Хранитель вселенной. Одобренный брак (СИ) - Миленина Лидия - Страница 8

— Ну вот, спи на здоровье. Расскажешь завтра как впечатления от местных фармпрепаратов! — улыбнулся Игорь.

— Хорошо. Спасибо тебе огромное! — с улыбкой зевнула Карина. — Доброй ночи!

***

В имении Рода Энио было тихо и спокойно. Щебетали птицы, едва слышно журчала вода. Свежесть легкой прохлады обвевала обнаженные руки девушки, задумчиво сложенные на коленях. Ки'Айли сидела спиной к почти оконченной картине и непривычно спокойно смотрела на Эл'Боурна. Ее лицо на фоне темного лилового неба казалось воплощением печальной прозрачной тишины. А вокруг ее головы резвились нарисованные драконы. Теперь к их  силе и мощи прибавилась мудрость. Картина стала глубже, красивее, а до завершения оставался один штрих — крошечная белая полоска на горизонте.

Эл'Боурн сидел напротив Ки’Айли, опираясь руками на колени, и тоже молчал. Мысли повисли в тишине. Они казались такими же ощутимыми и реальными, как  произнесенные вслух слова. На секунду ему подумалось: должно быть, ее избранник живет как раз в таком мире. В мире, где мысли столь же ощутимы, видимы, реальны, где их невозможно скрыть или скрыться от них.

Но если он не нарушит тишину, то недоговоренности так и останутся, так и повиснут между ними на всю оставшуюся жизнь. Не для того он пришел, чтобы промолчать. Решение было принято. Да и слишком редко теперь Ки'Айли бывала в имении своего Рода. По большей части она жила в Белом Замке или пропадала в других мирах с Рон'Альдом. Только звонок Эл'Боурна и незавершенная картина привели ее сегодня сюда.

— Я люблю тебя, Ки'Айли, — в полголоса произнес он, — не только как брат...

— Я знаю, —  Ки'Айли сказала это очень тихо, не поднимая глаз. Необычно тихо, и неожиданно грустно.

— Знаешь? — изумленно прошептал Эл'Боурн.

— И всегда знала. Теперь я это поняла, у меня словно открылись глаза, — тихо продолжила девушка. Неожиданно она подняла на него взгляд. В нем читалось странное чувство: то ли жалость, то ли мольба. И еще в нем были понимание и печаль, спокойные и тихие.

— Знаешь, — продолжила Ки'Айли, — когда мне было семнадцать лет, я была влюблена в тебя. Ты был для меня смелым, умным и сильным старшим другом, в которого я не могла не влюбиться. Я писала тебе стихи — они до сих пор лежат где-то у меня в столе. Мечтала, что я повзрослею, и мы вместе будем ходить по мирам, спасать Вселенную, вести проекты. И я буду сражаться бок о бок с тобой! Мы будем два любящие друг друга Хранителей, совершающие подвиги  и предающиеся безумной любви в перерывах между ними!  Это были юношеские, детские мечты… Я краснела, когда ты приходил к нам — наверно, ты этого не замечал — хранила память о наших встречах и снова, снова писала стихи…

Эл'Боурн в изумлении смотрел на нее. Прошедшая жизнь встала вверх ногами.

— Я отдавала себе отчет, что ты видишь во мне лишь веселого ребенка, мечтающего об авантюрах. Сестренку, которую приятно и интересно развлекать, с которой забавно провести время. И я давала тебе это, а сама мечтала, что однажды ты увидишь какая я прекрасная девушка! — Ки'Айли рассмеялась. Долго хранить спокойствие и тишину она не могла. — Но ты не видел во мне женщину тогда. Не подпитываемая взаимностью, детская мечта быстро угасла.

— А потом я повзрослела, — серьезно продолжила Предсказательница. — Ты снова стал для меня любимым братом. Я ценила твою доброту ко мне. Ты ведь  всегда заботился обо мне, развлекал, находил на меня время. Знаешь, порой ты был для меня самым близким человеком… Хоть я прекрасно знала, что и ты не понимаешь меня с моими Предсказаниями, — Ки’Айли неожиданно горько усмехнулась. — Ты не понимал меня, но всегда принимал такой,  как я есть. И это неоценимо. Спасибо тебе.

— Я любил тебя, Ки'Айли, — простонал Эл'Боурн, — просто любил!

— Не сразу. Ты полюбил меня, когда я повзрослела. Сейчас я думаю, может быть так сбылась моя мечта детства… Ты зачастил к нам, все чаще проводил со мной время. Иногда мне думалось, что, если бы ты любил меня не только как брат, то все было бы по-другому. Что я, может быть…, давно  обрела бы то, что искала. Или что-то другое, нежданное,  но тоже настоящее.  Порой мне казалось, что ты действительно неравнодушен ко мне. Но это лишь неуловимое ощущение, ты ведь всегда вел себя только как брат и друг, ни словами, ни действиями не показывая чего-либо большего. Я разубеждалась в своих ощущениях. В итоге я пришла к выводу, что,  либо мне только кажется, либо, если я и интересна тебе как женщина, то братская твоя любовь сильнее, и ты сознательно выбираешь быть мне братом и другом.  Я уважала твой выбор.

— Сейчас же, — Ки'Айли пристально, проницательно смотрела на него. Ее искренность стала режуще-ясной, — когда я встретила его, все встало на свои места. Я поняла, что ты любишь меня, а я всегда это знала. Всегда ощущала, не признаваясь себе до конца. Потому что, если бы я призналась себе в этом, то мне пришлось бы сомневаться и мучить нас обоих. А ты слишком дорог для меня, чтобы делать тебя тем, «с кем все не понятно».

— Но знаешь, я сомневаюсь, стоит ли говорить тебе это… — в ее голосе вдруг послышалось волнение. — Но я скажу, чтобы никакая неискренность не стояла между нами!  Я думаю,  что…, если бы я не встретила Рон’Альда, то в итоге я была бы с тобой. Не сейчас, прошло бы много лет, может быть, сотни лет…  Но в итоге то, что было между нами, проросло бы.

— Ки'Айли.. — Эл'Боурн в отчаяньи сжал ее руки. Ему хотелось кинуться на колени перед ней, обнять ее ноги и умолять вернуть все обратно. Вернуть ее былую юношескую мечту, ее смутные подозрения, ее надежды обрести с ним это загадочное «то, что искала». Он едва сдерживал себя, чтобы не сделать так. — Прости меня!  Да, я.. Я все испортил! Я тридцать лет любил тебя и ни разу не сказал тебе об этом, не показал, не намекнул! Я просто трус! Неужели ничего нельзя исправить… ?! Я хотел..

— Не надо, Эл'Боурн, — Ки'Айли аккуратно высвободила руки и мягко погладила его кисть. Ласково, ненавязчиво, но выставила дистанцию.  — За что тебе просить прощения? За то, что ты не хотел быть одним из многих? За то, что не хотел услышать мой отказ? За то, что ты надеялся вниманием и братской любовью заслужить мою взаимность вместо того, чтобы начать безнадежное ухаживание? Мне кажется, здесь не за что просить прощения. Ты все сделал правильно. Я не могла бы не сомневаться. Я не знала, смог  бы любимый брат стать бо́льшим для меня или нет. Я лишь дала бы надежду, но не более того. И  эта неопределенность мучила бы нас. Я бы сказала «я не знаю…», и этот намек на будущее мучил бы нас обоих.  А теперь все ясно,  и мы избежали многих мучений благодаря твоему молчанию и деликатности… Спасибо, Эл'Боурн.

Эл'Боурн убрал от нее руки. Его любимая расставила все по местам, разрушила его мир и собрала из него новую мозаику. Мозаику, в которой многое открылось, полную сожаления и безнадежности. Но он слишком сильно любил ее, чтобы упрекать или досадовать на нее. Он мог досадовать только на себя. Ки’Айли была невиновна – во всем.

— А теперь уже поздно! И нет ни этой надежды, ни этой неопределенности! Нет  ничего! — с отчаяньем сказал Эл'Боурн. — Что осталось у меня?!

— У тебя осталось то, что всегда принадлежало тебе. Моя любовь сестры, — сказала Ки'Айли. — Моя дружба и доверие. Моя вера в тебя, мои мысли о тебе.

Эл’Боурн собрался. Вдохнул поглубже и взял себя в руки, как он умел. Как делал это на поле боя, когда нужно забыть о чувствах, отключить их и делать то, что следует. Было то, что он должен, обязан сказать ей. То, что советовала Ор’Лайт.

— Ки’Айли,  я, в отличие от тебя, не вижу будущего и  ничего в нем не понимаю. Сейчас ты с Рон’Альдом. Ты любишь его. Но ты знай, что у тебя всегда есть  и будет  выбор, — сказал он. —Между...

— Я знаю, — быстро ответила девушка, – спасибо тебе. Ни у кого нет такого великодушия и решимости, как у тебя.

— Толку то от него, — грустно усмехнулся Эл’Боурн.

— Знаешь,  у меня в  душе навсегда останется эта печаль,  – Ки’Айли вдруг грустно улыбнулась, в ее глазах стояла горечь. — Печаль о несбывшемся. О том, что могло быть (или не могло, но думалось, что могло), а не сбылось.