Ивашкина помощь (Сказки) - Бондаренко Владимир Никифорович - Страница 2

— Бедный я, бедный, — говорит, — утром и дом у меня был, и дети, а теперь ни дома, ни детей. С какой стороны ни посмотри на меня, один я, как солнышко в небе.

И заблестели у Ежика слезинки на глазах. Увидел Ивашка — плачет Ежик, выдвинулся из-за сосны.

— Чего, Ежик, слезы льешь?

— Домик, Ваня, пропал у меня. Уходил — здесь стоял, и ребятишки лежали в нем, а вернулся — ни детей, ни домика.

— Твоему горю можно помочь.

— Помоги, Ваня, — закланялся Ежик. — Век тебя помнить буду. Дети у меня. Как же мне теперь без них, — и опять заблестели в его глазах слезы.

— Ладно уж, так и быть помогу, — сказал Ивашка.

Встал поудобнее, нос вперед выставил, будто воздух нюхает.

— О, — говорит, — с той стороны твоим духом потягивает. Там и искать твоих ребят надо. Идем.

Идет медвежонок, к воздуху принюхивается, ищет будто. Семенит за ним Ежик, приговаривает:

— Век тебя, Ваня, помнить буду.

А когда вывел его Ивашка к спрятанному домику, совсем Ежик раскис от радости. Ежат обнимает, Ивашке кланяется:

— Спаситель ты мой.

И ежатам приказал:

— Кланяйтесь ему, дети, это он помог мне отыскать вас, не то расти бы вам сиротами.

Кланялись ежата, пищали:

— Спасибо, Ваня, спаситель ты наш.

Шел Ивашка лесом к родной берлоге, и было у него светло на сердце: какое он, оказывается, доброе дело сделал — помог Ежику ежат отыскать.

Заболели у Бурундука зубы, тяжело ему стало орешки грызть. Попробовал камешком колоть их, лапки отшиб. Увидел, Белка по веткам кедровым скачет, позвал ее.

— Зубы, — говорит, — у меня болят. Давай, ты будешь орешки грызть, а я тебя буду кормить за это.

Согласилась Белка. Усадил ее Бурундук за стол, орешками потчует:

— Сперва сама поешь, а потом уж мне грызть будешь.

Наелась Белка, стряхнула скорлупки ореховые с груди, спрашивает:

— Сколько тебе на день орешков нужно?

— Да пятьдесят разгрызи и хватит мне, — сказал Бурундук и насыпал перед Белкой горку орешков. — И не спеши, я тебя не тороплю. Как управишься, так и ладно. Сам знаю — нелегкое это дело.

Подсела Белка к орешкам — хруп, хруп, — нахрупала пятьдесят штук, придвинула к Бурундуку:

— Ну вот, тебе на день хватит. Ешь, а я побегу поиграю.

Взбежала по кедру на макушку и ну по веткам скакать. И призадумался тут Бурундук, раскинул умом пошире. Нет, думает, шельмовство это: час работать, день гулять. Он думал, что Белка весь день будет ему орешки грызть, а она за полчаса управилась.

И сказал Бурундук Белке:

— Не нужна мне такая помощница: ты на меня всего полчаса трудишься, а я тебя весь день корми. Шельмовство это.

— Так я же тебе на весь день орешков нагрызаю, тебе же больше не надо.

— И все равно шельмовство это, — сказал Бурундук и прогнал Белку.

И теперь по всем дням сидит Бурундук у пенечка и колет на нем орехи камешком. Один раз попадет по ореху, а три раза по пальцам. Плачет от боли, а Белку не зовет: уж больно быстро она с работой управляется, за что ее кормить?

Жили по соседству Крот с Сусликом. Крот, бывало, зароется с обеда в землю и спит до утра. А Суслик, тот нет, тот обязательно вечернюю зарю проводит. Встанет на кургане желтеньким столбиком и стоит, посвистывает:

— Золотистая какая!

Поспит немножко ночью и опять на курган бежит — утреннюю зорьку встретить. Глядит на нее и присвистывает:

— Огневая какая!

Попытался один раз и Крот зарей полюбоваться. Сел вечером возле Суслика, глядит прямо перед собой и ничего не видит: глаза-то у него слепые. Поталкивает Суслика, спрашивает:

— Ну, какая она, заря-то, сегодня?

— Золотистая, как репа, — отвечает Суслик.

А Крот и репы никогда не видел. Спрашивает:

— А какая она, репа-то?

Сбегал Суслик на деревенский огород, принес репу.

— Вот такая, — говорит, — заря сегодня золотистая.

Повертел Крот репу в могучих лапах, сказал:

— Понимаю, — и полез в нору.

Утром он опять сидел возле Суслика. Захотелось ему и утренней зарей полюбоваться. Сидел, глядел прямо перед собой и ничего не видел. Поталкивал Суслика, спрашивал:

— Ну какая она, утренняя заря-то?

— У, она сегодня красная, как морковь, — отвечает Суслик.

А Крот и моркови-то никогда не видел. Спрашивает:

— А какая она, морковь-то?

Сбегал Суслик на деревенские огороды, принес морковину.

— Вот такая, — говорит, — красная заря сегодня.

Повертел Крот морковину в могучих лапах, откусил кусочек, почмокал губами, сказал:

— Вот теперь понимаю: заря круглая, как репа, и сладкая, как морковь.

Подружился Лось из Осинников с Лосем из Гореловской рощи и уманул его к себе жить.

— Вдвоем веселее. Разговаривать обо всем будем. И что во сне увидим, друг дружке рассказывать.

Лось из Гореловской рощи сначала отказывался, не шел.

— Я, — говорит, — здесь родился. Здесь у меня все свое. Каждая тропинка, каждое деревце знакомы.

— И у меня в роще все узнаешь, со всеми перезнакомишься. Разве это долго? Подошел, обнюхался — вот уже и знакомы.

И Лось согласился, пошел. И правда, быстро освоился в Осинниках: роща не лес, здесь все на виду. И все бы хорошо, но однажды попил он воды из озера да и говорит:

— Эх, поставить бы вон с той стороны две плакучие ивы, а вот здесь камень бы замшелый утвердить с выщербнутым боком, и было бы это озеро совсем как мое в Гореловской роще.

— Придумаешь ты тоже, — сказал Лось из Осинников. — Если с той стороны поставить плакучие ивы, а здесь камень замшелый утвердить с выщербнутым боком, тогда это будет уже твое озеро, а сейчас оно — мое. Понимаешь — мое.

Ничего на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то вскоре после этого проходили они мимо горы. Остановился он, задрал голову кверху и говорит:

— Эх, если бы этой горе да побольше лысинку, да вон там оврагом бы ее черемуховым разрезать, то была бы она совсем как моя гора у Гореловской рощи.

— Ну и придумал же ты опять, — сказал Лось из Осинников. — Да если эту гору побольше вылысить да черемуховым оврагом прорезать, то это уже будет твоя гора, а сейчас она — моя. Понимаешь — моя.

Ничего и на это не сказал Лось из Гореловской рощи. Только как-то проходили они по полянке, а он остановился вдруг и вздохнул.

— Эх, — говорит, — если бы вон ту березку переставить вот сюда, а эти дубки убрать и на их место поставить две сосенки, то была бы она совсем такой, как у меня в Гореловской роще.

— Послушай, ну что ты все выдумываешь? — сказал Лось из Осинников. — Ведь если ту березку переставить сюда, а на место этих дубков поставить две сосенки, то это уже будет твоя полянка, а сейчас она — моя. Понимаешь — моя.

— Вот и я об этом же думаю, — сказал Лось из Гореловской рощи. — Если здесь ничего моего нет, тогда зачем же я здесь? Понимаешь — зачем?

Сказал и пошел из Осинников в свою рощу. Сперва не быстро шел, но чем ближе подходил к родным местам, тем все машистее, шире шаг делал. Потом побежал…