Чтобы царствовал один в мире Черный Властелин (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 36

Обезболивающего не было. Ночь обещала быть томной.

Ближе к вечеру лагерь свернули и двинулись в путь, чтобы успеть до разлома, пока Вася не лишился крыльев. В отличие от предыдущих, день был жарким и душным. В шерстяных штанах ноги зудели и чесались. Не выдержав, Аня переоделась обратно в Васины брэ и рубаху, которая лишилась рукавов и едва прикрывала грудь. Вскоре ее примеру последовал Слава, оставив одни грязные подштанники.

— Вам не кажется, что как-то аномально тепло? — спросил он, вытирая пот со лба. Сейчас, наверно, за тридцать.

— Видимо, катаклизмы продолжаются, — предположил Вася.

Ане было уже не до чего. Она старалась не подавать виду, но каждый шаг отдавался такой болью, что темнело в глазах. Как она ни бодрилась, видимо, получалось неважно, потому что Вася начал все чаще поглядывать на нее с беспокойством.

К одиннадцати подошли к разлому, который стал еще шире и глубже. Факелами запаслись заранее, но их света не хватало, чтобы увидеть дно. Первым рейсом Вася перенес на другую сторону поклажу.

— Пожалуйста, сначала меня, — потребовал Слава.

Аня с Васей переглянулись.

— Боишься, что оставим тебя здесь? — спокойно поинтересовался Вася.

— Не исключаю, — нагло ответил Слава.

Аня только головой покачала, говорить что-то энергичное не было сил. Она совершенно не представляла, как будет идти ночью. Может, все-таки остановиться? Вроде, никуда особо не опаздывают.

Вася без особых церемоний подхватил Славу под мышки и почти перекинул через разлом. Потом аккуратно подхватил Аню и взлетел с ней повыше.

— Тебе плохо? — спросил он.

— С чего ты взял? — пытаясь улыбнуться, ответила она. — Все в порядке.

Ожидая полуночи, они перекусили остатками холодного кролика. Аня сидела, привалившись к стволу дерева, и считала до ста — туда и обратно. К утру боль должна была стихнуть до вполне терпимой, но до утра надо было еще дожить, а самый пик еще только ожидался.

Она даже не заметила, как ушел Вася-дракон и вернулся Вася-эльф.

— Ну, идем? — спросил он.

Аня встала и даже прошла шагов тридцать-сорок. А потом аккуратно потеряла сознание. Когда обморочная чернота посветлела до обычной ночной темноты, подсвеченной тремя воткнутыми в землю факелами, она увидела рядом Васино лицо.

— Так сильно болит? — тихо спросил он, целуя ее в лоб.

— Да, — призналась Аня, умирая не только от боли, но и от стыда.

Вася помог ей сесть, заставил нагнуться и начал осторожно массировать поясницу. Слава стоял чуть поодаль и брезгливо кривил губы:

— Все эти ваши бабские штучки…

— Отвали! — многообещающе посоветовал Вася. — И лучше подальше. За пределы видимости.

— С удовольствием, — фыркнул Слава, уходя за кусты. — Была охота смотреть, как ты ей будешь тампоны менять.

Аня выпрямилась, посмотрела вниз и только тут заметила, что верх штанин потемнел от крови.

— Твою ж мать! — простонала она, чуть не плача.

— Спокойно, — Вася погладил ее по волосам. — У тебя всегда так?

— Да.

— Значит, ничего ужасного. Этой ночью никуда не пойдем, останемся здесь. И завтра днем тоже. Штаны снимай. Тут ручей рядом, сейчас замочу, чтобы кровь отошла, потом постираю с песком, к утру высохнут. Подожди, я тебе сейчас бушлат подстелю, чтобы на земле не лежала. Застудишься. У тебя есть еще то, что ты днем делала?

— В мешке, — сквозь зубы процедила Аня.

— Поменяй пока, — Вася взял ее испачканные брэ и пошел с ними туда, где за кустами журчал ручей.

Вернувшись, он сел рядом и спросил:

— Что ты обычно с этим делаешь?

— Колю запрещенный препарат.

— То есть?..

— Нет, не наркотик. Просто сильнодействующий из первого списка. Это запрещенные к продаже.

— Ну понятно, здесь тебе это было ни к чему. Постараюсь помочь.

Он достал из мешка несколько подвяленных листьев и свернул козью ножку. Выдохнул язычок пламени, подпалил и протянул Ане.

— Еще днем нарвал, так и подумал, что может понадобиться.

— Что это? И вообще я не курю.

— А кто тебе предлагает курить? Веселящая арбузария. Тоже сильнодействующий препарат. Расширяет сознание.

— Что?! — возмутилась Аня.

— Я сказал, расширяет, а не изменяет. Алкоголь в этом плане гораздо опаснее.

Аня взяла самокрутку и осторожно вдохнула дым. Горло и носоглотку словно ободрало, она закашлялась, но все-таки затянулась еще раз. На этот раз прошло уже легче, дым был мягким и только слегка пощипывал. После третьей Вася самокрутку забрал, затянулся разок сам, погасил и спрятал обратно в мешок.

Мировое пространство качнулось и… расширилось. Видимо, вместе с сознанием. Потому что действительно что-то изменилось. И снаружи, и внутри. Она как будто смотрела на себя сразу в двух проекциях — извне и из самой своей сердцевины. Это было странно. И любопытно. И как-то… волшебно. А еще пришло необычное ощущение всемогущества. И того, что все возможно.

Вот только боль ни фига не прошла. Даже еще сильнее стала.

— Она и не должна была пройти, — кивнул Вася. — Это для другого.

Он нагнулся и прошептал ей кое-что. Аня почувствовала, как запылали уши, шея, как огонь сполз ниже.

— С ума сошел?! — возмутилась она.

— Нет. При оргазме у женщин вырабатывается окситоцин — идеальное обезболивающее. Естественный аналог морфина.

— Но… если так, я могу и сама.

— Ты прекрасно знаешь, что это не то.

Его руки скользнули под рубашку, пробежали по груди, спустись по животу, ниже…

— Я не могу, — захныкала Аня.

— Почему?

— Но это… Черт, потому что это противно!

— Кому? Тебе?

— Нет, но…

— Думаешь, дракона можно испугать кровью? — усмехнулся Вася, нагнулся и коснулся языком ее живота.

— А ты меня случайно не сожрешь… в процессе? — уже сдаваясь, спросила она.

— Ну… разве что процесс растянется до утра. Глупенькая, нет, конечно.

Новая волна боли была словно жидкое кипящее пламя, но за ней уже бежала прохладная соленая волна желания — словно морская вода, заливающая огонь.

— Расслабься, — прошептал Вася. — Закрой глаза. Ни о чем не думай. Нет, лучше думай о том, что в следующий раз все будет по-настоящему. Для нас обоих.

Под закрытыми веками бушевало лиловое сияние. Боль не сдавалась, но под нежными, ласкающими прикосновениями начала прорастать наслаждением. Это была первая весенняя трава, пробивающаяся сквозь замученную зимой землю. Крошечные первоцветы — белые, желтые, сиреневые. Пальцы, губы, язык, теплое влажное дыхание — они словно стирали боль, которая спасалась, убегала, скручивалась тонкими ядовитыми змейками, пряталась в закоулках ее тела. Лиловое пламя с золотисто-зелеными отблесками сменилось густо-синим с холодным льдистым серебром. Ее окутывали облака, и боль осталась где-то далеко внизу, а за облаками уже угадывалось солнце — ближе, ближе… И рядом пронеслась стая лебедей — от их белоснежных крыльев веяло дивной прохладой. Каждая клеточка кожи, каждый оголенный, как электрический провод, нерв тянулись к солнцу — и вот оно вспыхнуло из-за облаков…

С глухим стоном Аня запрокинула голову назад, выгнулась, как натянутый лук. Последняя волна наслаждения накатилась и схлынула. От боли остались островки горящей лавы, но ее вполне можно было терпеть. Пытаясь отдышаться, она гладила Васины волосы, шею…

— Прости, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Мне надо умыться, а то я похож на вампира.

Аня зажмурилась и тихо засмеялась.

Но если бы она открыла глаза и посмотрела в сторону расщелины, может быть, увидела бы Славу, который стоял, прислонившись к стволу дерева. И выражение его лица ей вряд ли бы понравилось…

Аня проснулась и обнаружила, что лежит, свернувшись калачиком, на бушлате. И что на ней, кроме оборванной белой рубашки, одни только стринги. Уже с раннего утра было жарко, духота обволакивала, казалась осязаемой, плотной, как волокнистая ткань, не пропускающая воздух.