Пандемия (СИ) - Нилин Аристарх - Страница 22

— Выдохся?

— Наверно.

— Тогда лучше уходи. Трудно покрывать факты, а они упрямая вещь.

— Верю.

— Ты что спятил?

— Да на такой работе, кто угодно спятит. Я по шесть, а то и восемь часов стою на ногах, и не просто стою, а режу людей.

— Вот именно, режешь. Слово-то какое. А надо не резать, надо лечить, понимаешь? Аркадий, ты же отличный хирург. Я помню как ты мне не раз ассистировал, сколько раз мы вместе делали сложнейшие операции, и я завидовал тому, как мастерски ты оперируешь. Что случилось?

— Ничего, — тихо произнес Аркадий, — не могу больше. Все опротивело, понимаешь, опро-ти-ве-ло. Прихожу в кассу, а дают копейки. Потом как нищему в карманы суют пакеты с деньгами или бутылки с коньяком, а я выхожу на улицу и вижу, как этот самый прыщавый больной садится в Мерс за сто штук баксов и, ухмыляясь, гладит телку, которая готова отсосать ему прямо в машине. Противно, понимаешь противно все.

— Что противно? Жизнь не нравится, хочешь видеть себя на месте прыщавого что ли?

— Поверишь, хочу. Очень хочу. Вот так же как он, сесть в тачку и с ходу сотню, чтоб колеса визжали, по газам и со свистом. Вечером в кабак с огнями и вокруг девки, чтобы на цырлах в очереди.

— Знаешь, по-моему у тебя и впрямь крыша поехала, или может ты кайфанул?

— Нет, кроме местного дрянного спирта, ничего.

— Тогда извини, но я тебя не понимаю. Хорошо, допустим мало платят, не хватает, надоело, только к чему весь этот огород городить? Ищи место, иди в частную медицину, в конце концов, на дворе двадцать первый век, народ делает деньги из воздуха. Если тебе так хочется окунуться в этот мир, какие проблемы? Ты же хирург от бога, займись пластической хирургией, там сумасшедшие деньги платят, или, на худой конец, абортами, будешь упакован так, что и на тачку хватит, и девок накупишь сколько на конец насадить сможешь. Не хочешь хирургией заниматься, так, пожалуйста, займись алкашней. Сейчас из запоя чтобы вывести до двух тысяч берут, а всего-то дел, капельницу поставил, да лекарств, от силы на триста рублей накупил. Взял двух-трех медсестер, натаскал и вперед, стричь купоны.

— Может быть, — тоскливо произнес Аркадий.

— Короче думай сам, только это тебе мое последнее предупреждение. Облажаешься еще раз защищать не буду, выгоню с волчьим билетом, так и знай. Все, разговор окончен.

Аркадий вышел, а через два дня подал заявление об уходе.

Месяц он проторчал дома. Деньги кончились и надо было решать, как жить дальше. Впрочем, решение пришло само собой. Спустя несколько дней ему позвонил один из его бывших пациентов, попросил разрешения подъехать, о чем-то переговорить. Они встретились на следующий день. Оказалось, что у его знакомой проблема, которую он хотел бы решить, но она столь деликатного характера, что не знает с чего начать. Аркадий не сразу понял в чем суть дела, и лишь спустя полчаса, после путаного рассказа гостя тот, наконец, прямо заявил, что его сестре нужна почка для пересадки, ждать значит обречь сестру на верную смерть. И поэтому он готов хорошо заплатить, если Аркадий ему поможет решить эту проблему.

Аркадий хотел было послать бывшего пациента куда подальше, но, подумав, неожиданно сказал, что подумает как помочь его сестре. Это и положило начало новому жизненному пути, который на несколько лет определил деятельность Аркадия. Уже через два месяца он завел знакомства, а спустя короткое время устроился в больницу, где шла достаточно бойкая незаконная торговля донорскими органами. Они продержались почти два года, пока их бизнес не прикрыли. Ему чудом удалось избежать наказания, но с Питером пришлось расстаться раз и навсегда, и он перебрался в Тверь.

Захолустный по его понятиям городок был лишь транзитом для переезда в Москву, но для этого нужны были деньги. Вот тут-то на горизонте и появился Борис с проектом, который сулил в перспективе огромные деньги, квартиру в Москве, машину и все остальное. Аркадий воспринял это как само собой разумеющееся и без колебаний сделал новый шаг в своем движении на пути, который вел либо к заветной мечте разбогатеть, либо прямо в Ад.

Аркадий потянулся, спираль его жизни как-то странно скрипнула и оборвалась, и он заснул мертвецким сном, забыв на время обо всем, что было и что ждет его впереди.

Павел сидел в своем кабинете все еще находясь под впечатлением новости, которую ему только что сообщила Лиза.

— Нет, надо же, майор её дядя, а никто об этом, в том числе и он, не знает. Впрочем, наверняка кто-то и знает, только не он. А Лиза, какова, молчала как партизан и ни слова.

В этот момент мобильный телефон замурлыкал знакомую мелодию. Павел вытащил телефон и посмотрел на экран. Звонил Волин, номер которого он уже занес в блокнот.

— Алло.

— Павел, привет, это я, Артем. Слушай, я завтра возвращаюсь, ты часам к десяти, подгребай ко мне.

— Что-нибудь раскопали?

— Так, мелочь, но все же хоть что-то чем ничего.

— А что мне начальству доложить?

— Просто отметься и все, я приеду и все улажу, возможно, тебя к нам заберут.

— В смысле?

— В прямом. Ты что, до пенсии хочешь сидеть в своем отделении?

— Да нет, я как-то об этом не думал, и вообще…, — он чуть не брякнул насчет Лизы, но вовремя остановился и добавил, — Я все понял, завтра буду в десять.

— Добро, до завтра.

Павел щелкнул крышкой и задумался.

— Ну и денек выдался, лучше не придумаешь, одна новость за другой. То-то еще будет впереди. Честное слово, с ума сойти можно.

Остаток дня прошел гораздо спокойнее, чем утро, и когда Лиза заглянула в его кабинет и спросила, не собирается ли он домой, он живо убрал папку с делом в сейф, и тут же собрался.

Они вышли на улицу. Теплый вечер высветил звезды на небе и на душе было легко и спокойно.

— Какие на сегодня планы? — спросил он.

Лиза рассмеялась и ответила:

— То же самое я хотела спросить у тебя.

Они уже вышли за ограду райотдела и направились по дорожке вдоль пятиэтажек, которые должны были скоро снести. В палисадниках росли деревья, а возле одного из домов была выложена красивая клумба из камней и посажены цветы. Павел держал Лизу за руку и не знал что сказать. Вернее, он знал, но слов было так много, что они нагромождались друг на друга, а хотелось выделить главные слова, те, которые отразили бы смысл всех остальных. Но вместо этого он произнес:

— Волин звонил с Петровки, меня вроде как хотят забрать туда работать, — произнес он, с грустью в голосе.

— На Петровку, здорово. Значит, ты им понравился. Слушай, Паша, ты прямо растешь не по дням, а по часам. Глядишь, через год повышение дадут.

— Брось Лиз, я серьезно.

— И я серьезно, радоваться надо, а ты?

— Так ведь там тебя не будет, чего же мне радоваться.

Она остановилась.

— Ты серьезно?

— Конечно.

— Глупый, я действительно рада, что у тебя так здорово все складывается. А то что видеться не будем, так ведь это только на работе, не так ли?

— А разве может быть иначе?

— Тогда о чем грустить, наоборот, это надо отметить.

— Точно, а как?

— Тебя же повысили, тебе и предлагать.

— Еще нет, может еще все изменится или начальство не отпустит.

— Брось. Раз твой Волин намекнул, значит все решено, а стало быть твое повышение дело времени.

— Ты так считаешь?

— Конечно.

Павел подумал и вдруг, произнес:

— А как ты смотришь, если мы отметим у меня дома и я познакомлю тебя со своими родными?

— Как, прямо сейчас?

— Ну да, а что такого?

— Да нет, во-первых я в форме, и вообще, надо подготовиться. Представляю как они воспримут меня в таком наряде.

— Очень даже хорошо воспримут, уверяю тебя. И потом, рано или поздно надо познакомиться, а следующий черед будет мой.

— Ты считаешь, что в таком наряде я не очень их шокирую?

— Совершенно нет, ты не знаешь моих предков, особенно батю, мировой мужик.