Дженнет (СИ) - Романова Галина Львовна - Страница 38

— Понимаешь теперь, что меня тут ничто не удержит? — та захихикала. — Но что, если я хочу остаться здесь? Что, если мне тут нравится? Тут тихо, темно, сытно кормят… И так интересно наблюдать за тобой и всеми остальными! Что, если остаться тут — мой свободный выбор? То, что ты, отобрав когда-то у меня свободу, отнять не в силах? Но если хочешь, восстанови стену. Твоих сил на это хватит. А я не стану мешать. Это ведь мой свободный выбор! Ты его никогда не получишь!

— А трон моей сестры?

— А ты на нем сидишь? — Бин Сидха одним прыжком вернулась на насест на уцелевшей балке. — Он в запустенье, но там нет тебя. И Айфе все еще зовут королевой. И даже если ты ее убьешь, она не лишится королевского достоинства. И ты ее по-прежнему боишься и признаешь ее силу — иначе зачем тебе ее дети, как не для того, чтобы обезопасить себя от их матери?

— Ее дети…они…

— Они — плоть от плоти своей матери. Ты можешь их убить. Можешь перевоспитать, но в их жилах все равно будет течь кровь твоей сестры Айфе! Ее не выпустишь до капли! Что-то да останется! И с этим тебе не справиться!

Мэбилон прикусила губу. Что бы она ни сказала, Бин Сидха тут же обратит против нее. Но оставалось еще кое-что…Вернее, кое-кто.

— Я не отдам его! Слышишь? Не отдам! — прошептала она.

— И что ты сделаешь? Запрешь в клетку?

— Да! Если надо — да!

— Смотри, — тонкая костистая рука указывала на пролом в стене. — Клетки для того и созданы, чтобы их ломали.

Больше Мэбилон не могла терпеть. Она вскинула руки. Увернуться пророчица не успела — сразу дюжина молний, вспыхнув, ударили ее тело, сбили на пол. От нового залпа задымилась ее накидка, и резкая вонь горящих перьев и волос заполнила комнату. Бин Сидха покатилась по полу, пытаясь сбить синеватые язычки пламени, которые плясали на ее одежде и коже. А Мэбилон, с горящими глазами, бледная, ударила снова. Ураганный порыв ветра, ворвавшийся сквозь пролом, взметнул ее волосы и подол платья, сорвал с королевы фей налет красоты, превратив ее в человекоподобную тварь. Но и Бин Сидха изменилась — огонь слизал с ее тела вместе с одеждой и волосами часть плоти. Существо, которому в конце концов удалось одолеть огонь, походило на смесь паука и птицы, и лишь нос, глаза и щель рта хранили сходство с прежней пророчицей. Ее стоны превратились в булькающий смех.

— А я все ждала, когда же ты проявишь свою истинную сущность! — прокаркала она. — Как считаешь, способен ли кто-то любить тебя такой?

— Это ты во всем виновата! — выпалила Мэбилон. — Ты заставила меня…

— …вспомнить, какова ты есть? Попробуй теперь забыть!

Ее смех рвал горло и уши. Королева вскинула руки, чтобы добить противницу, но сдержалась усилием воли.

— Я докажу, — промолвила она и бросилась к выходу.

Вслед ей несся булькающий хриплый клекот, в котором с трудом можно было узнать злорадный смех. Отхохотавшись, Бин Сидха уткнулась лбом в холодный каменный пол.

— Твоя беда, Мэб, в том, что ты хочешь получить все и сразу. И ничего не готова отдать.

Королевский сад был огромным. Можно было бродить по нему часами, но всякий раз оказываться на новом месте. Казалось, ему нет конца и края. Идешь-идешь, а одни аллеи сменяют другие. Лужайки, поросшие ровной травкой, чередуются с цветниками, где одновременно цветут растения весны, лета и осени и скромные крокусы соседствуют с шикарными розами, а яблони роняют свой цвет на пушистые шары хризантем. Было полным-полно и диких растений — наперстянка цвела рядом с орхидеями, одуванчики — с левкоями и колокольчиками, ромашки с ночными фиалками. Тут и там на шпалерах извивались плети вьюнка, дикого винограда и повилики. Одни деревья вольно раскидывали свои кроны над полянками, другие теснились небольшими группками, так тесно переплетя свои ветки, что к корням не достигал ни один луч света. Там раскрывали свои белые глазки ночные цветы — словно россыпь потерянных звездочек. Деловито сновали шмели и пчелы, но вместо бабочек порхали крохотные цветочные фейри. В траве шныряли пикси, а возле прудов в вечерний час можно было увидеть танец блуждающих огоньков. Некоторые деревья гнулись под тяжестью плодов — яблоки, груши, вишня, терн, слива. Попадались и кустарники. Можно было провести в саду весь день, питаясь только плодами и ягодами.

И в то же время это была мастерски сделанная иллюзия. Весь этот мир вокруг него был одним большим обманом. Прозрачные стены, по которым ползли живые рисунки-узоры. Свет, льющийся с потолка и угасающий также медленно, как гаснут краски заката. Огромные залы и анфилады комнат — сколько ни броди, все время попадаешь в другую комнату и ни разу — на двор. Даже сад был, при всем своим объеме и разнообразии тоже заключен в клетку из стен и потолка.

И он сам тоже был иллюзией. Король чувствовал, что растворяется в этом мире. Память его становилась слабее с каждым часом. Одно за другим исчезали имена, лица, события. Он понемногу начинал думать, что вся его прошлая жизнь лишь приснилась ему, а настоящее — здесь и сейчас, в замке королевы фей, которая называла его своим королем и повелителем. И только это было настоящим — эти стены, эти залы, эти весело щебечущие фейри, и эта корона, увенчавшая его чело.

Ему дозволялось бродить повсюду — при условии, что рядом будет свита. Пажи, фрейлины, слуги, рыцари. Он ощущал их постоянное присутствие, даже когда посещал школу Саттах Грозной. Впрочем, после казни Конно он совершенно забросил тренировки. Для чего это все? Чтобы сражаться? С кем? Насколько он успел узнать, все противники королевы давно разгромлены. Может быть, она готовится к защите от каких-либо врагов? Но почему тогда ему ничего не говорят? Хотя, не все ли равно?

Король был готов смириться, отказаться от борьбы. Что ему делать? Конно был единственным, кому он мог довериться, и вот его не стало. Его слово, слово короля, как ни превозносила его перед всеми Мэбилон, на самом деле ничего не значило. Королеве фей человек был нужен либо как красивая игрушка, либо для каких-то своих тайных целей. Ни то, ни другое мужчину не устраивало. Но что делать?

Он ушел в себя. Отступил, замкнулся, надел маску показного смирения, и, кажется, ему удалось обмануть свою прекрасную тюремщицу. Королева Мэбилон так долго жила в мире иллюзий, так привыкла к чарам, колдовству и тому, что все на свете не такое, каким кажется, что не подумала заподозрить человека в обмане. А он, уйдя в себя, каждую минуту ожидая, что его обман раскроется, пытался отыскать ответ на загадку — зачем же он на самом деле нужен королеве? Быть может, разгадка в его прошлом — том самом, которое с каждым днем и часом уходило все дальше?

И так было до тех пор, пока из уст какой-то юной фейри он не услышал песню.

Услышал — и не поверил своим ушам, еле сдержавшись, чтобы не выдать себя. Нежный звонкий голосок, дрожащий от волнения — и песня, которую он последний раз слышал где-то в прошлой жизни. Как? Откуда она взялась здесь? Подслушала ли ее молоденькая певица, когда бывала в мире смертных? Или это случайное совпадение?

Сегодня ему повезло — его прекрасная тюремщица оставила его одного — одного, если не считать придворных дам. Но это уже было кое-что. Можно было подумать. Попытаться вспомнить.

Дженнет наблюдала за ним издалека. Она пробралась в королевский сад тайком, просто для того, чтобы быть хоть немного ближе к Роланду. Где-то здесь он бродил по аллеям. Где-то здесь отдыхал в объятиях ее соперницы. Тут перед ним танцевали фейри, он слушал их музыку и песни…

Песни. Девушка вспомнила тот турнир, который она едва не пропустила, благодаря вмешательству Ролло. Но и мига было довольно для того, чтобы вспомнить тот огонек, который зажегся в любимых глазах. Мужчина словно проснулся от долгого сна. Ах, если бы не королева! Она крепко держит его в своих руках! Достаточно было вспомнить, как она схватила Роланда за руку — и как он сник после этого.

Дженнет без покоя кружила по королевскому саду. Она не замечала цветов, не смотрела под ноги, топча сочную траву. Равнодушно отводила рукой ветви, сгибающиеся под тяжестью плодов, не пробовала искать на кустах ягоды. Что ей все эти красоты, если рядом нет Роланда? Если между ними эти стены?