Красные камзолы (СИ) - Ланков Иван - Страница 5

К концу бутылки дедок взял меня за руку и сказал:

— Поможешь мне? Очень надо.

О чем вопрос? Конечно же помогу! Кто же по-пьяни откажется помогать такому замечательному человеку, как нынешний собутыльник!

— Тут один мой знакомый — Бартрад — решил мне немножечко детство испохабить. Ты уж будь любезен, объясни ему, что он это все зря затеял. Лады?

— Лады! Обязательно объясню. Только кто это?

Дед засмеялся.

— Узнаешь. Кстати, очень хорошо, что ты в школе французский учил. С английским там далеко не уедешь. Ну а я буду письма твоим родным слать, чтоб совсем за тебя не переживали! Договорились?

Потом толстый дед позвал меня курить в тамбур, потом что-то произошло и… я оказался на перроне без рюкзака, без документов, смотреть в хвост уходящей последней электричке. Помню, в тот момент мне это показалось очень смешным.

— А вот возьму и потеряюсь! И ищите меня потом! — хихикая от такой оригинальной мысли я пошел прочь от станции Синево. В ночь, в метель.

Ну а протрезвел я уже в том сарае, куда меня загнали трое деревенских. Момент перехода не запомнил или не заметил. Понятно, что ничего не понятно.

— Все, закончили трапезу! Встаем, православные! Айда строиться!

Постояли всей толпой у могилы, священник со станции прочитал короткую молитву, и наша партия пошла дальше. Прочь от безымянной почтовой станции, вперед, в неизвестность.

Интересное дело — местные дороги. Телеграфных столбов еще нет, железной дороги — тоже. Асфальта и подавно. Как здесь люди узнают зимой, куда идти чтобы не заблудиться? Все натоптанные-накатанные колеи заносит снегом, все приметные места одинаково белые. Тем более рельеф местности такой, что потеряться-то проще простого. Кругом леса, озера, дорога петляет как в песне из фильма про гардемаринов — "Бездорожье одолеть не штука, а вот как дорогу одолеть?" И правда, тут семь загибов на версту будет.

Так вот местные нашли выход: вешки! После каждого снегопада старосты деревень и постоялых дворов говорят домочадцам — "Надо вешить!". После чего народ берет вешки — это такие прутья или тонкие шесты в метр-полтора длинной — и идут втыкать их вдоль дороги в сугроб.

Вот наша колонна и идет по чьим-то заботливо расставленным вешкам. От деревни к деревне, по почтовому тракту. Идем и под скрип снега под сапогами между рекрутами идут неспешные беседы обо всем подряд. Эти походные байки для меня — бесценный источник информации о нынешнем времени.

Вот, например. Почтовый тракт — это такое направление, вдоль которого расставлены почтовые станции. Направление, потому как дорогой это назвать язык не поворачивается. Почтовая станция — это здание, где курьер может покормить или поменять лошадей. Они бывают разные. Где-то просто конюшня да изба, где-то целый трактир, а то и целый постоялый двор вроде того, в котором мы ночевали недавно. Но крыша над головой на ночевках есть, и то дело. С отоплением тут у них, конечно, трудности. Батареей отопления является задняя стенка печки. И все, в общем-то. Не говоря уж о том, что никаких стеклопакетов не предусмотрено и с щелей нещадно сквозит. Потому окна здесь делают маленькими. В помещениях тут всегда полумрак. Местные привыкли, а я только-только начал осознавать, какую большую роль в нашей жизни играло электричество и повсеместное освещение.

А еще тут очень много разнообразной живности. На подворье почтовой станции — куры, гуси, утки, коровы, лошади. Быки. Здоровые такие, мохнатые. Они тут выполняют роль трактора "Беларусь". И выглядят в чем-то похоже. Если коровы лоснящиеся, ухоженные, гуляют недалеко от кормушки с сеном или поилки и смотрят на всех свысока, как королевы, то быки — это такие суровые монструозные звери с грязной свалявшейся шерстью. Прогуливаются неподалеку от распряженных серых деревянных телег и всяких сельскохозяйственных приспособ, да смотрят на всех исподлобья. Я, признаться, как первый раз такого быка увидел — не удивился бы, если бы у него изо рта торчала папироса "Беломор", а на рога была бы надета ушанка. Уж очень характерное выражение морды у зверюги было, хоть сейчас на карикатуру или в комикс про Бэтмена.

Ушанки здесь есть, только их называют словом "треух" и в основном носят с развязанными ушами. Шапка и шапка, ничего особенного. Версий и модификаций — множество, но самая популярная модификация больше напоминает бурятский малахай, чем привычные мне ушанки. Видно, что каждый автор творит шапку по не по какому-то единому стандарту, а по настроению. Ну или в зависимости от материала, который на эту самую шапку шел.

За пределами постоялых дворов много дикого зверя. Зайцы, лисы, птицы всякие. Волки? Волков поблизости от селений нет. Повыбили. Говорят, как только в округе замечают стаю волков — сразу поднимают охотников и идут бить волка. Волк здесь — не принт с майки байкера и не символ брутального сурового мачо, а враг номер один. Люди с волками враждуют всерьез, на истребление. Да и само слово — "волк" — произносят с теми же интонациями, с какими в наше время произносили слово "шакал" или "бандит". Как что-то плохое. Волк — враг человека, однозначно и без вариантов.

Но, что удивительно, фамилия "Волков" звучит гордо. Потому что Волков — это не от слова "волк", а от словосочетания "волков охотник". Круто и солидно. Собственно, у нас в отряде был один рекрут с фамилией Волков. В рекруты пришел со своим ружьем, даже договаривался с начальником отряда чтобы с этим ружьем пойти служить. Но офицер в зеленом о чем-то переговорил с Волковым с глазу на глаз и, видимо, уговорил. Ружье отдали родственникам. А Волков всю дорогу рассказывал в отряде охотничьи байки, которые слушали все с неизменным удовольствием. Кстати, офицера в зеленом звали Фомин. Ундер-офицер Александр Степаныч Фомин. Интересный мужик. Лет под сорок, с проседью. Крепкие жилистые руки, злой взгляд карих глаз, но говорит корректно и вежливо. Чувствуется, что подбирает слова так, чтобы обойтись без брани. Видимо, так он воспринимает свою обязанность быть командиром и говорить как командир. Интересно, когда прибудем в полк — он наконец-то перестанет сдерживаться и начнет разговаривать матом? Шутка. Нет, неинтересно. Совсем не хочу знать, что может сделать человек с такими злыми глазами, если перестанет сдерживать себя. Тем более он и так постоянно в руках вертит длинный стек черного дерева и иногда многозначительно похлопывает им себя по перчатке. С намеком, значит.

Язык тут своеобразный. Что касается терминов и званий — в бытовой речи чувствуется сильное влияние немцев. Примерно как в мое время язык был насквось пропитан англицизмами — всякие там "сервер", "компьютер", "пиар", "менеджер" — так тут сплошные германизмы и что-то от шведского. Ну или голландского. Петр Великий же, вроде бы, фанатом Голландии был? Ну вот, потому здесь говорят не "унтер", как привычно в моем русском языке, а "ундер". С таким легким рокотом немецкого акцента. Ундеррр! Афициер! Раммштайн! Ой, это уже музыкой навеяло.

А еще в здешнем русском языке немного непривычные формы окончаний. К примеру, наш полк — он не Кексгольмский, а Кексгольмской. И дорога, по которой мы идем — это Кексгольмской тракт. Именно "ой" на конце, а не "ий". Надо будет потом у какого-нибудь писаря узнать, почему так. Я же со своей манерой речи уже с головой выдал, что нездешний. Ребята шепчутся между собой, строят догадки на тему откуда я родом. Но напрямую не спрашивают. Не знаю почему.

Говорят, Кексгольмский тракт был оборудован еще шведами. Это бывшая их дорога к бывшей же их крепости Ниеншанц. На этих словах я начал задумываться о том, что местность-то мне должна быть знакома. Это же где-то под Питером, получается? Совсем недалеко от дома! Но, как я ни всматривался в округу — ничего знакомого не увидел. Деревья да снег. Впрочем, какое приметное место я хотел увидеть? Вышку сотовой связи? Градирню ТЭС? Или железнодорожную станцию? Я и озера-то не узнаю без помощи навигатора. Хотя в свое время я думал, что хорошо знаю Ленинградскую область. Благо объездил ее всю во время различных детско-юношеских турниров со своей футбольной командой.