рэна и села в нее.

Известие о том, что Грэхема уволили, разнеслось по Макстон-холлу со скоростью лесного пожара. Невыносимо было стоять перед школой и ждать, когда Перси, наконец, заберет меня, к тому же я не могу дозвониться ни до Джеймса, ни до Руби, не говоря уже о Грэхеме. При мысли о том, каково ему сейчас, мне становится тошно, и я начинаю сходить с ума.

Когда я наконец добралась до дома, то пошла прямиком к себе в комнату и снова попыталась дозвониться до него. На сей раз он взял трубку, и я с облегчением вздохнула.

– Грэхем?

– Да. – Его голос лишен всякой эмоции.

– Мне так жаль, – выпалила я, принимаясь ходить по комнате туда и сюда как зверь в клетке. Все мое тело заряжено адреналином, а сердце бешено колотится. – Мне так жаль. Я этого не хотела.

Я слышу, как Грэхем судорожно вдохнул.

– Это не твоя вина, Лидия.

Нет, моя. Это моя вина, что Грэхема и Руби выгнали из школы.

– Я поеду к ректору Лексингтону и все объясню. Конфликт уладится, поверь мне. Я возьму вину на себя и…

– Лидия, – мягко перебил он меня.

– Руби тоже исключили из школы. Она этого абсолютно не заслужила. Я не могу допустить, чтобы она была наказана за то, чего не делала.

– Лидия, я… – Не успел он закончить фразу, как из моих рук вырвали телефон. Я вскрикнула от испуга и развернулась.

Передо мной стоял папа и смотрел на меня ледяными глазами. Он опустил взгляд и уставился на светящийся дисплей моего телефона. Потом поднял палец и закончил вызов.

– Эй! Что… – начала я.

– Ты больше никогда не будешь разговаривать с ним, – произнес отец пугающим тоном. – Ты поняла?

Я открыла рот, но холод в голосе папы и его гневный взгляд не дали мне произнести ни слова.

Он все знал.

Папа знал про меня и Грэхема.

О боже.

– Папа… – в отчаянии прошептала я.

От слова «папа» лицо его исказилось болезненной гримасой.

– Если бы твоя мать была жива, ей стало бы стыдно за тебя.

Он сказал это так спокойно, что прошло не меньше секунды, пока эти слова дошли до меня. Они обрушились словно удар, и я отшатнулась от него и его гнева.

– Позволь мне объяснить, папа, это действительно не то, что ты думаешь. Мы с Грэхемом были знакомы еще до того, как он…

Внезапно отец вскинул руку вверх и с размаху швырнул мой телефон в стену. Развалившись, телефон черными пластиковыми деталями рассыпался по полу. Я непонимающе уставилась на него.

– Повторяю в последний раз: ты больше никогда не будешь говорить с этим человеком. Ты поняла? – Его голос начал дрожать от ярости.

– Но я же пытаюсь тебе объяснить, что это….

– Я не желаю слышать твои объяснения, Лидия, – перебил он меня.

Ненавижу, когда он такой. Он не хочет меня выслушать, хотя точно знает: мне есть что сказать.

– Я не для того всеми средствами защищал твое доброе имя, чтобы ты принимала очередное легкомысленное решение. Отныне с этим покончено, понятно?

Как будто мне в лицо плеснули ледяной водой. Потребовалось какое-то время, чтобы вернулся дар речи:

– Что ты имеешь в виду под моим добрым именем?

Папино лицо ожесточилось.

– Я позаботился о том, чтобы честь нашей семьи не была запятнана. Ты должна бы радоваться, а не смотреть на меня волком.

У меня перехватило дыхание.

– Так это был ты? – прохрипела я. – Ты принес снимки ректору Лексингтону?

Холодные глаза отца сверлили мое лицо:

– Да.

Стало нечем дышать. Во мне поднималась тошнота, а комната начала кружиться. Одной рукой я ухватилась за стул, стоящий передо мной, чтобы не упасть.

Собственный отец виноват в том, что Грэхем потерял работу, а подругу Джеймса исключили из школы.

– Зачем ты это сделал? – прошептала я.

Моя потребность объяснить ему ситуацию рассыпалась в пыль. Во мне еще оставалось место сомнениям – и для невысказанной ярости, которая с каждой секундой все быстрее разливалась по венам.

– Твоя тайна могла разрушить нашу семью – тебе совершенно безразлично, что ты поставила на кон своим безответственным поведением? Наша семья для тебя ничто?

– Семья? Да неужели! – зашипела я, сжимая кулаки. Руки дрожали, и мне казалось, я в любой момент могу взорваться. – Единственное, что тебя интересует, это деньги. Каково приходится Джеймсу и мне после маминой смерти – тебе плевать на это. И теперь ты стоишь передо мной и требуешь, чтобы я радовалась твоему приказу выгнать моего парня из школы?

Его ноздри слегка раздулись при слове «парень», в остальном лицо оставалось неподвижно.

– Я сделал бы и того больше ради чести нашей фамилии.

Его спокойный голос вывел меня из себя. Дыхание участилось, а ногти так глубоко впились в ладони, что вот-вот могла брызнуть кровь.

– Ты должна быть мне благодарна, Лидия, – добавил он совершенно серьезно.

Моя ярость дошла до высшей точки. Я больше не могла сдерживать слова, они вырывались из меня неуправляемым потоком.

– Может, ты и сумел вышвырнуть Грехэма из школы, но ты не в силах вычеркнуть его из моей жизни! – крикнула я во весь голос.

– Еще бы я не мог. – Отец повернулся и хотел выйти за дверь.

Но я не закончила.

– Нет, ты не можешь. Потому что я беременна.

Он замер. Медленно, словно в замедленной съемке, он повернулся ко мне:

– Что?

Я вскинула подбородок:

– Я беременна. От Грэхема.

Было так странно наблюдать за его реакцией. Какое-то время он просто смотрел на меня и моргал – как тот забавный человек на гифке, популярной в Сети уже несколько месяцев. Потом его плечи начали трястись, как будто ему было тяжело дышать, и на щеках, на лбу и на шее проступили красные пятна.

А я-то думала, что видела все формы отцовского гнева. Мы с Джеймсом довольно рано научились правильно истолковывать малейшие изменения в его мимике, чтобы вовремя успеть скрыться с глаз.

Но таким, как в этот момент, я отца еще не видела.

Взгляд его задержался на мне – одну секунду, другую, – и я медленно отступила на шаг назад, потому что не могла оценить, что произойдет дальше. Но, к моему удивлению, отец повернулся и вышел из комнаты, не говоря ни слова.