Безымянная тропа (ЛП) - Лински Говард - Страница 5

― Шеф хочет тебя видеть, ― сказал подчиненный Терри, когда Том дошел до его стола, и выглядел так, будто завидовал тем поздравлениям, которые Том скоро получит.

― Осторожно, ― сказала Дженнифер, секретарь Дока, когда Том прибыл в огромный офис со стеклянными стенами, доминирующий над обширным отделом новостей, ― он не светится от счастья.

Она произнесла это так, будто только что изобрела вызывающую тошноту фразу, которую на данный момент, казалось, использовал каждый.

― Ну, ― сказал Том, ― я ничего не сделал.

Его мечты, однако, прожили недолго, жестоко обрубленные на корню знакомым громовым голосом, который сильнее обычного сочился злобой.

― Карни, немедленно войди!

Том недоверчиво вошел в офис.

― Шеф? ― спросил он неуверенно.

― Ты кретин! ― закричал Док и тотчас же бросил сложенную копию утреннего издания в Тома, который поднырнул, когда та пролетела, не причинив вреда, над его головой и сквозь открытые двери позади него. ― Ты абсолютный конченый кретин!

Констебль Йен Брэдшоу снова смотрел в потолок. Он последнее время проводил много времени, пялясь в потолок во время длительных бессонных ночей его реабилитационного периода. Бывали и такие часы апатичного ступора, когда депрессия оставляла так мало энергии, что мужчина даже не мог протянуть руку, чтобы переключить пультом канал. Тогда он оставлял бессмысленную дневную болтовню, отупляющие игровые шоу и подслащенные детские программы. Каждый обед в квартире Брэдшоу «мистер Бенн» ходил по своим делам «побега из реального мира» при помощи волшебной швейной коробочки, прежде чем вернется на Фестив-роад пятьдесят два как всегда с сувениром в кармане. Брэдшоу будет лежать на диване и смотреть на него, раздумывая, как смог аналогичным образом сбежать из реальности и умудриться с треском загубить свою жизнь к тридцати годам.

Это была долгая медленная дорога к восстановлению, по которой он шел крошечными детскими шагами, отмечая небольшие победы; способность самому себе приготовить завтрак в виде двух кусочков тоста с парой жареных яиц сверху должна считаться важным рубежом. Когда Брэдшоу наконец вернулся к работе, через месяцы после «инцидента», как привык называть это его психотерапевт, заметил перемену в отношении к нему своих коллег. Это проявлялось не в том, что ему говорили, ведь они в эти дни вообще мало разговаривали. Все было более неуловимо: выражение их глаз или то, как они довольно сильно старались держаться от него на расстоянии, когда он был в комнате, будто его невезение или некомпетентность может перекинуться на них, если подойдут ближе. Он был отработанным материалом. Именно таким они его видели, и он должен был признать, после того, как раздумывал над своей участью в течение многих и многих часов ступоров-в-потолок, когда борьба с бессонницей не приносила результата, что они были, в общем-то, правы и справедливо воспринимали его таковым. Он облажался и потерпел фиаско. Невозможно отрицать холодную и неумолимую логику произошедшего. Йен совершил ошибку, и кое-кто очень щедро заплатил за это. Проигрывая события в уме раз за разом, он гадал, как мог быть настолько глуп. Тот факт, что он получил лучшее образование по сравнению с остальными, только усугублял его мучения. В школе Брэдшоу без усилий достигал успеха. Высокий, симпатичный и умный ― у него не было отбоя от девчонок, он возглавлял футбольную команду и был героем соревнований по плаванию. Он получил высокие отметки и университетскую степень, буквально став лицом жандармерии Дарема, когда в ранние дни появился в рекламной компании для выпускников-призывников под слоганом «Присоединяйся к программе Фаст Трэк».

И посмотрите на него сейчас, все еще томится в звании констебля. Привыкший к быстрым достижениям, Йен Брэдшоу оказался полностью не готовым справиться с ошеломляющим крахом его полицейской карьеры. Ни академические, ни спортивные заслуги не имели значения, если случилось, что ты не годишься для этого. Все всегда говорили ему, что когда он вырастет, сможет стать кем хочет, но только дело дошло до этого, он даже не смог стать тем единственным, кем хотел быть ― офицером полиции, или, по крайней мере, быть компетентным в своем деле.

Теперь он опять смотрел в потолок, лежа на мягком кожаном диване, пока его психотерапевт, Доктор Меллор – порекомендованный и оплаченный жандармерией Дарема в попытке доказать, что они полностью не умыли руки в его случае – пытался снова создать между ними эмоциональную связь.

― Это наша пятая сессия, ― мягкий и слегка гипнотический голос доктора Меллора плыл к Брэдшоу от его кресла в центре душной комнаты, ― и я полагаю, что мы установили достаточно доверительные отношения, чтобы начать исследовать вопрос о чувстве вашего собственного достоинства, верно?

У доктора была привычка заканчивать все свои высказываниями словом «верно» ― раздражающий маленький словесный тик, который заставлял его голос повышаться в конце каждого предложения. Хороший доктор, определенно, не знал, что так делает, но Брэдшоу отвечал на его вопросы буквально, потому что подозревал, что это может раздражать пожилого мужчину.

― Не верно.

― Простите?

― Шестая, ― ответил Брэдшоу. Он не видел доктора, потому что все еще смотрел на деревянные лопасти потолочного вентилятора, но знал, что мужчина будет хмуриться, пытаясь понять, что имел в виду его пациент. ― Это наша шестая сессия.

― Да? ― голос был недоверчивым.

― Да.

Брэдшоу хотел добавить: «Поверь мне, я знаю!».

― Уверен, что вы правы.

Сейчас лицо доктора будет олицетворением добросердечия, но, если Меллор не может понять простой факт, как этот, каков шанс, что он действительно сможет помочь Брэдшоу победить его «демонов», как они договорились называть их?

― Да, прав, ― подтвердил Брэдшоу.

Доктор прочистил горло.

― Не хотите немного чая?

Всегда одно и то же предложение, всегда один и тот же ответ.

― Нет.

― Я выпью немного, если вы не возражаете, ― сказал доктор.

― С чего бы мне возражать?

Он слышал, как доктор прошлепал по ковру, а затем раздался щелчок от включения чайника.

― Итак, когда вы были молодым парнем, как вы воспринимали себя, Йен? Не возражаете поделиться со мной? У вас столько времени, сколько вам необходимо.

― Если хотите.

На самом деле это не заботило Йена. Он просто хотел, чтобы секунды перерастали в минуты, а минуты накапливались как можно быстрее, пока их не становилось шестьдесят, и час не кончался, вслед за чем доктор торжественно провозглашал, как всегда и делал, «увы и ах, но наше время подошло к концу», прежде чем перейти к своей следующей жертве, старый козел обирала.

Брэдшоу раздумывал, прежде чем ответить, так долго, что услышал, как зашипел чайник, а затем и забулькал, после чего слова полились, казалось, на своей воле.

― Когда я был мальчишкой, я привык считать, что мир – это кино о моей жизни, и что я в нем звезда.

― Интересно, ― сказал доктор и начал наливать чай.

― Да, так, ― Брэдшоу мог слышать клацающий звук металлической ложки, задевающей стенки чашки из английского фарфора, пока доктор помешивал чай. ― А теперь, Йен, ― мягко подтолкнул он, ― как вы ощущаете себя сейчас?

Снова повисло долгое молчание, прежде чем молодой человек заговорил.

― Как актер из массовки, ― ответил Брэдшоу, ― без текста.

Меллор обдумывал ответ констебля Брэдшоу некоторое время.

― Стоит ли мне говорить вам, что я думаю? ― спросил, наконец, хороший доктор.

― Разве не в этом весь смысл упражнения? ― возразил Брэдшоу.

― Терапия – двусторонняя улица, Йен, ― напомнил ему доктор Меллор. ― Вы разговариваете со мной, и мы устанавливаем доверительные отношения, со временем. Я чувствую, что будет только справедливо, отплатить вам ответным доверием.

― Так, значит вы собираетесь рассказать мне о вашем детстве? ― спросил Брэдшоу.