Кожное лекарство (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 33

Остальные дети держались от мальчика на расстоянии, потому что знали, что он — сын женщины, живущей в хижине; женщины, которая, как все знали, была «больной на голову».

Дети шептались, что она ест крыс, змей и жаб — но бормотали они это только за спиной Джеймса Ли, ибо даже в школьные годы мальчик отличался взрывным и злобным характером.

Дети говорили о том, что у неё две головы — одной она ест, а другой разговаривает.

А может быть, они держались от Джеймса Ли подальше, потому что чувствовали, как от него исходит зло.

Поэтому он работал на ферме Коббов, убирая за свиньями, чистя загоны, собирая камни и рубя дрова.

Ему доставляло огромное, непонятное удовольствие наблюдать, как дядя Арлен отрубает цыплятам головы. Ему нравилось, как кровь фонтаном выплёскивается из их отрубленных шей, и как они, даже убитые, продолжают дёргаться.

— А люди так могут? — спросил он однажды. — Даже если умрут?

Дядя Арлен хотел ударить его, как делал много-много раз, но удержался и уставился на мальчика свирепыми, неумолимыми глазами.

— Запомни, малец… Если человек умирает — он умирает. Он не может ходить и говорить, а даже если бы смог…, - он запнулся и почесал бороду. — Нет, не может, малец. Просто не способен.

— Но…

— Никаких «но», малец! Вперёд, за работу! И не отлынивать!

Годы шли, Джеймс Ли рос. Дети продолжали его сторониться и держаться подальше, за исключением Роули Каммингса, который набрался смелости и сказал Джеймсу Ли, что он ни чуть не лучше той сумасшедшей женщины в хижине на холме. Он заявил, что скоро и сам Джеймс Ли будет пить мочу и спать со свиньями. И это непреложный факт.

Джеймс Ли, хотя и был на три года младше обидчика, прыгнул на него с шипением, как дикий горный кот. Он бил, пинал, кусался и царапался.

Оттащить его смогли только вчетвером.

Сначала его хорошенько за это выпорол школьный учитель Парнс, а затем — дядя Арлен; на следующий день из-за отёка мальчик мог еле-еле открыть глаза.

На что тётушка Маретта запричитала:

— Только не мой мальчик, только не мой милый маленький ангел Джимми Ли! Не трогай его! Не смей поднимать на него руку!

Поэтому дядя Арлен отстал от мальчишки и принялся взамен за свою жену.

А потом его отпустило.

Как и всегда, когда у него чесались кулаки, дядя Арлен поднимался на холмы и прихватывал с собой выпивку. А когда возвращался, ему становилось заметно лучше.

Дьявол бы изгнан.

* * *

Однажды ночью, когда они думали, что Джеймс Ли спит, он услышал их приглушённые голоса у плиты.

— Не хочу, чтобы этот парень когда-либо узнал, слышишь? — прохрипел он. — Он не должен знать, что эта женщина — его мать.

— Никогда-никогда, — закивала тётушка Маретта. — Джимми Ли, мой мальчик, моя гордость… Он ведь не похож на неё, ты же видишь! Он — моя плоть и кровь…

— Но это не так, женщина, — заметил дядя Арлен. — Там, откуда он родом… всё не так просто. Это неправильно.

Тётушка Маретта несколько минут переваривала то, что ей сказал дядя Арлен, но ей это не понравилось.

— Он мой, а не её! Разве ты не видишь? Господи, иногда мне хочется, чтобы она взяла и умерла!

— Она наша родственница, женщина.

— Не говори, что тоже этого не хочешь, Арлен Кобб.

— Иногда, да. Но… Чёрт, как это может быть? В этой хижине она делает то, что делает, и продолжает жить… Как это может быть, женщина? Как это может быть? Даже в лютый мороз она не замерзает насмерть? Как?

Тётушка Маретта лишь покачала головой.

— Проклята — вот и всё.

— Я беспокоюсь за этого мальчика… Ты же знаешь: он несёт в себе эту заразу. То, что есть в ней, есть и в нём. Кровь — не вода. Да и сама кузина Мэрилин, кажется, уже не человек. Весь род их проклят… Господи, глянь только на её старика — убил сам себя! А он, между прочим, был священником.

— Люди с востока, — подала плечами тётушка Маретта. — У них не всё в порядке с головой.

— Как и у нашего мальца. Ему нравится кровь, нравится убивать. Он несёт в своей душе эту заразу, как и его мать.

Джеймсу Ли было тринадцать, когда он это услышал. Но это было не в первый раз.

Он не знал всей истории, но к тому времени уже знал достаточно, чтобы сложить всё воедино.

Эта сумасшедшая женщина была его матерью, и они пришли с востока, из какого-то ужасного ведьминского поселения — из проклятого места, весь кошмар которого не опишешь словами.

По ночам он лежал, уставившись в потолок, и думал, думал…

Так или иначе, он собирался во всём разобраться. Он решил, что в первую очередь нужно подняться на холмы и увидеть… увидеть свою мать.

Ему было запрещено туда ходить, но иногда истина стоит хорошей порки.

* * *

Уже следующей зимой ему выдался такой шанс.

Сильная метель вонзила свои зубы в Озарк, и снег заметал окна, которые были плотно покрыты морозными узорами. Все щели были заткнуты тряпками, чтобы защититься от ветра, но в помещении по-прежнему было холодно. Холод набрасывался на тебя, как оголодавшая пума, стоило только отойти от очага.

Джеймс Ли расположился у огня и решал арифметические задачки при свете пламени свечи.

Его дядя и тётя сидели за деревянным столом; он — с трубкой, она — с вязанием.

Всякий раз, когда тётушка Маретта ловила его взгляд, она одаривала его ласковой лёгкой улыбкой, которая говорила о любви и доверии. Её взгляд, казалось, говорил: «Ты хороший мальчик, и я это знаю».

Всякий раз, когда дядя Арлен ловил его взгляд, он бросал на него жёсткий, испепеляющий взгляд, который говорил совсем другое: «Не забывай о своих школьных занятиях, мальчик, и хватит уже, чёрт возьми, мечтать!»

Поэтому Джеймс Ли сидел на полу и писал.

Хижина представляла собой бревенчатый дом с дощатым полом и закопченными балками, перекрещивающимися над головой. Там же был и запертый чердак, но теперь, когда Мэрилин жила в старой хижине, им никто не пользовался.

В углу стояла чугунная печка, в которой горел огонь. На ней кипятились два котелка с водой.

В воздухе пахло древесным дымом, горелым жиром и кленовым сиропом.

Пока тётушка Маретта отмывала посуду — синие в крапинку тарелки и жестяные чашки — дядя Арлен кашлянул. Он всегда так делал, когда хотел высказать то, что было у него на уме.

— Ну что, малец, — произнёс он, — готов к новому поручению? Готов бросить вызов ночи и снегу?

Джеймс Ли захлопнул книгу. Он никогда ещё так не было готов.

— Конечно, дядя.

— Отлично, тогда слушай. Отправляйся в коптильню, окорока там уже должны были поспеть. Возьми один из них — но не самый большой, заверни в кулёк и отнеси мисс Ливи, которая живёт на главной улице.

Он набил трубку табаком.

— Она была к нам добра, и мы будем добры к ней. Ну что, справишься?

— Конечно.

— Тогда беги.

Снаружи было очень холодно; снег завивался и свистел вокруг хижины, но Джеймс Ли знал, что справится.

Подойдя к коптильне, он откопал заметённую снегом дверь, вошёл внутрь и запаковал окорок.

Он пробирался через сугробы и метель к дому мисс Ливи.

Она забрала окорок и заставила Джеймса Ли выпить перед уходом чашку горячего ромашкового чая.

На обратном пути он срезал дорогу через лес.

Он знал, куда идёт.

Он знал, что должен увидеть.

С сосен над головой падали снежные хлопья, и воздух, казалось, промёрз насквозь. Дыхание замерзало на губах мальчика; диковинные тени окружали его плотным кольцом.

Но Джеймс Ли чувствовал, что способен справиться с чем угодно.

Он крепко сжимал в руке масляную лампу и зажёг её только тогда, когда впереди замаячила хижина.

Запретная хижина.

Втянув в лёгкие холодный воздух и сжав кулаки, он подошёл к лачуге.

Он стоял снаружи, заносимый снегом, и думал о том, что ещё не поздно повернуть назад. Совсем не поздно.