Канцлер 2 (СИ) - Шалдин Валерий - Страница 23

— Это, да,— хмыкнул Паша.

К их разговору присоединился старичок, так же поедающий кашу невдалеке.

— Эх, молодые люди, мне бы ваши проблемы, — проговорил он, проглотив вкусную и полезную для здоровья кашу. — Подумаешь голоса в голове. С ними даже интереснее. Не надо радио или телик включать. Новости расскажут. Песни споют. Милое дело. Вот у меня всё гораздо хуже и печальнее.

Видя, что товарищи заинтересовались, он продолжил со вздохом:

— У меня вдруг появились сильно пьющие двойники, несколько штук. Печально, что как на струю встанут, то идут в город, и там куролесят. Творят по пьяни ужасные вещи. А потом все думают, что это сделал я.

— Так может вам лучше дома сидеть и не выходить на улицу? — спросил Паша.

— Даже не знаю, как вам и сказать, — смущённо улыбаясь, стал отвечать старик. — Считай они меня и из дома выжили. Утром сегодня вышел на балкон покурить, когда вернулся, гляжу, а с моей старушкой я уже лежу в кровати.

***********

Вадим Ильич Мальцев, уже старший следователь прокуратуры, провёл день и ночь, когда "началось" очень плохо. Лично его беда не затронула, только у двух сотрудников прокуратуры внезапно помутился разум. К одному пришли мертвецы, к другому, которого звали Иван, явились черти. Черти явились к сотруднику, который был не дурак заложить за воротник. Теперь они требовали продолжения пьяного мероприятия, но предупреждали, чтобы сотрудник не покупал палёную водку, а то даже чертям от неё плохо и жутко голова болит. Чертей набилось полный кабинет, причём все галдели, заявляли претензии в полный голос, ну как тут поработаешь. Но сотрудник Иван крепился, даже на выезды отправлялся в компании чертей. Правда, они больше мешали, чем помогали. Зато было весело, особенно когда черти комментировали события. Исключительно хорошо у компании получалось петь песни. Иван старательно подпевал чертям матерные частушки и даже куплеты песен. Особенно душевно у компании выходили песни на стихи Владимира Высоцкого:

У меня запой от одиночества —

По ночам я слышу голоса...

Слышу — вдруг зовут меня по отчеству, —

Глянул — черт, — вот это чудеса!

Черт мне корчил рожи и моргал,

А я ему тихонечко сказал:

"Я, брат, коньяком напился вот уж как!

Ну, ты, наверно, пьешь денатурат...

Слушай, черт-чертяка-чертик-чертушка,

Сядь со мной — я очень буду рад...

Да неужели, черт возьми, ты трус?!

Слезь с плеча, а то перекрещусь!"

Когда на звуки разудалых песен в кабинет вошла Екатерина, подруга нашего Мальцева, то Иван, заметив её, переключился на частушки:

Вот попутал бес нечистый,

В полнолуние меня —

Разлюбила прокурора,

Полюбила упыря.

Сам прокурор изволил послушать репертуар Ивана, после чего вынес вердикт: "Пусть идёт домой".

А вот с тем прокурорским, к которому пришли мертвецы, с тем было плохо. На работу он не пошёл. В контору позвонила его жена. Вся в слезах доложила, что благоверный строит дома из мебели баррикады. Плохо, что у него есть охотничье ружьё. Пришлось спасать коллегу от самого себя с помощью ребят из ОМОНа.

Потом всё не по-детски закрутилось. Мальцев и другие сотрудники постоянно выезжали на тяжёлые и особо тяжёлые случаи. А случаев становилось всё больше и больше. Улучив момент, Мальцев по экстренной связи, обратился к своим кураторам: как быть дальше и что делать? Ему спокойно поставили задачу: выжить в течение 5-7 суток и нарабатывать материал на свой авторитет в прокуратуре, а материала пообещали гору.

— Вот ведь экспериментаторы, — зло подумал Мальцев про своих кураторов. — Хорошо хоть события будут происходить локально и закончатся за неделю.

Ночевать, выбившимся из сил работникам прокуратуры, приходилось в здании своего учреждения, прямо на рабочих местах. Выходные отменились, зато объявилось казарменное положение. Мальцев раньше думал, что уже многое повидал, как человеческое горе, так и человеческую грязь. Но такого, он не мог себе и представить. Особенно его потрясло, когда прокурорские наткнулись на самое настоящее гнездо людоедов. Эти люди, а вернее нелюди, вдруг решили, что раз началось, то надо начинать есть людей. Взяв в лапы топоры, они, практически не таясь, начали выходить на охоту на прохожих. Процесс был поставлен на поток. Когда оперативная группа ворвалась в их логово, то плохо было даже видавшим виды сотрудникам. Насмотревшись на кучу расчленённых тел, сотрудники даже не подумали арестовывать людоедов, а просто пристрелили их всех, и старых и малых. После этого случая Мальцев стал по другому относиться к протоколу применения оружия. Он решил, что теперь он будет сначала стрелять, а потом как-нибудь отпишется. Ну, или пусть всемогущие кураторы помогают. А оружие пришлось применять ещё много раз. Вот как прикажете остановить обезумевшего организма, потерявшего человеческий облик, который прёт на тебя с окровавленным топором. Или, что делать с человеком, который только что поджёг дом, а теперь деловито, готовит новую бутылку с коктейлем Молотова. Так же перестали церемониться с разбойниками. Романтиков с большой дороги расстреливали без суда и следствия, достаточно было самого факта содеянного ими.

**************

В перерыве между работой на прослушивающей аппаратуре, я решил проверить, а как там Руни. Что, собственно, она сочинила по моему заданию по изучению местной субкультуре. Оказалось, выполняя моё распоряжение, постаралась она на славу. Подошла к изучению местного сленга серьёзно. Теперь её смело можно помещать в тюрьму, там она сойдёт за своего среди местных обитателей.

— Руни, можешь докладывать по заданной теме, — распорядился я.

Руни важно кивнула:

— Мне было задано перевести на воровской жаргон популярную в народе сказку про Колобка. Я сделала, как вы распорядились. Ну, чё, Иван, цинковать?

— Иван? — удивился я.

— Это такая форма обращения к старшему преступному авторитету. Раньше так, в преступной среде именовали авторитетных воров. А их речь именовалась "музыка".

— А...ну ладно... давай.....цинкуй...музыку.

— Цинкую, в натуре.

.....Жихтарил старый фраер со своею шмарою, ага. Раз торкнуло шмаре белинского пошамать. А в хате хрен, да ни хрена. Пришлось бабаю на дело идти, за хавчиком. Но был он лошара педальный, мало муки для бала натырил. Крошки с хреном. Слепила барёха колобка из муки и балагаса, в печь его поставила. Спёкся там круглый алмазно. Его горячего на шнифт поставили, остывать заставили. Прикинул Колобок хрен к носу, нос длиннее: рвать когти надо, схавают. Ну, и встал на рывок от хозяина, адью не сбазлал. Никто ему не агальчил. В масть амнистировал себя из академии и в цвет. Шпарит Колобок по лесному Бродвею, брызгает лупатками, цинкует, типа я от богодула ушёл и от его шмары ушёл. Вдруг слышит: "Ша, круглый, кто по масти будешь? Под кем ходишь?". Видит Колобок, что перед ним базар держит лесной шнырь с погонялом "Косой". На понт Колобка берёт.

— Я как все, в натуре, под Богом хожу, — отвечает он. — Колобком меня кличут, отвали Косой, один я на льдине. Не кипешуй малой. Я от старого фраера ушёл, от его марухи драпанул, и от тебя Косой, тоже свалю винтом. Пиши письма мне мелким почерком до востребования, но любить не обещаю. Чао, персик — дозревай!

Опять Колобок встал на лыжи. Шпарит по лесу. Поёт весёлую песенку: "Что я вижу, что я слышу, прокурор залез на крышу, и кричит всему народу, хрен вам всем, а не свободу!". Пока на гоп-стоп волку-шантажисту не попался.

— Я тебя знать не знаю, — цинкует Волку Колобок. — И не надо тут передо мной так фраериться, фуфло мне не гони. Мне твой блатняк не канает. Как наедешь, так и свалишь. Сам медведь за меня мазу держит...

Отвалил Волк от Колобка. Тот бежит по лесу, горло дерёт: "Хали гали, сапоги, сандали! Отскочим поборчим! О чём лясим трясим? Уже еду, ждите днями, прячьте всё и прячьтесь сами!". Совсем Колобок нюх потерял. Тут ему навстречу Лиса беспредельщица. Просекла она, что этот крендель лох беспонтовый и голимый бивень.