Выбери любимый жанр

Легенда об Уленшпигеле - де Костер Шарль - Страница 87


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

87

– Этих сорванцов надо скорее разнять, – сказала старуха Стевен, – они до того у меня тут разбуянились, что как бы им на виселицу не угодить.

– Пусть только попробует разнять, – вскричал Уленшпигель, – мы его булыжник заставим жрать!

– Да, мы его булыжник заставим жрать, – подтвердил Ламме.

– Baes нас спасет, – сказал Уленшпигель на ухо Ламме.

Baes, догадавшись, что за этой дракой что-то кроется, поспешил в нее сунуться. Ламме шепотом спросил его:

– Ты вызволишь нас? А как?

Baes тряс для вида Уленшпигеля за уши и чуть слышно приговаривал:

– Семеро за тебя заступятся... Силачи, мясники... А я отсюда тягу... Меня весь город знает... Я уйду – кричи: ’Т is van te beven de klinkaert... Чтоб все здесь разгромить!..

– Хорошо, – сказал Уленшпигель и, поднявшись, дал ему пинка.

Baes ответил тем же.

– Лихо бьешь, пузан, – сказал Уленшпигель.

– Как град, – отвечал baes и, выхватив у Ламме кошелек и отдав его Уленшпигелю, сказал: – Ну, мошенник, я тебе вернул твое достояние – теперь угощай меня.

– Так и быть, угощу, мерзавец ты этакий, – согласился Уленшпигель.

– Ну и нахал! – заметила старуха Стевен.

– Я, моя ненаглядная, такой же нахал, как ты – красавица, – отрезал Уленшпигель.

А старухе Стевен перевалило уже за шестьдесят, лицо у нее все сморщилось, как сушеный кизиль, и пожелтело от злости. Нос у нее напоминал совиный клюв. В глазах застыло алчное выражение. В иссохшем ее рту торчало два клыка. На левой щеке багровело огромное родимое пятно.

Девицы захохотали и начали над ней потешаться:

– Красавица, красавица, налей ему! – Он тебя поцелует! – Сколько лет прошло с твоей первой свадьбы? – Берегись, Уленшпигель, она тебя съест! – Посмотри ей в глаза – они горят не злобой, а любовью. Как бы она тебя не закусала до смерти! – Не бойся! Все влюбленные женщины кусаются. – Ей нужен не ты, а твои денежки. – Какая она у нас нынче веселая!

И точно: старуха Стевен смеялась и подмигивала Жиллине – потаскушке в парче.

Baes выпил, расплатился и ушел. Семеро мясников понимающе переглядывались со старухой Стевен и сыщиками.

Один из них жестом дал понять, что считает Уленшпигеля дурачком и сейчас его оплетет за милую душу. Показав старухе Стевен язык, отчего та расхохоталась, обнажив свои клыки, он шепнул Уленшпигелю:

– ’Т is van te beven de klinkaert. (Пора звенеть бокалами.) – И, указывая на сыщиков, громко сказал: – Любезный реформат! Мы все на твоей стороне. Выставь нам вина и закуски!

А старуха Стевен хохотала до упаду и, как скоро Уленшпигель поворачивался к ней спиной, показывала ему язык. А Жиллина, тварь, разряженная в парчу, тоже показывала язык.

А девицы шушукались:

– Посмотрите на эту наушницу: пленяя своей красотой, она послала на мучительную пытку и на еще более мучительную казнь двадцать семь реформатов. Жиллина заранее облизывается при мысли о том, сколько ей дадут за донос, а дают ей сто флоринов из наследства ее жертв. Но радость ее меркнет, когда она думает, что надо будет поделиться со старухой Стевен.

И сыщики, мясники, девицы – все, издеваясь над Уленшпигелем, показывали ему язык. А Ламме побагровел от злости, как петушиный гребень, пот с него катился градом, но он молчал.

– Выставь нам вина и закуски, – сказали мясники и сыщики.

– Ну-с, моя ненаглядная, – снова позвякивая монетами, обратился Уленшпигель к старухе Стевен, – раз такое дело, давай нам вина и закуски, а вино мы будем пить в звонких бокалах.

Тут девицы снова прыснули, а старуха Стевен опять показала клыки.

Со всем тем она сходила в кухню и на погреб и принесла ветчины, колбасы вареной, яичницы с колбасой и звонкие бокальчики, названные так потому, что они стояли на ножках и при малейшем толчке звенели, как колокольчики.

И тогда Уленшпигель сказал:

– Кто хочет есть – ешьте, кто хочет пить – пейте!

Сыщики, девицы, мясники, Жиллина и старуха Стевен от радости затопали ногами и забили в ладоши. Потом все расселись: Уленшпигель, Ламме и семь мясников – вокруг большого почетного стола, а сыщики с девицами – вокруг двух небольших столиков. И принялись пить и есть, громко чавкая, а тем двум сыщикам, что оставались снаружи, их товарищи предложили тоже принять участие в пирушке. И из котомок у этих двух сыщиков торчали веревки и цепи.

А старуха Стевен высунула язык и, хихикнув, сказала:

– Отсюда никто не уйдет, не расплатившись!

И тут она заперла все двери, а ключи положила в карман. Жиллина подняла бокал и сказала:

– Птичка – в клетке. Выпьем по этому случаю!

А две девушки, Гена и Марго, спросили ее:

– Ты опять кого-то предашь на смерть, злая женщина?

– Не знаю, – отвечала Жиллина. – Выпьем!

Но три девушки не захотели пить с нею.

Тогда Жиллина взяла виолу и запела:

Под звон моей виолы
Я день и ночь пою;
Мой норов развеселый:
Любовь я продаю.
Астарта захотела
Свой пыл в меня вдохнуть —
В божественное тело,
В трепещущую грудь.
Полна мошна тугая?
Пусть ливень золотых
Прольется вмиг, сверкая,
У белых ног моих.
Мне мать – нагая Ева,
Отец мне – сатана.
Твои мечтанья дева
В явь обратить вольна.
Я буду робкой, властной,
Холодною, шальной,
Стыдливой, сладострастной —
Что хочешь, дорогой!
Все продается ныне:
Терзанья, благодать,
Душа и взор мой синий...
Могу и смерть продать!
Под звон моей виолы
Я день и ночь пою,
Мой норов развеселый:
Любовь я продаю.

И пока Жиллина пела, она была так хороша, так мила, так обворожительна, что все мужчины – сыщики, мясники, Ламме и Уленшпигель – были растроганы и, околдованные ее чарами, молча улыбались.

Но вдруг Жиллина расхохоталась и, взглянув на Уленшпигеля, сказала:

– Вот как заманивают птичек в клетку!

И чары ее мгновенно рассеялись.

Уленшпигель, Ламме и мясники переглянулись.

– Ну как, заплатите вы мне? – обратилась к Уленшпигелю старуха Стевен. – Заплатите вы мне, мессир Уленшпигель, молодец по части добывания жира из проповедников?

Ламме хотел было ей ответить, но Уленшпигель сделал ему знак молчать и сказал старухе Стевен:

– Мы вперед не платим.

– Я свое получу из твоего наследства, – ввернула старуха Стевен.

– Гиены питаются трупами, – отрезал Уленшпигель.

– Да, да, – вмешался один из сыщиков, – эти двое ограбили проповедников – больше трехсот флоринов! Жиллине есть чем поживиться.

А Жиллина опять запела:

Купи лобзаний счастье,
Улыбок благодать,
Смех, слезы, сладострастье...
Могу и смерть продать!

И, смеясь, воскликнула:

– Выпьем!

– Выпьем! – крикнули сыщики.

– Выпьем! – подхватила старуха Стевен. – Слава тебе, Господи: двери заперты, на окнах крепкие решетки, птички в клетке – выпьем!

– Выпьем! – сказал Уленшпигель.

– Выпьем! – сказал Ламме.

– Выпьем! – сказали семеро.

– Выпьем! – сказали сыщики.

– Выпьем! – наигрывая на виоле, сказала Жиллина. – Выпьем за то, что я красивая! В сети моей песенки я могла бы самого архангела Гавриила залучить.

87
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело