Роддом. Сценарий. Серии 17-24 - Соломатина Татьяна - Страница 2

Хватает её за ногу, тянет на себя. Со стороны Панина на тумбочке стоят фотографии, пепельница, он вроде-бы-нечаянно смахивает всё на пол, подтаскивая Мальцеву к себе. Разгромная сексуальная прелюдия.

(ЕВГРАФОВ.)

Евграфов крушит комнату Чекалиной. Переворачивает стол, обваливает старый тёткин буфет – с грохотом бьётся разнокалиберная посуда, падают стулья. Его взгляд утыкается в фотографию Чекалиной (из 1-й серии, в общаге, но теперь фотография в рамке), стоящую на подоконнике. Хватает её. Движение: разбить. Резко тормозит на разгоне. Подносит к лицу. Смотрит. Целует. Прислоняется к ближайшей стеночке, сползает по ней, закрыв глаза и прижимая к груди фотографию. Всё, текущий адреналин израсходован.

(ПАНИН, МАЛЬЦЕВА.)

Финал акта. Панин не может сдержать себя. Кончает. Он целует её, горячо шепчет:

ПАНИН

Прости, прости! Я так скучал по тебе. Дай мне пять минут…

Её выражение лица из слегка недовольного превращается в хулиганское, глумливое. Панин сейчас так нежен, так уязвим, с обожанием ласкает её. Она с издёвкой:

МАЛЬЦЕВА

Матвей себе никогда такого не позволяет.

Оскорблённо-самцовый рык Панина, он хватает Мальцеву за горло двумя руками и слегка сдавливает. В её глазах – ни капли испуга, скорее – насмешливый щенок, осознающий полную власть над хозяином (ох, не превратить бы всё это из тонкой жизни лимбической системы в бордель!)

ПАНИН

Придушу! (ослабляет захват)

МАЛЬЦЕВА

Но не сегодня?

ПАНИН

Не сегодня.

Панин сваливается с неё. Она протягивает руку к своей тумбочке – там пачка сигарет, зажигалка, пепельница. Прикуривает. Затягивается. Передаёт сигарету Панину. Смотрит на «его» тумбочку – оттуда всё свалено. Чуть недовольно хмурится. Берёт пепельницу со своей тумбочки, ставит – грубо, – ему на живот, выражая таким образом своё недовольство тем, как он поступил с вещами на тумбочке «его» стороны.

(ЕВГРАФОВ.)

Всё так же сидит на полу, прижимая фотографию к груди. Открывает глаза. Аккуратно откладывает фотографию на пол, изображением вниз. Хриплым сдавленным шёпотом:

ЕВГРАФОВ

Не сегодня.

Нашаривает в карманах пачку сигарет, зажигалку, прикуривает, глубоко затягивается. Окровавленные пальцы.

(АЛИНА.)

Алина, одетая, с сумкой через плечо, – второпях пьёт кофе, дожёвывая бутерброд. Стоя. Очень тихо и аккуратно ставит чашку на блюдце. Раздаётся ор младенца. Алина недовольно кривит лицо. Выходит из кухни.

(АЛИНА, СЫТИН.)

Сомнамбулой встаёт с постели Сытин, на автомате берёт из кроватки хнычущего младенца. Не просыпаясь, садится, укачивает. В комнату заходит Алина, видит картину. Подходит. Целует Олега в лоб. Говорит шёпотом:

АЛИНА

У меня плановая операция. Дождись няню…

Олег, не просыпаясь:

СЫТИН

Угу.

(РАМИШ, ТАБАК, ПРОХОЖИЕ.)

Там, где Рамиш познакомилась с Табаком. Прогуливаются под ручку. (Табак со скрипочкой.) Подходят к тому самому месту, где Табак шарахнул гопника. Табак тормозит. Глубокомысленное лицо.

РАМИШ

Это ненормальный для меня образ жизни: рестораны по ночам. Хотя я очень благодарна тебе. В роддоме такое… Не знаю, что и будет!

Табак становится на одно колено, откладывает скрипку, достаёт из кармана коробочку, раскрывает, протягивает Рамиш.

ТАБАК

Яна Владимировна, я люблю вас и прошу стать моей женой!

Яна смотрит на него с откровенной открытой чистой радостью. Но тут же гасит её, нацепляя маску «роковой женщины». Слегка ехидна в сторону «подающих надежды» (Алины и Чекалиной, разумеется!)

РАМИШ

Это так неожиданно! Я должна подумать! … В мои планы не входит беременеть и рожать. Как опрометчиво сделали все… подающие надежды!

Принимает коробочку, рассматривает кольцо.

ТАБАК

Кольцо моей покойной матери. Отец очень любил её.

Рамиш слегка кривится.

РАМИШ

Я не хочу носить украшение мёртвой женщины. Даже если она твоя мать!

ТАБАК

Это не украшение. Больше! Символ. Обручальное кольцо…

У Рамиш всё ещё скептическая мина. Табак меняет тактику.

ТАБАК

Два карата…

Рамиш внимательней рассматривает кольцо. Вынимает из коробочки. Надевает на палец. Ведёт себя слегка манерно.

РАМИШ

Да?.. Могу сегодня не пойти на работу. Не хочу портить день нашей… помолвки!

(ЕВГРАФОВ.)

Спит на полу, одетый. Рядом недопитая бутылка водки. Открывает глаза. Смотрит на наручные часы. Вскакивает. Затем, опомнившись: «зачем теперь всё это?!» – горько усмехается. Допивает бутылку. Снова ложится на пол, закрывает глаза.

(МАЛЬЦЕВА, ПАНИН.)

Мальцева открывает глаза, уже светло. Ахает, толкает Панина, чуть не ногами его сталкивает с постели.

МАЛЬЦЕВА

Панин! Ты чего здесь?! Ты хоть Варваре позвонил?!

Панин просыпается, и сразу к Мальцевой, с однозначно понятными намерениями.

ПАНИН

В деревню всех отправил, к её мамаше.

Мальцева, глянув на часы, отталкивает Панина:

МАЛЬЦЕВА

Всё, вали! Тебе на работу. Новую! Неприлично опаздывать в первый рабочий день, даже если ты начальник. Особенно если ты начальник. Там у них сейчас и так забот… Дежурная Скорая вчера донесла. Сам слышал.

Выталкивает его с постели на пол.

(КУЛИКОВСКИЙ, БЕЛЯЕВ.)

Беляев сидит за «совещательным столом». Куликовский смотрит в окно, сцепив руки за спиной в замок. Чувствуется, что пауза затянулась. Взгляд Куликовского, направленный вроде на улицу, а вроде и в никуда, – сложен. Беляев шевелится, негромко прочищает горло, напоминая, что он здесь. Без эффекта. Беляев, ещё грузно поёрзав, отчётливо откашливается.

БЕЛЯЕВ

Михаил Александрович!