В плену отражения (СИ) - Рябинина Татьяна - Страница 15

К тому моменту, когда Маргарет исполнилось два года и она вернулась в Риверхауз, я поняла одну интересную вещь. Ощущение времени в Отражении было совсем другим. Хотя я прожила и прочувствовала каждую минуту этих двух лет, мне показалось, что прошло не больше двух недель. В настоящем так бывает, когда занимаешься чем-то очень интересным и не замечаешь, как летит время. Но здесь я не была занята и могла только смотреть и думать.

Чудесная и так любимая дочерью мамочка Джоанна на самом деле детьми совершенно не интересовалась. Маргарет и Роджер жили в детской с няней, а Джоанна заглядывала туда хорошо если раз в день на несколько минут. Тот эпизод, когда она вычесывала из головы Маргарет квартирантов, был сказочной редкостью — не удивительно, что та запомнила его отчетливо.

Роджер уже в четыре года был той еще мразью. Ущипнуть, толкнуть и даже ударить сестру, пока никто не видит, — это было для него настоящим наслаждением. При этом запросто мог наябедничать матери на няньку: мол, это не я, это все она. В пять лет он пробирался в курятник и душил цыплят. Думаю, если б Роджер попал в другие условия, из него вырос бы настоящий садист. Но… как говорила мачеха в старом фильме «Золушка», «жалко, королевство маловато, разгуляться мне негде».

А еще оказалось, что из памяти Маргарет выпали многие вещи, которые происходили с ней до четырнадцати лет. И правда, все, что она показала мне в первый раз, в своей бывшей комнате, было, по сути, нарезкой из коротких фрагментов. Теперь я смотрела полную версию фильма, и это было хотя бы любопытно. Хотя и не сказать, что приятно.

Так, к примеру, первый из ее несостоявшихся женихов лорд Уилтхэм действительно был старым извращенцем. Время от времени он приезжал навестить свою восьмилетнюю невесту, сажал к себе на колени и запускал руку под юбку. Маргарет смущенно сжимала ноги и пыталась сползти, но он держал крепко. Как же, стал бы он ждать, пока она превратится в девушку, оприходовал бы сразу после венчания. Если бы смог, конечно.

Или вот Джоанна — служанки шептались, что, умирая, она о детях даже и не вспомнила. Зато звала в бреду Хьюго. Ну что, нормально. Таких страдалиц во все времена хватает: бьет — значит, любит.

После переезда в замок Невиллов почти ничего нового уже не было. Маргарет просыпалась утром, и я знала: сегодня будет это, это и вот это. Хотя иногда путала последовательность дней. Уж слишком все было однообразно. Безумно хотелось перескочить эти годы, словно перелистать страницы уже прочитанной книги.

Наконец Отражение доползло до знакомства с Джоном Брэкстоном. Я чувствовала себя, как будто играла роль в школьной постановке про любовь. Причем моим Ромео назначили совершенно не интересного мне мальчика, который, тем не менее, по ходу пьесы меня лапал и целовал.

Пока Маргарет гуляла с Джоном около замка, играла с ним в шахматы, танцевала, я иногда пыталась себе представить, как сложилась бы их жизнь, если бы он не погиб. Наверно, у них было бы штук пять-шесть детей. Джон к сорока годам превратился бы в копию своего отца, рано растолстев и облысев. Кстати, как и Мартин, который, судя по портрету, основательно обрюзг уже к тридцати пяти. Маргарет к тому времени, возможно, стала бы бабушкой и выглядела соответственно. В средние века женщины увядали рано. Краснолицый Джон с бычьей апоплексической шеей ходил бы на кухню щипать за бока служанок, в деревне подрастали бы несколько его бастардов…

На этом месте я обычно обрывала себя. Если человек мне не нравится, это еще не повод подозревать его в том, что бы такого плохого он мог сделать. Во всяком случае, в свои молодые годы он ни одного повода для этого не подал. Наоборот, выглядел вполне достойным и благородным молодым человеком. Сексуально озабоченный? Ну а что еще можно ждать от тинейджера, в котором бурлит гормон? Он еще вполне себя сдерживал.

Я пыталась убедить себя относиться к Джону без брезгливого раздражения, и это почти удавалось, когда они с Маргарет беседовали на латыни о религии или крестовых походах. Или когда он рассказывал о своих придворных обязанностях. Но как только они оказывались вдвоем, и его руки оказывались во всяких неожиданных местах, мне тут же хотелось выскочить из разомлевшей Маргарет и бежать бегом на край света. А поскольку это было невозможно, я пыталась представить себе вместо его рук совсем другие. Иными словами, мысленно изменить жениху с собственным мужем — не абсурд ли? Но получалось плохо.

Хуже всего мне пришлось, пожалуй, в те недели, когда Маргарет лежала в горячке после смерти Джона. Она то была без сознания, то спала, а я сидела в темноте и отчаянно скучала. Даже когда Маргарет была младенцем и спала большую часть суток, все казалось не так тоскливо.

Потом был визит Роджера, кольцо. Дом Миртл. Несколько месяцев при дворе с чудесной Анной Клевской. Наверно, из всех, кого я встретила в XVI веке, она понравилась мне больше всех. Да, она была совсем не красавицей. Но в ней было что-то необыкновенно ясное, светлое, теплое — кстати, то, что отличало саму Маргарет. Настоящую живую Маргарет. И только такой придурок, как Генрих, мог не оценить чистоту и нежную прелесть своей четвертой жены.

И все же эти прекрасные месяцы были отравлены — пристальным интересом короля, отвращением, страхом. Я ждала момента, когда Маргарет должна была сделать свой выбор, чтобы как следует рассмотреть руины. Был ли это Акко? Но видение не попало в Отражение так же, как мысли, чувства и сны. Маргарет просто сидела у окна и таращилась на кольцо, на играющую звезду астерикса. А потом сбросила накидку и забралась под одеяло. На следующий день Генрих начал облизываться на Кэтрин Говард.

[1] Мистика (от греч. μυστικός — «скрытый», «тайный») — вера в существование сверхъестественных сил, с которыми таинственным образом связан и способен общаться человек; также — сакральная религиозная практика, имеющая целью переживание непосредственного единения с Богом (или богами, духами, другими нематериальными сущностями)

[2] «И благословил их Бог, и сказал им Бог: плодитесь и размножайтесь, и наполняйте землю, и обладайте ею…» (Быт.1:28)

[3] (франц.) красота дьявола

[4] В сатирическом романе французского писателя XVI века Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (фр. La vie très horrifique du grand Gargantua, père de Pantagruel) этой теме посвящена глава XIII «О том, как Грангузье распознал необыкновенный ум Гарантюа, когда тот изобрел подтирку»

7. Перед грозой

Двенадцать рождественских дней 1541 года — тот момент, с которого начались мои прыжки в прошлое. Третий раз я в теле Маргарет танцевала на одном и том же рождественском балу, смотрела на Генриха в окружении бывшей и нынешней жен, на серьезную леди Марию и смешную рыжую леди Елизавету — копию отца. Гладила щенков, которых дала подержать Анна Клевская. Любовалась снегом за окном Хэмптон-корта.

Что-то было не так…

Нет, внешне ничего не изменилось. Но было какое-то странное чувство… Я не могла сказать, что оно не дает мне покоя. Оно просто было. Неоформленное, неясное, как прозрачный утренний туман. Я не понимала, чем оно вызвано, и это тревожило.

«И ожидание любви сильнее, чем любовь, волнует»[1], - вспомнилась вдруг строчка давно забытого стихотворения.

Какая еще любовь?! Вот только любви в этом мертвом царстве мне и не хватало! Кого тут любить, интересно? Не Мартина же!

Прошел январь, непонятное ожидание продолжало томить меня. Я пыталось объяснить его себе просто, обрезая бритвой Оккама[2] любые несуразные предположения. Еще месяц — и появится Мартин. Как бы он ни был мне неприятен, это — возможно! — единственная моя дверь в настоящее. Если ничего не выйдет, я проживу еще почти два года и снова стану младенцем. И так без конца. Хотя, может, и нет. Может, сестра Констанс еще раз освободит меня и превратит в призрак. Уже навсегда. Или все-таки можно будет сделать еще одну попытку захватить тело Мартина? Фильм ужасов какой-то…