Несломленная (СИ) - Лель Агата - Страница 46

Костя снова взял бутылку и, пролив добрую половину, кое-как наполнил стакан.

Удручающая картина. Сердце кровью обливалось при виде его такого.

— Кость, пожалуйста, больше не стоит пить, на тебя смотреть больно…

— Больно — не смотри, — выпив содержимое, с громким стуком ударил тяжелым дном стакана о стол. Потянувшись за заветренным куском сыра, задел локтём пустую бутылку. Та, не удержав равновесия, упала, позвякивая, быстро покатилась по заляпанной скатерти и через секунду вдребезги разлетелась, ударившись о кафельный пол. Кот тут же подбежал, обнюхивая осколки. Костя даже глазом не повёл. Думал о чем-то своём, медленно выдыхая дым скуренной уже практически до фильтра сигареты.

Надо было что-то сказать, извиниться, попытаться объяснить, оправдаться наконец, но слова застряли где-то в горле — невозможно было произнести ни звука.

— А ведь я влюбился в тебя, как последний кретин, — нарушил он гнетущую тишину. — Сразу же, как только в офис вошла. Зарекался ведь впредь больше не впускать никого в душу, фильтровать чувства, и все к чертям собачьим, стоило тебя только увидеть. Никогда не думал, что так вообще бывает: смотришь на человека и понимаешь — моё! Ты колючая вся такая поначалу была, помнишь, как послала, когда предложил проводить в первый день? «Губу закатай, я сюда не романиться пришла», — лицо его чуть посветлело. Улыбнулся, а в глазах боль. — Сразу понял, что просто с тобой не будет, решил не давить, не брать напором, друг — значит пока только друг. Сам после развода не быстро отошёл. А надо было давить, наверное. Брать нахрапом. Хорошие парни мало кому нравятся, а вот если ты подонок, изменяющий жене, то да, на таких сразу вешаются. Прямо нарасхват. Парадокс. Я-то думал, что ты не такая… Все вы такие! — сказал, словно камнем бросил. Смотрел прямо в глаза, обвиняюще, зло. — Он же использует тебя, неужели ты настолько слепая?

— Всё намного сложнее, чем ты думаешь… Не нужны мне его деньги, квартиры и прочее, плевать я хотела! Просто… у меня к нему любовь… есть… Была…

Почему-то эти слова о любви самой показались фальшивыми. Как будто клещами вытянула, и отклика в душе никакого, просто слова.

— Тогда зачем говорила, что с ним всё кончено? Зачем подпустила меня к себе? Из жалости? Видела же, что я по тебе сохну! Когда ты замутила с этим… — запнулся, подбирая слово, — … я попробовал тебя забыть, отстраниться, попытался построить что-то с Ленкой, думал, что с глаз долой и из сердца вон. Как бы не так! Мне так хреново не было даже после измены жены. Потому что мог от нее подлость ожидать — натура такая, а тебе я верил! Какими ты глазами смотрела в ту ночь, что ты мне тогда говорила… Ну невозможно же врать настолько искусно! Я видел, что небезразличен тебе, действительно думал, что с ним точка… А ты снова к нему побежала, стоило ему только пальцем поманить.

— Но ты мне правда небезразличен! — пролепетала настолько жалко, что самой стало противно.

— Да ладно? — чуть приподняв бровь, криво усмехнулся. — Его ты любишь, я небезразличен. Разберись уже, чего и кого ты на самом деле хочешь.

Его слова, как пощёчины, больно ударяли, оставляя жгучий след. Самое ужасное, что он был прав, прав во всём.

Через силу взяв себя в руки, попыталась исправить ситуацию, донести ему то, что творится на душе:

— Пожалуйста, дай мне немного времени. Я запуталась! Раньше я искренне верила, что испытываю к Марату не просто привязанность, а что-то большее. Именно он помог мне прийти в себя после тяжёлого разрыва с Ноем, вернул уверенность, что я могу нравиться мужчинам, могу быть желанной. Но в прошлую пятницу всё изменилось… После той ночи ты… стал мне гораздо ближе. Я поняла, что к тебе у меня тоже проснулись чувства, которым я пока не могу дать определение. Ты мне очень нужен, очень! Прошу тебя, не руби с плеча. Ты даже не представляешь, что у меня сейчас происходит внутри…

— Не драматизируй. "Чувства!". Смешно даже слушать. И если тебе нужно время — ради Бога, у тебя его полно.

— Ты это о чём? — на душе неприятно заскребло.

— О том, что я в эти игры больше не играю. Сходитесь-расходитесь, спускай с рук все его загулы, бегай за ним как собачонка — мне теперь плевать, — небрежно махнул рукой, давая понять, что разговор окончен.

— Кость, прошу тебя…

— Уходи.

— Кость…

— Уходи!!!

Глаза пылали гневом, обидой, разочарованием. Как мне хотелось подойти, стиснуть его в объятиях, найти те нужные слова, что хоть как-то оправдали бы мой поступок. Моё предательство. Но я ничего не сделала. Я просто развернулась и ушла.

Часть 51

Обняв подушку, прорыдала весь вечер.

Я корила себя за малодушие и патологическую неспособность принимать правильные решения. За свою мягкотелость. За то, что позволяю Марату так собой манипулировать. Ведь когда я поднималась к нему в кабинет в то утро понедельника, то была тверда в намерении разорвать эти отношения. Так почему же передумала? Почему так запросто поверила каждому его слову?

Да, он нашел хорошее оправдание, ловко обвинив во всем ревнивую секретаршу, но внутренний голос подсказывал, что он солгал, а я просто захотела поверить, потому что так проще. Потому что так не придется ничего менять, и пусть поезд дальше катится по ржавым рельсам по проторенной дороге.

Я очень испугалась, что из-за своей нерешительности потеряю Костю, остро ощутив, как сильно он мне необходим. Эта необъяснимая тяга к нему проснулась так внезапно и с каждой минутой становилась только сильнее.

Я много раз порывалась набрать его номер, но одергивала себя, понимая, что ему нужно время, чтобы остыть. Пусть подумает, протрезвеет. Завтра он придёт на работу, и я обязательно найду возможность с ним поговорить. Он всё поймет.

Но на работе он так и не появился. Когда утром в пятницу я вошла в офис и увидела его осиротевший пустой стол, ноги буквально подкосились. Исчезли все его вещи: блокноты, наушники, именная кружка, которую я подарила на день его рождения в октябре.

— Рита, а что с Линьковым? Он приходил, что ли? — обратилась к проходящей мимо коллеге, стараясь придать голосу будничный тон.

— Да, сегодня рано совсем пришел, часов в восемь, собрал свои безделушки. Оля из отдела кадров сказала, что они уже начали искать ему замену.

— Как замену?

— Ну вот так. Он же уволился.

— Уволился? — я не могла поверить своим ушам! Как, когда…

— Ага, написал по собственному. Уж не знаю, как только его Малиновский без двухнедельной отработки отпустил, — пожала плечами Рита и пошла дальше по своим делам, обнимая кипу папок-скоросшивателей.

Мир будто бы рухнул. Бессильно опустившись на стул, уставилась в одну точку.

Он ушёл. Из-за меня.

Сняв со спинки стула сумку, начала судорожно искать среди кучи барахла телефон и, не найдя, неаккуратно вывалила содержимое на стол. На пол посыпались монеты, помада, жевательная резинка «Орбит». Телефон. Вот он. Набрав номер, услышала привычное «абонент не отвечает». Покидав все мелочи обратно в сумку, резко сорвалась и пошла к выходу.

— Саш, ты куда это? Рабочий день через пятнадцать минут начинается! — взглянув на часы, возмутилась Рита.

— Голова болит, в аптеку, прикрой, ладно?

Через час (будь прокляты эти пробки!) уже стучала в его зелёную дверь. Только бы он был дома!

Услышав поворот ключа, облегчённо выдохнула. Дверь распахнулась. На пороге стояла тучная женщина в аляпистом платье и жёлтых резиновых перчатках до локтей. Подмышками расплылись мокрые круги, лоб покрывала испарина. Судя по суровому взгляду, она явно была чем-то недовольна.

— Вы по поводу квартиры? Я вас в одиннадцать ждала.

— Мне бы… с Костей поговорить… — робко проронила я, пытаясь заглянуть в комнату за её могучие плечи.

— Он съехал. И оставил бардак, между прочим. А мне теперь — пенсионерке на группе — убирай! А казалось бы — какой мальчик хороший, всегда вовремя платил, цветы поливал, даже розетки починил… — разошлась тётка, довольная, что нашла свободные уши.